В ту ночь они долго не спали, рассказывая друг другу разные случаи из жизни, пока Андрей не взмолился:
— Ладно, летчик, давай на боковую.
Чуть свет Валерка толкнул Андрея в бок своим остреньким кулачком:
— Вставай, лежебока.
— Куда в такую рань? — недовольно пробормотал, приоткрыв один глаз, Андрей.
— Вставай скорей, чудо проспишь.
Они быстро оделись и убежали на речку.
Речка была маленькая, ее можно было запросто перепрыгнуть, но в одном месте она делала крутой изгиб, и там образовалось что-то вроде омута. В его темной воде плескались и колобродили мелкие рыбешки.
— Да ты не туда, не туда смотри! — крикнул Валерка и показал рукой на алеющий восток: — Сейчас пойдут!
— Кто пойдет? — не понял Андрей.
— Увидишь!
И будто по заказу, из-за леса вынесся самолет. За ним — второй, третий, и вскоре все небо наполнилось ревом, гулом, и, точно разбуженное самолетами, ударило по глазам выкатившееся из-за дальних бугров солнце.
Валерка, забыв о друге, жадно следил за самолетами, такими маленькими и юркими, походившими на игрушечные. Они весело купались в синем небе, выделывая самые разнообразные фигуры: петли, виражи, бочки, боевые развороты…
Так продолжалось до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит. Потом все стихло так же внезапно, как и началось. Андрей обескураженно взглянул на Валерку.
— Ничего, скоро опять пойдут, — знающе объяснил тот. — В две смены работают. А мы пока пойдем попрыгаем в воду.
Андрей согласился.
Над омутом росло суковатое дерево, разбросав по сторонам свои корявые ветки. Здесь обычно и собирались мальчишки со всего села. Они хватались за толстую веревку, подвешенную за сук, разбегались, раскачивались и, разжав руки, прыгали в воду.
Валерка тоже прыгнул разок, хотя это занятие ему вовсе не нравилось.
— Не то, — сказал он и полез на дерево. С криком «Знай наших!» он солдатиком прыгнул в воду.
Андрей решил тоже попробовать, чтобы не отстать от друга, но когда он глянул сверху на зеленоватую воду, то понял, что напрасно залез: смелости не хватало разжать руки. Он внезапно обнаружил в себе боязнь перед высотой.
— Чего же ты, прыгай! — кричал снизу Валерка.
— Расхотелось, — как можно равнодушней, стараясь не обнаружить страха, сказал Андрей.
— Прыгни, ну прыгни! — просил, умолял и чуть ли не плакал Валерка, но у Андрея кружилась голова, и он никак не мог решиться.
Высота пугала, высота смеялась над ним… Нет, это смеялись мальчишки, свидетели его позора. «Ну и пусть!» Он молча спускался по дереву.
— Эх ты-и, а я-то думал, тоже летчиком станешь! — Валерка презрительно отвернулся.
— Надо же кому-то и техником быть, — слабо оправдывался Андрей.
— Самолетам хвосты заносить?
— А чем не работа? Силенок у меня хватит…
— Да как ты не понимаешь! — с болью в голосе закричал Валерка, и его худенькие, подгоревшие на солнце плечики затряслись.
«Плачет?» — удивился Андрей, и, странное дело, в него словно влилась отвага.
— Я ведь пошутил, Валера, — сказал он и быстро полез обратно на дерево. — Смотри! — С тяжелым вздохом Андрей полетел вниз.
Когда он вышел на берег, у Валерки блестели счастливые глаза.
— Ну если б ты не прыгнул…
Андрей снова, не давая себе опомниться, полез на дерево. Руки у него дрожали, когда он смотрел вниз, но теперь высота не казалась такой уж страшной, как в первый раз.
«Может, хватит, а?» — шевельнулось в голове, но он зашептал, как заклинание:
— Нет, прыгну, нет, прыгну! — и опять бросился вниз.
— Вот это молодец! Вот это по-нашенски! — бегал вокруг него Валерка. — А если б не прыгнул, так и знай, — дружбе конец! Терпеть не могу трусов!
27
Волчок нерешительно приоткрыл дверь летного зала.
— Можно?
Голос его прозвучал тихо, неуверенно и виновато, но все, как один, услышали его.
— Братцы, Валера вернулся! — радостно воскликнул Суматохин и, опережая всех, первым бросился к Волчку.
Валерию жали руки, обнимали его, целовали.
— Сейчас мы тебе намнем косточки! Волчок, как мог, отбивался, просил:
— Пожалейте. Я еще не в форме. — И показывал толстую палку, на которую опирался.
Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, когда он в последний раз был здесь, на ЛИС. И кажется, ничего не изменилось. Та же мягкая зеленая, как луг, ковровая дорожка, те же диваны, бильярд. И так же, как и раньше, Федя Суматохин сунул Волчку в руки кий и предложил:
— Сгоняем партийку.
— Да я уж, наверное, и разучился.
— Значит, снова надо обретать форму.
За эти месяцы много событий произошло в жизни Волчка: ему дважды делали операцию — сначала в местной клинике, потом в Москве. Там же, в московской больнице, он узнал о рождении сына. Нежные, трогательные, покаянные письма слал он домой — жене и сыну, — просил только об одном:
«Крепитесь. Я вернусь и заживем по-новому. На аэродром теперь — ни ногой».
А как выписался из больницы, то заскочил домой лишь на минутку — взглянуть на сына, ведь он его еще даже не видел.
— Ну как, Санька, летчиком будешь? — подмигнул он, склонясь над детской кроваткой.
Оксана заплакала:
— Только не летчиком.
— Ладно, жена, не нам это решать. Вырастет — сам себе дорогу выберет.
Он наспех поел, поцеловал жену и сына и отправился на аэродром.
— Ты же обещал! — напомнила ему Оксана.
— Надо ж мне хоть медицинскую книжку сдать.
А самому не терпелось увидеть друзей, самолеты, почувствовать себя в родной стихии. Друзей-то он увидел, но не всех.
— А где же Володя Денисюк? — спросил он, оглядываясь.
— Ты разве не знаешь? — удивился Струев. — Он ушел от нас.
— Как — ушел?
— Вернее, его «ушли».
— За что?
— Ну, не тебе об этом спрашивать.
Волчок повернулся к Аргунову:
— Андрей Николаевич, а вы ведь мне сказали, что все в порядке.
Только теперь Волчок заметил, что и сам Аргунов держится как-то неуверенно, зато Струев… Значит, он теперь шеф-пилот? А ребята даже и не намекнули… Конечно, жалели его. Не хотели волновать. А вон как обернулось…
К Волчку подошел Струев и покровительственно потрепал его по щеке:
— Искренне рад твоему возвращению в строй.
— Спасибо, только какой же строй? — Волчок сильнее налег на палку.
— Ничего, ничего, палочка не помешает. Руководителем будешь… — Лев Сергеевич многозначительно помолчал, — полетов. Специально для тебя берегли должность.
В ответ Волчок лишь развел руками:
— Как еще на это дело врачи посмотрят.
