У дома его светлости любовники неохотно оторвались друг от друга. Стоун встретил их карету со срочным сообщением для Брайса от премьер-министра, требовавшего его немедленного присутствия. Выбираясь из кареты, Пейшенс заверила его, что с ней все будет хорошо, и поблагодарила его за цветы в холле.
— Их красота меркнет в сравнении с вашей, моя дорогая, — сказал Брайс.
Марта поспешила сообщить Пейшенс, что ее ждет леди Элверстон. Хотя Пейшенс предпочла бы иметь время, чтобы хорошенько вымыться, пришлось удовольствоваться обтиранием влажным полотенцем.
Пейшенс переоделась в свое дневное платье лимонного цвета, виновато объясняя Марте, как порвался ее костюм для верховой езды. Дуэнья была в ужасе, услышав о том, что произошло, но успокоилась, поскольку леди не пострадала.
Леди Элверстон ждала в гостиной на первом этаже вместе с Мартой. В большом эркере была видна панорама улицы. Пока она приветствовала гостью, Стоун вошел вслед за Пейшенс, неся поднос, с чаем. Марта расположилась у окна, а Пейшенс стала разливать чай.
Принимая чашку у хозяйки, леди Элверстон заметила:
— Меня чрезвычайно взволновало ваше с графом исчезновение вчера в Гарденз. Клочок бумажки с извинением, принесенный лакеем, разумеется, меня не успокоил. Однако вы, похоже, не страдаете от каких-то дурных последствий. Могу я спросить, что именно произошло с вами и графом?
Пейшенс сразу же решила рассказать леди Элверстон правду, исключив кое-какие незначительные детали — например, француза.
С сияющими глазами и чуть порозовевшими щеками она беспечно объяснила:
— Должна признаться, мне просто не хватило здравого смысла, когда мой партнер пошел за напитками, я подумала, что увидела снаружи одного знакомого. Я пошла за ним и попала под дождь, который испортил мое платье. Боюсь, выглядела я тогда… Лорд Лондрингем нашел меня в Гарденз и подумал, что нужно отвезти меня домой, пока я не схватила простуду. Вот, собственно, и все.
Пейшенс устало откинулась на стуле, напряженно ожидая, как леди Элверстон воспримет то, что произошло вчера.
Маркиза задумчиво кивнула, но ответила не сразу. Пристально глядя на Пейшенс, она спросила:
— Ты питаешь нежные чувства к лорду Лондрингему, не так ли?
Пейшенс удивленно открыла рот, не готовая к такому прямому нападению.
— Я… я… да, у меня есть чувства к его светлости, который был очень добр ко мне и к остальным. Я чувствую в нем такие глубины, о которых мало кто знает.
Леди Элверстон подалась вперед:
— И?..
— Я уважаю его ум и образованность. Меня восхищает его великодушие, мне бы хотелось прогнать печаль, которую я порой вижу в его глазах. Он — частичка моей души. Мое сердце замирает, когда я смотрю на него. Он часто впадает в меланхолию. Я хочу наполнить светом и радостью его мир.
— Это, моя дорогая девочка, не привязанность, — сказала леди Элверстон.
— Нет?
— Нет, Пейшенс, это любовь, и очень глубокая. — Она добавила задумчиво: — Интересно, какие чувства его светлость питает к тебе?
В комнату вошел Стоун, неся на серебряном подносе визитную карточку.
— Джентльмен желает видеть вас, мисс Пейшенс. Пейшенс взяла карточку.
— Лорд Ралингфорд. Из Гарденз? Как, по-вашему, что привело его сюда?
Все три женщины поднялись со своих мест, когда лорд Ралингфорд вошел в комнату. Он принес накидку Пейшенс.
— Милорд, рады видеть вас. — Пейшенс улыбнулась. Он поздоровался с леди Элверстон и Мартой, прежде чем принять у Пейшенс чашку и усесться на диване. Его темно-карие глаза задержались на разгоряченном лице Пейшенс.
— Примите мои извинения, я нарушил ваш тет-а-тет. Я волновался из-за вашего внезапного исчезновения вчера вечером и хотел удостовериться, что ничего плохого с вами не случилось. К тому же я принес вашу накидку и смею надеяться на вашу благосклонность.
Пейшенс слегка покраснела, не зная, что леди Элверстон подумает о визите этого немолодого мужчины.
— Вы очень любезны, лорд Ралингфорд. Как я уже говорила леди Элверстон, мне показалось, что я увидела одного знакомого, и выбежала наружу, чтобы подтвердить мои подозрения, однако этот человек исчез, а я попала под ливень. К счастью, лорд Лондрингем нашел меня, и мы вернулись домой. Вот, собственно, и все приключение, — усмехнулась Пейшенс.
Лорд Ралингфорд кивнул:
— Пожалуйста, поверьте мне, миледи, когда я говорю, что невероятно рад видеть вас в добром здравии. Продолжайте цвести, как те цветы, которые я видел в холле.
Пейшенс нетерпеливо покусывала ноготь, не зная, как поскорее выпроводить лорда.
— Я не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, поскольку уже выполнил свою миссию. Однако надеюсь, что вы позволите мне навещать вас в обозримом будущем. — Лорд Ралингфорд поднес ее руку к губам.
«Уж не ухаживает ли он за мной?» — подумала Пейшенс. Она принадлежит другому мужчине. И всегда будет принадлежать.
Пейшенс встала, проводила лорда до двери и ослепительно улыбнулась:
— Благодарю вас, вы очень любезны. Здесь всегда будут рады вам, как другу.
Лорд Ралингфорд понимающе улыбнулся.
— Благодарю за приглашение, очень надеюсь, что со временем мы сможем лучше узнать друг друга. — Он молча вышел.
— Фу-у! — выдохнула Пейшенс. — Такой приятный джентльмен, не правда ли, Марта?
Марта не слышала вопроса и не ответила, в этот момент она наблюдала за гостем. Он спустился с лестницы и сел в карету.
Пейшенс снова обратилась к леди Элверстон:
— Миледи, вы знаете, какие чувства я питаю к его светлости. Расскажите мне о нем все, что вам известно. Поверьте, я хочу сделать его счастливым. Но не могу, поскольку не знаю причину его боли.
— То малое, что можно сказать, за последние годы принесло Лондрингему больше боли, чем счастья. Его отец умер после того, как родился Эдвард, Лондрингему было тогда десять. Его мать вышла замуж за французского дворянина, и вскоре они уехали во Францию. Лондрингема и Эдварда воспитывали гувернеры под опекой дальнего родственника до тех пор, пока не пришло время, ехать в Итон. Большую часть жизни у них не было настоящего отца, друг у друга были только они.
Пейшенс нерешительно спросила:
— А что же их мать и отчим? Они так и не вернулись? Лицо леди Элверстон посуровело.
— Они так и не вернулись. Они были французскими роялистами, их убили во время революции. Много лет назад их предательство вызвало большой скандал, мало кто в обществе готов был открыть двери осиротевшим детям французских роялистов.
— Какой ужас! — воскликнула Пейшенс. Леди Элверстон продолжала:
