Еще несколько студентов предлагают свое мнение, причем все они пытаются хеджироваться, пытаясь достичь и прибылей, и социальных целей.
Третий студент: Я покупаю «загрязнителя». (Аплодисменты, потом отдельные недовольные голоса.) В обязанности менеджера фонда не входит принятие социальных решений, и не его задача проводить различие между компаниями на основании собственных представлений о том, что такое социальные цели. Это опасная игра. Если мы хотим бороться с загрязнением, так пусть общество проголосует за это, пусть будет консенсус. Сомневаюсь, что потребители действительно готовы платить за всю эту экологию. Нельзя требовать от организаций, чей ключевой принцип прибыль, субсидирования общества в целом.
Студент-радикал (конечно, он радикален только по меркам этой стороны реки, что означает: он чисто выбрит, но при этом в цветной рубашке и в галстуке, который шире тех, что носили в 1955 г.): Может быть, в этом и заключается проблема. В этой школе все подчинено целям компаний, а их цель — максимальная прибыль.
Мы спрашиваем Студента-радикала:
— А в чем заключаются цели компании, если не в максимизации прибыли?
Тишина в классе. Слышно, как шуршат бумаги. Эта идея, похоже, всех всерьез озадачила.
В чем заключаются цели компании, если не в максимизации прибыли?
Не поднимается ни одна рука. Слишком крутой вопрос. Мы задаем его снова. Молчание, шевеление, иногда из-под манжеты рубашки появляются часы, на которые поглядывают озадаченные студенты.
Студент-радикал: А знаете, в чем проблема? Проблема в том, как мы на все это смотрим. Нас волнует только право собственности.
На юридическом факультете, например, говорят о гражданских правах. Мы объективны, но, может быть, объективность — это уже перебор? Неужели наша единственная цель — объективно измерять то, что измеримо?
Вторым сигналом стала Резолюция. Как я уже сказал, это были эмоциональные времена. Школа бизнеса проголосовала за Резолюцию, а затем на правах рекламы опубликовала ее текст в Wall Street Journal. Резолюция требовала вывода американских войск из Юго-Восточной Азии, что, в общем-то, вполне обычно для студенческих призывов тех лет. Но это была Гарвардская школа бизнеса, прореспубликанская всегда и такая же в 1968 г., но более всего поражал язык Резолюции:
Мы осуждаем администрацию президента Никсона за ее представления о человечности [ее представления о человечности?] и американском обществе. Эта администрация:
1. Считает тревогу и беспорядок в обществе результатом влияния «бездельников» и «избалованных снобов».
2. Отказывается признать обоснованность сомнений в том, что темнокожие американцы и другие угнетенные группы могут добиться правосудия.
3. Не желает переориентироваться на трансформацию американского общества в соответствии с целями максимальной самореализации каждого человека и гармонии человечества и природы.
Гармонии человечества и природы?
Я спросил бывшего декана и председателя приемной комиссии насчет этой гармонии человечества и природы. Когда и как все это проникло в школу бизнеса?
— Не знаю, — сказал он. — Наверное, это значит, что они не собираются работать в Procter &Gamble и выпускать стиральные порошки, которые не растворяются полностью и загрязняют наши озера. Они вообще не хотят работать на большие компании — во всяком случае так они заявляют. Хотел бы я послушать, что они скажут через пару лет. Большие компании, как они уверяют, относятся к ним как к неодушевленным предметам. В 1950-е гг. здешние ребята мечтали добраться до верхнего эшелона Procter &Gamble. В 1960-е все рвались в финансы.
— В прошлом году, — сказал я, — все мои студенты хотели сразу после выпуска работать в хедж-фондах. Они не желали слушать о зарплате даже в $20 000 в год, потому что собирались превратить $5 млн в $10 млн за год и получить свои 20 %. Я обычно приветствовал их так: «Доброе утро, жадные маленькие негодники».
— Ребята в 1950-е, — сказал бывший декан, — хотели управлять Большой компанией. А в 1960-е каждый хотел стать Дэнни Лафкином, сделать кучу денег к 40 годам и потом баллотироваться в сенат.
— А сейчас?
— А сейчас у них мозги набекрень. Я никогда не видел такого сумасшествия. Не думаю, что большие компании осознают, что происходит. Может быть, список Fortune 500 обойдется без выпускников Гарвардской школы бизнеса, но думаю, что либо одной, либо другой стороне придется пойти на компромисс.
Недавно я снова встретился с тем же бывшим деканом. Он вел занятия по популярному у студентов предмету, и я спросил его, есть ли какие-нибудь перемены? Массовая журналистика уверяла, что «все вернулось к норме», что бы эта фраза значила? «Рейдеры Нейдера» утонули в массе абитуриентов, а юные студенты юрфака выстраивались в очередь, когда на интервью приезжал представитель адвокатской фирмы Sullivan and Cromwell. Поговаривали, что pro bono[35] пришел конец. Студенты-юристы даже не хотели слышать о «социальных» предметах. Их интересовали Налоги, Трасты и Компании. А как с этим в школе бизнеса? Настроены ли ее студенты по-прежнему против больших компаний? Или большие компании сами немножко прогнулись?
— Если они и прогнулись, то лишь в том, что перестали присылать сюда своих представителей, а вместо этого стали интервьюировать жен потенциальных кандидатов, рассказывая им о корпоративной жизни и о необходимости 15 раз за 15 лет менять место жительства, — сказал бывший декан. — В остальном же, думаю, они все-таки осознали кое-какие из произошедших перемен. Что касается студентов, мне кажется, они готовы принять корпоративную жизнь, но ищут и какие-то внутренние ценности. Много разговоров о стиле жизни, о том, что они хотят работу, которая не изматывала бы эмоционально. Они не хотят того, что один из студентов назвал «жизнь-гантель»: шар работы на одном конце, шар семьи на другом и перемычка — пригородный поезд или шоссе — посередине. Много разговоров об отдыхе на пляже, в чем ничего плохого нет, и о том, что работа должна интегрироваться в жизнь, а не наоборот. Много разговоров об интимных отношениях, о женах, детях и т. д.
Задумавшись на секунду, бывший декан добавил.
— Если бы мне пришлось выделять тенденции разных десятилетий, я сказал бы, что 1950-е выпускали в свет корпоративного человека, который добирался до самого верха и умирал через 17 месяцев после выхода на пенсию, оставляя очень солидное состояние. Студенты 1960-х жаждали действия. А сейчас стремятся к сбалансированной жизни. Чтобы успеха было ровно столько, сколько нужно. Да, они хотят серьезных дел, но не любой ценой. Они хотят добиться власти, но они хотят и любви.
Максимальная самореализации каждого человека? Гармония человечества и природы? Нет, это не старая добрая школа бизнеса. Как отразить эти вещи в балансе? Можем ли мы управлять корпоративным обществом без объективности или хотя бы того, что считается объективностью?
Я записал в блокноте: «Поверит ли General Motors в гармонию человека и природы? Поверит ли General Electric в истину и красоту?»
Конечно, эту идею — делать что-то не в погоне за максимальной прибылью — трудно назвать абсолютно новаторской в недолгой истории капитализма в нашей стране. Во-первых, прибыль далеко не всегда можно контролировать: она приходит как дождь на посевы, как результат баланса между затратами и рыночной ценой. Более того, когда бизнес по большей части был семейным, целью его была забота о семье — сыновьях, племянниках и т. д. — и о репутации товара или продукта. Так что производитель повозок мог просто сделать хорошую повозку, а издатель — выпустить книгу автора просто потому, что ему этого хотелось. То, что мы стали называть «социальными целями», было делом индивидуальной порядочности, проявлявшейся случайным и непредсказуемым образом.
Но этот семейный бизнес был продан более крупным компаниям, а те, в свою очередь, были проданы еще более крупным компаниям. Супервалюта! Это листинг Нью-Йоркской фондовой биржи, это рынок, где акции продаются с потрясающим коэффициентом «цена/прибыль», это сыновья отцов-основателей в своих особняках на Карибах и внуки, которые взрывают себе мозги трехкиловаттными акустическими усилителями, не заботясь о какой-то там работе, потому что Супервалюта пропущена через сотни трастов и никакой налоговый инспектор до нее не доберется. Но штука в том, что Супервалюта должна оставаться «супер», прибыли должны расти, коэффициенты «цена/прибыль» должны расти, а одни лишь бухгалтеры со всем этим не справятся.
Мультимиллионным бизнесом нельзя управлять с помощью интуиции или доморощенной — «от потолка» — стратегии. Должна наличествовать объективность, что бы она ни значила, должна проводиться непрерывная количественная оценка результатов. Необходимо то, что в школах бизнеса называют «строгим и систематичным подходом», т. е. сбор, обработка, анализ, отчетность и использование количественной информации. Но тут, возможно, вмешается конкуренция, а вдобавок к ней еще и мнение чокнутых игроков там, в Нью-Йорке, и если прибыли пойдут вниз, они взорвут ваши акции — и каким менеджером вы после этого будете?
