— Я ведь тоже поступал на иностранные языки...
— Знаю, ты говорил. Вот мы и пришли. Кстати, ты в каком номере?
Они остановились у гостиничного подъезда. Роберто что-то говорил. Видно было, что ему совсем не хочется уходить. Он поколебался немного и снова обратился к Виталию:
— Прости, иногда мне кажется, что ты слишком резко судишь о людях...
— Да? — удивился Виталий. — Впрочем, тебе явно хочется поговорить еще. Так ведь? Я бы не против, но сейчас не стоит. Не обижайся. Серьезные разговоры требуют большого времени. Будет настроение — что ж... А сейчас начало второго. Завтра в девять, как ты знаешь, вся группа выезжает в горы на съемку. Так что доброй ночи!
— Доброй ночи! — сказал Роберто. Они уже были в гостинице, шли по лестнице наверх.
Доброй ночи!
«Алушта, 18 августа
Дорогой Леня!
Получил твое письмо и сразу же отвечаю. У меня все идет хорошо. Никаких особых приключений не произошло. Все нормально. Мне режиссеры поручили небольшую роль, где нужно сказать всего две фразы. Я уже выучил их по-испански. Это в одном эпизоде. Но меня взяли на все время съемок, потому что им подходит моя «фактура». Просто буду стоять как один из бойцов и что-то делать. Вот такое мое кино.
Сразу, как приехал, я тебе уже писал о ребятах, с которыми живу в гостиничном номере. Некоторых ты видел, когда шли съемки в Киеве, в Луцких казармах. Но, понятно, я их за три дня не узнал, ты — тем более, хотя и приходил на съемки дважды.
Я не собираюсь становиться киноактером или кем-то в этом духе. Просто мне уже минуло шестнадцать лет, и меня не следует опекать как ребенка.
Как и обещал, я тебе буду описывать все и всех детально, чтобы ты был в курсе дела и мог говорить с моими родителями. Я им тоже пишу, понятное дело. Но рассказать им все я не могу, они просто не поймут. Да и не стоит с ними заводиться. А ты хоть и двоюродный брат, а может, ближе иного родного.
Ну ладно. С чего начать? Ага. Ты видел Роберто? Ну, этого парня, наполовину испанца. Я тебе писал о нем. Живу сейчас в одном номере с ним и еще с одним кубинцем, Винсенте Мадина. Он учится в университете. Смешной такой, долговязый, прыщавый и очень веселый. А русский знает неплохо, хоть иногда и делает комичные ошибки. Ну, этот еще ничего. А то у нас есть один, тоже кубинец, Эрнесто. Маленький такой, живой человечек. Ему уже лет тридцать. Но он как мальчик. С ним очень весело, потому что он очень забавно говорит. Все навыворот. И быстро, быстро. Слова путает, особенно рода и падежи. А вообще ребята все хорошие. Мне с ними интересно.
Я тут самый младший. А потом — Роберто. Ему восемнадцать, а затем все остальные. Самый старший у нас Виталий. Они с Роберто в последнее время все вдвоем ходят. Не в том дело, что вдвоем, а как-то на пару. А мне и Роберто нравится, и Виталий, и вообще здесь много интересных ребят. Но почему-то всегда неудобно начинать с ними разговор. Я все время чувствую, что моложе всех и что я такой худой. Мне кажется, меня обязательно спросят, сколько мне лет, кто я и что, или просто зайдет как-то об этом разговор, и они узнают, что я еще школьник, и не захотят со мной больше знаться. Ну, не то что не захотят знаться, а будут у них физиономии или разочарованные, или неприятно удивленные. И я, как только подумаю, что у них может возникнуть такое отношение ко мне, сразу теряюсь и стараюсь держаться на заднем плане.
Так вот, Виталий как-то подошел ко мне и говорит:
— А я думал, ты молдаванин, Сашко, или, скорее, даже армянин. А потом вижу, по-украински умеешь, наверное, отец откуда-то с Кавказа, а уж парень на Украине живет...
— Я живу в Киеве. Там и родился. Меня Микола Андриевич на улице нашел. Он меня так и кличет — «найденыш». Потому что шел я на пляж. Как раз экзамены кончились. А тут подходит какой-то человек и спрашивает: «Парень, ты не хочешь в кино сниматься?» Я думал, он шутит, ан вот что вышло.
Я Виталию сразу все рассказал. И даже о тебе, и как меня домой не пускали. Почему-то мне захотелось рассказать ему все. Как-то легче стало, когда он со мной поговорил. Я знаю, ты меня ругаешь сейчас, но я пишу тебе, как и обещал, всё, как оно есть на самом деле, как мы и договаривались, ничего не приукрашивая.
А Виталий говорит:
— Знаешь, у тебя — классический восточный тип лица. Ты еще похож на араба. Может, у тебя кто-то из далеких предков был бедуином, — и подмигнул мне.
Я сразу повеселел и рассказал, как в Киеве на улице ко мне подошли когда-то два араба и что-то говорили по-своему, а я отвечал, что ничего не понимаю. А они все удивлялись — действительно ли я не араб?
Вот так оно все. Сейчас половина одиннадцатого. Я сижу в гостинице. В комнате никого нет. А я решил не ходить сегодня на танцы, а писать письма. Потому что все наши ходят на танцы в Рабочий уголок, в лагерь Львовского политехнического института. Я там за эти десять дней уже раз пять был. Но страшно далеко идти обратно. Почти час. И потому теперь многие ходят на танцы в город. А сначала все — только туда.
Мы еще в первый день познакомились с девчатами из этого лагеря. Ну, такие все из себя студентки. Закончили первый курс. Из Львова. А Роберто просто не отходит от одной там, Леси.
Я уж и не помню, писал об этом или нет, но он просто умирает. И все знают и посмеиваются, а он девает вид, что не понимает, над чем. И как-то от него сразу отстают. Вот это характер.
Только с Виталием они о чем-то подолгу разговаривают. И с танцев всегда возвращаются вдвоем. Я как-то пошел с ними и все время чувствовал, что лишний, потому что они как будто чего-то при мне недоговаривали. Но все равно они относятся ко мне хорошо, и это приятно. Вообще ко мне все относятся приязненно. И костюмерша, и гримерша, и режиссеры, и ребята. Только иногда раздражает, что принимают меня за маленького. Вот Роберто так не воспринимает никто. А он ненамного и старше.
Ага, у нас в группе неожиданно появился еще один парень. Это приятель тех девчат — Марты, Леси и Зорины. Учится с ними. Он только что приехал в лагерь. Всего три дня. Опоздал, потому что будто бы выступал на спортивных соревнованиях. Зовут его Юрко. Такой беленький, крепенький. Глаза у него небольшие и какие-то очень лукавые, и когда он смеется, то они у него совсем превращаются в щелочки, и улыбка у него какая-то хитроватая, но очень симпатичная.
Я даю такое описание, потому что как раз за эту улыбку режиссер и взял его в группу. Они решили к нашей испанской группе присоединить еще советского танкиста. Ну, по сценарию он потом уже попадает к нам. И Каминский говорил, что ему нужен типаж, белокурый, для контраста, и такой, чтобы вызывал симпатию, ну и все такое прочее. Мы все, компанией отправились в этот Львовский политехник на танцы и подошли к нашим знакомым девчатам. Там нас уже все знают, они считаются наши знакомые, потому что Роберто всегда возле них вертится и Виталий часто с ним, да и я до кучи, ну и все такое.
А Юрко дружит с Зориной, одной из этих девушек.
Ну, мы подходим, а он с ними стоит, и все они чего-то хохочут. Радостные, в общем. Девчата говорили нам, что он приедет, и мы сразу догадались, что это и есть Зорькин приятель. Познакомили нас, и он оказался очень веселым парнем, очень остроумным, столько всяких шуток знает, анекдотов и прочего.
И с Роберто они мгновенно нашли общий язык, и с Виталием запросто. Через час мы уже болтали как старые знакомые. Я даже подумал, как легко живется людям, которые так сразу могут находить с другими общий язык.
А позже подошли наши режиссеры, и их тоже познакомили с Юрком. Он представился, но особого уважения или интереса к пришедшим не проявил и трепался дальше.
Каминский начал с ним о чем-то спорить, но просто не мог его переговорить, потому что Юрко все смехом, смехом. Все хохочут, и Каминский махнул рукой. Потом они с Соломко ушли, а под конец танцев Каминский говорит:
— Хочешь, Юрко, у нас сниматься?
— Не знаю. Не пробовал. Может, и хочу, — говорит Юрко.
— Ну так что, попробуем?
— А почему бы и нет?
Сделали пробу. Лицо фотогеничное. И все. Он уже у нас в группе.
Быстро перезнакомился с кубинцами, лучший их друг. И ко мне он по-доброму, и ко всем. Такой парень! А режиссер этот, Каминский, просто от него в восторге. И даже придумал для него дополнительный эпизод.
Ну вот, наверное, и все события.
Но нет. Еще одно. Вчера под вечер приехали мы со съемок. Измученные, вымазанные гримом, голодные. День был очень длинный. Жара. Мы все в военной форме. Страшная жара — а тут снимают бой. И все что-то не так. Целый день убили на каких-то пару метров общего плана, без эпизодов, а просто — идет бой. Но вот, приехали в гостиницу, расходимся по номерам, а тут администраторша высунулась из будки и зовет Роберто. Они уже нас всех знают. Он подошел удивленный:
— В чем дело?
— Приехала ваша сестра. Вот, оставила записку. Я сказала, что вы на съемках, а приедете в шесть...
Вижу — Роберто прямо в лице изменился. Странное выражение было у него тогда. Не то что не радость, а даже какой-то страх. Схватил записку, прочитал. Сказал администраторше: «Спасибо» — и в номер.
