Кухня была выполнена в стиле хай-тек: много металла и открытого пространства.
Это был дом преуспевающего человека, но не только. Обстановка почти агрессивно требовала проявления должного почтения со стороны приходящих — она кричала о мощи хозяина.
Это возымело действие на Джон-Джона. Он всегда ценил усилия матери, старавшейся превратить дом в достойное место для проживания. У них было чисто, опрятно, но бедно. Джоани убирала подальше дорогие изделия из фарфора и серебра, хотя и покупала их, — они были «слишком хороши» для повседневного пользования. Но здесь «слишком хороши» были все вещи.
Джон-Джон знал, что многие люди живут совсем по-другому. Он бывал в доме у Пола, но даже там не видел такой роскоши.
Верзила Джон едва не гоготал при виде удивленного выражения лица своего гостя.
— Здесь я всего лишь принимаю своих птичек, сынок. Тот дом, где я живу с женой, еще шикарнее. Моя старушка может спустить все деньги на яркую дребедень в универсальном магазине «MFS». Так что приходится надевать солнцезащитные очки, когда заходишь в туалет.
Джон-Джон прекрасно понимал, что он имеет в виду.
— Моя Кэти — хорошая женщина. Я живу с ней тридцать четыре года, у нас семеро сыновей. Все — отличные ребята, кроме последнего. — На лицо Верзилы Джона набежала тень. — Боюсь, он связался с дурной компанией. Ну, той, где верховодит Пиппи Лайт. Я столько раз предупреждал его! Никто не испытывал мое терпение так, как Кьерон. Вся его жизнь — мешок дерьма.
Говоря это, он достал из холодильника пиво; Джон-Джон понимал, что впереди у них длинная ночь. Вряд ли ему удастся вытянуть что-либо у хозяина; это будет небезопасно, да и бесполезно. Пусть говорит Верзила, а он будет молчать и слушать.
— Я знаю о твоей сестре, сынок. Носит же земля таких подонков! Нельзя никому доверять, помни об этом. — Он глотнул пиво из запотевшей банки. — Как это ни прискорбно, но над моей внучкой тоже надругался педофил, и им оказался папаша моей невестки…
Джон-Джон был потрясен.
— Неужели?! И что же вы сделали?
Джон МакКлеллан рассмеялся.
— Скажем так: его давно никто не видел, и увидят, только если Усама Бен Ладен взорвет часть автострады М-25.
— А… — понимающе протянул Джон-Джон.
— Педофилы, сынок, подобны раковой опухоли. Единственный способ бороться с ними — предавать уничтожению. — Верзила открыл очередную банку. — Только так надо поступать с ублюдками! Стирать их с лица земли. Сотри гадину в порошок и кремируй останки. Убьешь педофила — избавишься от болезни!
МакКлеллан открыл буфет и вынул перламутровую шкатулку. Она, как и другие вещи в этом доме, выглядела безумно дорогой.
— Пошарь в ней, может, найдешь что-нибудь подходящее, а я пойду сниму этот чертов костюм, лады?
Джон-Джон с любопытством открыл шкатулку. Она была полна наркотиков: марихуана, кокаин, ЛСД — чего тут только не было! Даже серебряный прибор для вдыхания — можно обойтись без жалких пятифунтовых бумажек. Нет сомнений: этот человек умеет жить, а ему уже за шестьдесят, это вам не двадцать!
Поколебавшись, Джон-Джон открыл пузырек со смолой каннибиса. Это то, о чем он слышал, но никогда не пробовал. Запах ему понравился, хотя и показался слабым. Может, лучше предпочесть кокаин?
Джон-Джону хотелось произвести хорошее впечатление на МакКлеллана. В душе он уважал этого человека. Конечно, ему приходилось слышать о нем разные истории, но все ли они достоверны? Теперь Джон-Джон был уверен в том, что в реальной жизни Верзила совсем другой.
Пока он возился со шкатулкой, в кухню вернулся хозяин. Он был в джинсах и тенниске и выглядел моложе своих лет. Джон-Джон заметил, что у него крепкие руки, а кулаки — так просто огромны, никакой кастет не понадобится. Верзила явно старался поддерживать форму. Но молодость его, увы, уже осталась позади.
Когда же они, наконец, приступят к делу, подумал Джон-Джон. Впереди у него встреча с Полом, а это на сегодняшний день важнее всего.
— Как поживает мать? — осведомился хозяин.
Джон-Джон вздохнул.
— Честно говоря, не очень.
Верзила Джон проявил сочувствие.
— Разумеется, а как же иначе? Пол говорил, что она очень любила дочку. — Он откашлялся и сплюнул в раковину мокроту. — Все проститутки чувствительные, скажу тебе.
Он увидел, как напряглись плечи Джон-Джона, и искренне рассмеялся.
— Ладно, сынок, я знаю, что говорю. Моя мать тоже была из их среды. Собственно, я никогда и не скрывал этого. — Он задумчиво посмотрел в окно кухни, словно размышляя о прожитых годах. — Мать вышла на панель, когда мы были детьми. Отец подался в бега, а нас было восемь. Крепкая оказалась женщина, да благословит ее Бог! Я глубоко чту ее память. Она износила свой организм, когда ей не было и пятидесяти. Отца я увидел, лишь когда пошел в гору, создал себе имя. Тут-то он появился, вонючая пиявка. — Он громко расхохотался, только на этот раз смех был неприятным, режущим слух.
— И что же вы сделали?
Лицо Верзилы окаменело.
— То же, что сделал бы ты, приди твой старик за милостыней. Я отвалил ему тысячу и сказал: появишься еще когда-нибудь — я убью тебя. — Он глубоко затянулся сигаретой с марихуаной. — Больше я никогда не видел этого мерзавца! Представляешь, он опять исчез! И оставил мне, старшему, на попечение сестер и братьев. Ты думаешь, я сожалею о нем? Да нет! Этому паразиту прямая дорога в ад. Понял, что к чему?
Джон-Джон кивнул глубокомысленно. Он испытывал огромное желание разрыдаться.
— Своего старика я и не знал, — признался он.
Верзила Джон протянул ему сигарету.
— Но это и к лучшему, сынок. Он разочаровал бы тебя. Такие папаши всегда разочаровывают. Так о чем вы там говорили с Джесмондом?
— Что?
В голосе Джон-Джона отразилось удивление. Этого вопроса он совсем не ожидал.
МакКлеллан рассмеялся, оттопырив ладонью ухо.
— У меня везде уши, сынок. У меня больше осведомителей, чем травы на стадионе «Уимблдон». Я расправляюсь с оппозицией — прямо как Тони Блэр, но, в отличие от него, я не продаю тех, кто ее разоблачает. Они… Они тоже исчезают.
Джон-Джон прекрасно понял его слова. В устах Верзилы слово «исчезают» носило зловещий оттенок.
— На меня работает Джинджер… Ты знаешь его. Он еще носит кличку Обезьянья Лапа. Ему все до лампочки, но он умеет постоять за себя… Джинджер верой и правдой служит мне несколько лет. Он-то и сказал мне, что вы с Бернардом Ли прижали к стенке Джесмонда.
Верзила произнес насмешливым голосом:
— Итак, сынок, если ты не против, я отрежу парочку доз этого прекрасного колумбийского кокаина, а ты тем временем изволь пополнить мою информацию. Только ничего не утаивай: заруби это себе на носу!
— Боюсь, что вы и так все знаете, сэр, — помялся Джон-Джон.
Верзила ухмыльнулся.
— Знаю или нет, но тебе придется все рассказать самому, сынок!
Это была угроза, хотя и осторожно преподнесенная. Джон-Джон был поставлен перед выбором — обижаться ему или нет. Разумеется, он не станет обижаться, не сошел же он с ума!
Он удивлялся тому, что сегодня с самого утра все идет наперекосяк.
— Когда меня пригласил Пол, я подумал, что речь пойдет о новой сделке. Я думаю, поэтому и вы пришли к нему.
Верзила изучал лицо Джон-Джона, переваривая то, что он говорил. Парень быстр и сообразителен. Дать ему еще несколько лет — и он станет силой, с которой придется считаться. К тому же он лоялен, что является непременным условием для членов организации МакКлеллана.
Он решил быть откровенным. По крайней мере настолько, насколько это возможно.
— Послушай, сынок, я пришел сегодня к Полу, потому что хотел выйти на тебя. Амстердамская сделка может состояться, а может и нет. У меня сейчас более важные приоритеты. Твоя разборка с Джесмондом озадачила меня, застала врасплох. Возможно, несколько лет назад я и мог просчитать это, как вполне естественный ход событий. Кто-то должен явиться в один прекрасный день и забрать то, что у него есть, и этим человеком, разумеется, можешь стать ты. У тебя уже солидная репутация, и я отдаю тебе должное. Но пока ты еще ребенок, участвующий в борьбе. И я решил, что у тебя есть личная причина для противостояния ему. И я хочу знать, что это за причина, — такой уж я человек.
Он открыл коробку, осторожно и уважительно, как подобает, когда собираешься иметь дело с достойным наркотиком. Одновременно он указывал пальцем на Джон-Джона.
— Это вещество, которое тебе пока неизвестно, сынок. Скажу по-другому, которое ты не можешь знать. Но ты узнаешь его вкус, если я услышу то, что хочу.
Джон-Джон следил за тем, как он умело, с минимумом суеты отрезал «дорожки». Это уже само по себе что-то другое. Большинство людей хвастали, насколько хорош их кокаин, когда его разморозить, говорили о его качестве, восхваляли его достоинства. Но Верзила Джон импортирует это вещество, и никто в здравом уме не станет подвергать сомнению его качество. Это было своего рода учебой, и Джон-Джон был готов усвоить все уроки сегодняшнего вечера.
