…Марсель Сози родился в лотарингском городке Саргемин. Когда началась вторая мировая война, он был рабочим порохового завода.
Пока вермахт громил Польшу, французское правительство бездействовало, ведя с Германией «странную войну». В мае сорокового года гитлеровцы перешли в наступление: оно завершилось национальной трагедией Франции.
Четырнадцатого июня немцы заняли Париж. Правительство Петена сдалось на милость победителей. Чтобы унизить Францию, Гитлер заставил подписать акт капитуляции в том же вагоне, в Компьенском лесу, где маршал Фош принимал капитуляцию кайзеровской Германии.
Четырнадцатого июля, в день национального праздника Франции, торжественным маршем под Триумфальной аркой прошли колонны оккупантов.
Марсель бежал на юг Франции, чтобы сражаться за свободу своей родины. В декабре сорок второго он был арестован и этапирован в тюрьму города Саргемин, где ждал суда.
Что спасло Марселя Сози? После траура по шестой армии вермахта, отличившейся во французской кампании и уничтоженной под Сталинградом, Гитлер объявил мобилизацию эльзасцев и лотарингцев на Восточный фронт. Полосатую куртку арестанта Марсель сменил на солдатский мундир. Майским утром сорок третьего года рядовой Сози в составе маршевой роты прибыл в Минск. Уже свершилась трагедия белорусской Хатыни… Еще впереди были муки французской Орадур…
Минск выглядел полумертвым городом: везде развалины, пустые глазницы окон сгоревших зданий, островки уцелевших домов, виселицы в скверах и на площадях. Солдатский мундир показался Марселю одеждой палача.
Группу французов направили на шутцпункт — охранять небольшой железнодорожный мост через реку Плиссу. На восток убегали рельсы к далекой Москве, в тридцати километрах западнее находился Минск, а поблизости виднелись деревянные дома райцентра Смолевичей.
Летом, перед началом Орловско-Курской битвы, заметно увеличилось движение воинских эшелонов: в одном из них мимо шутцпункта проехал на фронт младший брат Марселя, Франсуа. Он погиб «за фюрера и великую Германию» — так было написано в извещении, которое получил Марсель.
На родине, в рядах Сопротивления, боролись с оккупантами «люди из чащи», маки {30}. Марсель и Франсуа мечтали сражаться в рядах маки, а их мобилизовали в вермахт. Побежденные должны бесславно умирать за победителей? Свободные люди — защищать убийц и тиранов?
За мостом через Плиссу на многие километры простираются леса. Где-то в лесной чаще находились белорусские партизаны, братья по оружию французских маки, но где и как их найти? На дежурства, патрулирование, за письмами в Смолевичи французов отпускали только в сопровождении немецких солдат. Общаться с местным населением, даже петь свои песни им было запрещено.
Ежедневно в шутцпункт приходила красивая кухарка Наташа. Работала она добросовестно, разговоров с солдатами избегала. Закончив свои дела, торопилась домой, к маленькому сыну.
Для десяти французов на шутцпункте женщина из Смолевичей оказалась единственной, кто мог их связать с партизанами. Наладить контакты с ней взялся Марсель: несколько раз принес на кухню ведра с водой, неумело попытался чистить картошку…
— Солдату фюрера недостойно помогать кухонной прислуге, — сказала по-немецки Наташа.
— Я француз. Мой отец — машинист паровоза, — тоже по-немецки ответил Марсель и пропел куплет «Марсельезы».
— И у меня отец — железнодорожник.
— Помогите найти партизан. Мы желаем сражаться против тиранов!
— Кто это мы? — переспросила Наташа.
— Я и мои соотечественники…
Выслушав донесение Наташи, комиссар бригады «Разгром» Лащук решил:
— Французов примем, но только с оружием и боеприпасами. Приведешь их сама. А пока пускай нарисуют схему охраны шутцпункта и минных полей. Семнадцатого вечером ждем тебя в лагере. Двадцатого сентября — переход.
Это решение комиссара Наташа сообщила Марселю.
В ту субботу фельдфебель Кранц отправился в райцентр к начальству, а французские солдаты с Наташей сфотографировались у порога казармы.
Потом Наташа и Марсель стояли у одинокой березы на берегу Плиссы. Лучи солнца сливались с осенним золотом лесов, вспыхивали на гроздьях калины.
Марсель передал схему шутцпункта, коробки пистолетных патронов и, чуть покраснев, протянул Наташе букетик полевых цветов.
Шепталась о чем-то с ветром белоствольная береза. Вечер был синевато-прозрачный, как на картинах Сезанна. Из леса кому-то считала годы кукушка.
Если бы человек мог предвидеть свою судьбу…
Вернувшись домой, Наташа совершила роковую ошибку: не остереглась при агрономе Лисовском попросить у другого соседа махорки, флакон йода и авоську. Тот агроном оказался агентом гестапо. Его разоблачили и перед строем расстреляли партизаны, но это было уже потом…
Вечером семнадцатого сентября Наташа направилась на встречу с комиссаром бригады. В сумочке у нее лежали аусвайс и два обязательства местных патриотов о готовности сотрудничать с партизанами, в авоське — махорка и медикаменты. Схема шутцпункта была спрятана в лифчике, картонные коробки с патронами — в сапогах.
За околицей Смолевичей ее задержали два полицейских, Шакал и Савелий…
В приемной гестапо скучал переводчик.
— Произошла ошибка, — по-немецки обратилась к нему Наташа. — Я работаю на шутцпункте. У меня аусвайс…
— Убирайся на шутцпункт, — махнул рукой переводчик.
— Никак нельзя отпускать эту стерву, — возразил Шакал. — Господин штурмфюрер приказал ее арестовать и тщательно обыскать.
— У меня сумочка, — холодея от ужаса, прошептала Наташа. — Там аусвайс… — И с мольбой посмотрела в глаза переводчика.
Тот, не моргая, выдержал Наташин взгляд. Небрежно взял сумочку, забросил ее на шкаф и распорядился:
— Документы останутся здесь. Арестованную отвести в пересыльную тюрьму и обыскать.
При обыске у Наташи нашли патроны и схему. Была уже ночь, когда ее привели в кабинет начальника Смолевичского гестапо. Пожилой, холеный штурмфюрер СС Зальдман сидел в старинном кресле, на столе перед ним были рассыпаны патроны, поверх развернутой схемы шутцпункта лежал черный парабеллум.
Глянув на стол, Наташа облегченно вздохнула, подумав: «Нет сумочки с обязательствами, значит, переводчик оставил сумочку у себя. И пистолет, если был обыск дома, не нашли: у нее на чердаке спрятан наш, советский ТТ».
— Где научилась разговаривать по-немецки? — спросил Зальдман.
— В школе и педтехникуме, — ответила Наташа. — Я учительница.
— Запомни: ты — кухарка! Кто передал тебе патроны и схему? Куда и кому их несла?
Понимая, что ей не поверят, Наташа все-таки ответила, что патроны нашла по дороге и хотела отнести на шутцпункт, а бумагу под парабеллумом видит впервые.
По губам штурмфюрера скользнула недобрая улыбка:
— У тебя красивое лицо и красивое тело. Хочешь жить? Говори правду! В гестапо сознаются все. Мы даже камни заставляем говорить.
Наташа молчала. Штурмфюрер глянул на дверь:
— Иди сюда, Фриц!
Появился верзила в рубашке с закатанными рукавами и с кожаной плетью.
— Поработай с ней, Фриц…
Дни и ночи разделились для Наташи на нестерпимую боль, на темную пропасть беспамятства и плавающие в тумане полусознания часы перед очередным допросом. Сколько же может выдержать человек?
Смерти Наташа не боялась, подготовила себя к неизбежному и ждала его как избавления. Собственная жизнь в заросших волосами лапах палача — она как пламя свечи: одно дуновение, и нету его, пламени. Но страшнее истязаний Наташу мучили два вопроса: «Где сумочка с обязательствами помогать партизанам? Что будет с тем симпатичным французом?»
Обязательства ей передали сержант из окруженцев Дерван и продавец магазина Корецкий, снабжавший ее махоркой и солью для бригады. Дерван одинокий, а у Корецкого пятеро малых детей!..
Чужие беды Наташа чувствовала острее своей, казнясь, что из-за какой-то промашки, случайности могут пострадать хорошие люди. Страх подвести этих людей под пытки в гестапо заслонил в ней жалость к себе и сыну, притупил невыносимость боли на допросах.
Утром Наташе сделали укол, дали умыться и повезли в шутцпункт. Увидев свою кухарку, солдаты ужаснулись: какой-то доброжелатель незаметно сунул ей в карман пальто пачку сигарет.
— Патроны пропали у меня, — подтвердил фельдфебель Кранц. — А схему… Что-то после дежурства рисовал рядовой Сози!
Наташу и Марселя привезли в Смолевичскую школу, где размещались канцелярия и казарма охранной роты. Допрашивал их военный следователь.
На допросе, а потом на очной ставке Наташа молчала.
— Значит, схему рисовали вы и патроны похитили тоже вы, — заключил следователь. — Будете повешены!
