— А почему бы и нет?
Сделали пробу. Лицо фотогеничное. И все. Он уже у нас в группе.
Быстро перезнакомился с кубинцами, лучший их друг. И ко мне он по-доброму, и ко всем. Такой парень! А режиссер этот, Каминский, просто от него в восторге. И даже придумал для него дополнительный эпизод.
Ну вот, наверное, и все события.
Но нет. Еще одно. Вчера под вечер приехали мы со съемок. Измученные, вымазанные гримом, голодные. День был очень длинный. Жара. Мы все в военной форме. Страшная жара — а тут снимают бой. И все что-то не так. Целый день убили на каких-то пару метров общего плана, без эпизодов, а просто — идет бой. Но вот, приехали в гостиницу, расходимся по номерам, а тут администраторша высунулась из будки и зовет Роберто. Они уже нас всех знают. Он подошел удивленный:
— В чем дело?
— Приехала ваша сестра. Вот, оставила записку. Я сказала, что вы на съемках, а приедете в шесть...
Вижу — Роберто прямо в лице изменился. Странное выражение было у него тогда. Не то что не радость, а даже какой-то страх. Схватил записку, прочитал. Сказал администраторше: «Спасибо» — и в номер.
Я спрашиваю, что стряслось, а он:
— Да так, родственница приехала. Принесло на мою голову. А что поделаешь? Приехала отдыхать в Алушту, знает, что я здесь, вот и пришла. Теперь начнет надзирать за мной, а потом — доклад дома. Не было печали!
— А что, она такая вредная? Сколько ей лет? — спрашиваю.
— Да не то чтобы вредная, а... просто мне она здесь ни к чему. Вполне взрослая женщина, самостоятельная, двадцати семи лет, блондинка. Так, ничего... Но мне, Сашко, не по себе. Это уж точно. Ну, ничего не попишешь. Она придет сегодня вечером. Посмотришь, если так интересно.
Я удивился, чего это он так дергается. Ну, приехала какая-то там двоюродная сестра. Ну и пусть. Оно, известно, родичи всякие бывают. Если бы ко мне приехала тетка Ева, не знаю, как бы я еще дергался. Потому что она меня сразу начала бы воспитывать, ну, ты знаешь. Даже тебе достается. А здесь — сестра. Это еще ничего. Пережить можно.
Вечером я ее увидел. Мы ужинали в ресторане. Сидели за столиком вчетвером — я, Роберто, Виталий и Юрко. Его тоже взяли в гостиницу, а путевка так и пропала. Он и там иногда будет ночевать, но сейчас съемки с утра, и мы на автобусе ездим в горы. Режиссёр его тоже поместил в гостиницу. Зоряна уже дважды сюда приезжала. Один раз с Лесей, а потом с Лесей и с Мартой.
Итак, мы сидим, а Роберто все на часы поглядывает. Ляля (так зовут его сестру) должна была прийти в восемь. Мы в чем-то там говорили, а Виталий шутил, мол, посватается к сестре Роберто, только жаль, что блондинка, а он предпочитает брюнеток. Все это почему-то очень нервировало Роберто, и он даже ничего не ответил Виталию, не отшутился.
Одним словом, появилась она в дверях ресторана, и Роберто сразу же вскочил и побежал к ней, попросив Виталия рассчитаться за него. Ничего из себя девушка, с высокой прической. Красивая фигура. На Роберто абсолютно не похожа.
Вскоре мы вышли из ресторана и тут же натолкнулись на них. Они стояли у выхода из гостиницы и о чем-то говорили. Вернее, говорил Роберто, а она только вставляла реплики.
У Роберто от напряжения даже складки залегли возле губ. Он точно отрубал каждую фразу. Но говорил спокойно. Когда увидел нас троих, сначала почему-то растерялся, посмотрел на Лялю, на нас. А уж потом сказал:
— Вот, познакомьтесь. Это моя двоюродная сестра Ляля. А это — мои друзья.
Мы познакомились и вместе гуляли целый вечер, потому что на танцы в тот день не выбрались. Ляля очень мне понравилась, да и другим как будто тоже. Она веселая и умная. Только все над Роберто подшучивала. А он молчал, иногда морщился. Весь вечер был непривычно хмурым и задумчивым.
Через три или четыре дня едем мы на несколько дней в Судак. Там есть совсем голые скалы. Говорил режиссер, что будут снимать эпизод, где нас расстреливают. Хотя до конца съемок еще порядочно, но сейчас отснимут последний эпизод, а уж тогда все остальные. Это потом все сведут воедино, смонтируют, склеят, и будет фильм. А сейчас надо снимать, потому что погода благоприятствует, а нам еще находиться здесь всего десять дней. Вернемся в Киев, там съемки будут продолжаться в павильонах.
Ой, ну все. Уже почти двенадцать, а ребят еще нет. Наверное, скоро придут. Но я уже хочу спать. Я написал тебе целый том. Придется клеить на конверт дополнительную марку.
Пиши мне, Леня, по этому самому адресу. Жду твоего письма с нетерпением. Поцелуй от меня Галю и маленького Вовку, а также, когда будешь у своих родителей, дядю Бориса и тетю Зою, а также моих папу и маму. Зайди или позвони и скажи им что-нибудь обо мне. Знаешь, как они тебя слушают.
Ну, па.
Целую тебя крепко.
Твой Сашко».
V
— Нет, я больше не могу, — сказала вдруг Ляля, поднимаясь и садясь. — Уже нет сил лежать — такое солнце, просто ужас, слишком сильно обжигает, надо слегка охладиться. — Но это была не главная ее мысль, и она продолжала: — Мальчики-девочки! У меня есть идея — давайте организуем культпоход в кино. Обычный такой, наш культпоход...
Ляля осмотрелась. Их компания заняла приличный кусок пляжа. Роберто, подставив солнцу спину, то ли спал, то ли нет, но так и не отозвался. Виталий негромко разговаривал с Юрко, Сашко и Мартой. Леся лежала навзничь, прикрыв лицо широкополой шляпой. Зоряна дремала рядом, спрятав плечи под полотенцем. Никто не отреагировал более-менее внятно, но Ляля не успокаивалась:
— Виталий, твой голос решающий. Ну? Марта! Юрко, Сашко! Ну что вы все такие вареные? А эти спят хоть бы что! На пляже спать нельзя, может случиться солнечный удар. Роберто, проснись!
— Успокойся, Ляля, я не сплю, и никакого удара со мной не случится, — прозвучал неожиданно четкий и резкий среди этого сонного царства голос Роберто.
Лялю слегка сбила эта реплика. Но она быстро овладела собой:
— Ну, как насчет кино? Там идет что-то французское, а ты как будто любишь французские фильмы...
— Пока что особого желания идти в кино я не ощущаю. Поживем — увидим. Я на твоем месте оставил бы людей в покое. Пусть каждый занимается чем хочет. Такое солнце. Пусть спят. И я сплю. Не трогай меня.
Роберто говорил, не меняя позы, и было странно, что такие четкие фразы доносились от вяло распластанного, сонного тела.
— Ну, как знаете, — сказала Ляля, и в голосе ее прозвучало сожаление. — Я просто хотела немного расшевелить нашу сонную компанию. Как хотите.
Ее голос звучал теперь подавленно, особенно последнее: «Как хотите».
Виталий прервал разговор:
— Понимаешь, Ляля, сейчас все так измучены солнцем, что решать что бы то ни было трудно. Даже насчет кино. Давай доживем до вечера, а там будет видно. У нас сегодня выдался свободный день, и все хотят солнца. Если бы сейчас привезли эту самую цветную пленку, так Каминский бросился бы искать нас и на пляже. Время идет. И такой солнечный день пропадает, Прямо тебе Испания... Вот купаться, я думаю, компания есть. Пошли, Ляля! — и протянул ей руку.
— Пошли, — с радостью согласилась она. Потом оглянулась: — Кто с нами? Сашко! Марта! Роберто!
— Пошли, пошли! Захотят — придут, а не захотят — как хотят, подрастут — захотят. — Виталий рывком поднял Лялю на ноги и бегом потащил ее к воде.
— Ой, осторожнее, я побью ноги, ой-ой... — вскрикивала Ляля, мчась за Виталием.
Потащились купаться и другие. Только Леся, Зоряна и Роберто остались лежать на песке. С моря доносились нестройные выкрики. Зоряна не выдержала:
— Леська, вставай, пошли купаться. Слышишь?
— Я не хочу. Оставь меня, — ответила Леся сонно. — Иди одна.
Зоряна уже сидела, щурясь от яркого солнца. Посмотрела на Роберто, распростертого рядом с Лесей, — он так и лежал на животе, уткнув голову в руки. Потом глянула на Лесю, скрывавшуюся под шляпой. Вздохнула и медленно пошла к воде.
— Ну, Юрко, не трогай! — вдруг долетел ее голос. А потом уже энергичнее: — А? Так? Ну, держись, я тебе сейчас задам!
Роберто и Леся лежали молча. Роберто приподнял голову и посмотрел на девушку. Та не двигалась.
Посторонний человек удивился бы совсем не сонному, острому и настороженному выражению его лица. На Лесю, которая лежала совсем рядом, он смотрел так, будто она находилась где-то далеко, или так, словно хотел рассмотреть что-то сквозь внешнюю, телесную ее оболочку. Смотрел и не отводил взгляда. Мгновение растягивалось, Роберто сам уже не знал, сколько времени смотрит, ему не хотелось опускать глаз, но откуда-то изнутри поднялся страх, что Леся перехватит вдруг его взгляд. И он снова опустил голову на руки.
Какое-то время они лежали неподвижно. Но вот Роберто опять поднял голову и, выпрямив руку, — казалось, он устраивается поудобнее, — положил ее чуть впереди себя, как раз так, чтобы она коснулась Лесиного тела.
Леся лежала молча, никак не реагируя, не показывая, что она воспринимает или чувствует хоть что-нибудь. Но в этом покое, в абсолютной неподвижности ее гибкого тела ощущались напряжение и незаметная внутренняя собранность.
