— Френология, — индифферентно бросил Таубман. Его пухлое, хорошо выбритое лицо выражало скуку. В отличие от своего собеседника он положил глаз на секретарш.
Баррис бросил фото на стол.
— Неудивительно, что у них так много последователей. С организаторами, похожими на этих…
Он снова впился взглядом в крошечный фрагмент ленты сканера. Это было единственное, что можно было разглядеть. Был ли это тот же самый мужчина? Он не был полностью уверен. Только пятно, форма без очертаний. Наконец он снова вернул фото Таубману.
— Как его зовут?
— Отец Филдс. — Не спеша, Таубман перелистывал свою картотеку. — Пятьдесят девять лет. Профессия — электрик. Высококлассный эксперт. Один из лучших во время войны. Родился в Маконе, штат Джорджия, в тысяча девятьсот семидесятом году. Присоединился к Исцелителям два года назад, в самом начале движения. Один из основателей, если можно доверять информаторам, сообщающим об этом. Два месяца провел в Психологической коррекционной лаборатории в Атланте…
— Так долго? — бросил Баррис.
Он был поражен. У большинства людей на это уходило две недели. В такой передовой лаборатории быстро наступало здравомыслие — у них все было оборудовано по высшему классу, имелась любая известная ему медицинская техника, даже неизвестная, которую он видел лишь мельком. Всякий раз, когда он посещал это место, у него возникало сильное чувство страха, несмотря на его абсолютный иммунитет.
— Он убеждал, — заявил Таубман. — Исчез.
Подняв голову, он обменялся взглядами с Баррисом.
— Не прошел курс лечения.
— Два месяца и без лечения?
— Он был болен, — произнес Таубман со слабой насмешкой.
— Ранение, а затем хроническое заболевание крови. Что–то, связанное с радиационным облучением, полученным во время войны. Он уклонился от лечения, а затем в один прекрасный день смылся. Взял один из этих чертовых кондиционеров на стене, переоборудовал его при помощи ложки и зубочистки. Конечно, никто не знает, что он из него сделал, результаты эксперимента исчезли вместе с ним за стеной ограды. Все что нам досталось, так это детали, которые он не использовал.
Таубман уложил фото в картотеку. Указывая на вторую пленку сканера, он сказал:
— Если это тот же самый мужчина, значит мы слышим о нем впервые после его побега.
— Вы знали Питта?
— Немного. Приятный, довольно наивный молодой парень. Преданный своей работе. Женат. Попросился о зачислении на эту службу, так как нуждался в дополнительной месячной надбавке. Возможно, для того чтобы его жена могла обставить свою гостиную дубовой мебелью эпохи ранней Англии. — Таубман встал. — Все говорит о том, что здесь не обошлось без отца Филдса.
— Слишком плохо, что полиция запоздала, — посетовал Баррис. — Она всегда приезжает на несколько минут позже.
Он изучал Таубмана. Они оба практически равны по своему положению, их политика в подобных вопросах основывалась на взаимном уважении. Но он никогда не любил Таубмана, ему казалось, что тот всегда чересчур много внимания уделяет собственному статусу. И не интересовался теоретическими вопросами «Единства».
Таубман пожал плечами.
— Когда весь город против вас, это не так странно. Они блокировали дороги, перерезали связь, заглушили каналы видеофонов.
— Если вам удастся поймать отца Филдса, пришлите его ко мне. Я хотел бы лично допросить его.
Таубман тонко улыбнулся.
— Конечно. Но я сомневаюсь, что мы его поймаем.
Он зевнул и направился к двери.
— Это маловероятно, он очень хитрый.
— Что вы знаете об этом? — требовательно спросил Баррис. — Вы, кажется, знакомы с ним… почти на личной основе?
Не потеряв ни капли самообладания, Таубман ответил:
— Я видел его в лабораториях Атланты. Пару раз. Кроме того, Атланта является частью моего региона. — Он встретился с Баррисом взглядом.
— Вы полагаете, это именно тот мужчина, которого Питт заметил перед смертью? — спросил Баррис. — Человек, который организовал эту толпу?
— Не спрашивайте, меня, — ответил Таубман. — Пошлите фото и эту пленку «Вулкану–3». Спросите его.
— Вы знаете, что «Вулкан–3» отвечает не раньше, чем через пятнадцать месяцев, — заметил Баррис.
— Может быть, ему нечего будет сказать, — Таубман открыл дверь в холл. Телохранители–полицейские со всех сторон окружили его. — Хотя я могу сказать вам одно. Исцелители всегда преследуют одну и ту же цель. Все остальное пустая болтовня — вся эта чушь об их желании разрушить общество и уничтожить цивилизацию. Это необходимо лишь коммерческим комментаторам, но мы знаем, что в действительности…
Его оборвал Баррис.
— Они хотят разрушить «Вулкан–3». Они хотят выбросить его части к черту. Все, что сегодня происходит — смерть Питта, да и остальное, — это попытки уничтожить «Вулкан–3».
— Питт успел сжечь свои бумаги?
— Я полагаю да. Мы не нашли ни его останков, ни его вещей, ничего.
Дверь захлопнулась.
Выждав несколько минут, Баррис подошел к двери, открыл ее и выглянул, чтоб убедиться, что Таубман ушел. Вернувшись к письменному столу, он щелкнул переключателем внутреннего видеотайпа, соединившим его с местным монитором «Единства».
— Мне нужна Психологическая коррекционная лаборатория в Атланте, — начал он и друг, быстрым ударом ладони оборвал связь.
Он подумал: «Это тот образ мышления, который превратил нас в тех, кем мы сейчас являемся. Параноидальная подозрительность ко всем. «Единство“, — иронично размышлял он дальше, — некое единство, когда все и вся шпионят друг за другом, выискивая любой промах, любую ошибку. Разве друг за другом, был контакт с главой Исцелителей. Это ведь его работа — допрашивать всех, кто попался в руки. Именно он курирует персонал Атланты. Вот почему я сперва проконсультировался с ним. И тем не менее, тут есть человеческие мотивы. Он сам погружен в это, — мрачно отметил Баррис. — А что я? Каковы мои мотивы? Что побудило меня подозревать его? К тому же Язон Дилл уже в преклонных годах, и кто–то из нас скоро его заменит. И если мне удается что–то инкриминировать Таубману, даже если это будет одно подозрение в измене, без реальных фактов… А может быть, и мои собственные мысли не так уж чисты. Я не могу доверять себе самому, так как я тоже заинтересован — как и все мы, ведь на этом построена структура «Единства“. Лучше не поддаваться подозрениям, если я не могу быть уверен в своих мотивах».
Он вновь соединился с местным монитором.
— Да, сэр, — ответила девушка. — Ваш звонок в Атланту…
— Отмените его, — приказал он. — Вместо этого… — Он вдохнул. — Соедините меня с Управлением «Единства» в Женеве.
Пока его вызов проходил через десятки столов на всем протяжении канала в тысячи километров, он сидел с отсутствующим видом, потягивал кофе. Человек, который смог избегать психотерапии в течение двух месяцев, невзирая на усилия лучших медиков… «Интересно, сумел бы я сделать это. Сколько искусства, какое упорство!» — подумал Баррис.
Щелкнул видеоэкран.
— Управление «Единства», сэр.
— Начальник Северо–Американского отдела Баррис. — Произнес он ровным голосом. — Я хочу задать вопрос чрезвычайной важности «Вулкану–3».
Последовала пауза и затем голос зазвучал снова:
— Вам нужны какие–то данные первоочередной важности? Экран был пуст; он слышал только голос, и этот голос был настолько безразличен, что он не мог узнать, кто это. Вне сомнения, какой–то функционер. Безымянный винтик.
— Еще ничего не занесено в картотеку, — ответил он с явным нежеланием. Функционер, безымянный или нет, знал свою работу. Он был вышколен для этого.
— Тогда, — прозвучал голос, — вы должны сделать свой запрос в обычном порядке. — Послышался шелест перелистываемых документов.
— Время отсрочки, — продолжал голос, — сейчас составляет три дня.
Непринужденным, шутливым голосом Баррис спросил:
— А что «Вулкан–3» делает эти три дня? Разрабатывает новые шахматные дебюты?
Такое замечание должно было быть сделано в шутливой манере, ибо от этого зависел его скальп.
— Очень жаль, мистера Баррис. Положенное время не может быть сокращено даже для персонала вашего уровня.
Баррис начал обходной маневр.
— Тогда соедините меня с Язоном Диллом.
— Управляющий Дилл находится на конференции, — функционер вовсе не казался смущенным или озадаченным. — Его нельзя беспокоить по обычным делам.
Резким движением Баррис прервал связь. Экран померк.
Три дня! Чертова бюрократия раздутых организаций. Они взяли верх над ним. Они умели тянуть волынку.
Он рефлекторно взял чашку и отпил кофе. От холодного, горьковатого напитка он поперхнулся и выплеснул его; кофейник сразу же наполнил чашку горячим кофе.
