— Спорю, что взасос-то ты с ней нацеловался, подонок. Джоу это классно умеет.
Лицо Крейга приобрело задумчивое выражение.
— Хм… Я склонен был относить это на счет нервного возбуждения, но теперь понимаю, что ты прав.
— А ты ее точно не трахнул?
— Нет, потому что принес себя в жертву дружбе. «Ты красивая, — сказал я ей, — и твое внимание мне льстит, но утром мы пожалеем о том, что сделали». Господи, мы даже сошлись на том, что, хотя ты и заслуживаешь самого гнусного предательства, мы лишим себя такого удовольствия.
— Только… Ах, черт побери!
— Ну, что теперь?
— Так, пришла в голову неприятная мысль.
— Какая? И кому ты звонишь?
— Однажды она пошла искать меня к Эду.
— Ну и ну!
— Вот именно!
Крейг сделал такое движение, словно собрался встать со скамейки.
— Хочешь, я…
— Ну если желаешь поглядеть на мое унижение, гляди прямо сейчас. Раньше сяду — раньше выйду.
— Ты трахался с ней, да?
— Нет, не было такого!
— Слушай, Эд, Джоу сама говорила, что однажды пошла к тебе. А в другой раз она сходила к Крейгу и стала приставать к нему…
— Эй, — вмешался Крейг, — попрошу меня не впутывать!
Его замечание я проигнорировал.
— …так ты что, станешь утверждать, будто она не пыталась проделать то же и с тобой?
— Э-э-э…
— «Э-э-э»? Так ты говоришь «э-э-э»? И это все, что ты можешь сказать?
— Видишь ли…
— Так, значит, ты вправду трахал ее! Сукин ты сын!
— Да она сама запрыгнула ко мне в постель. По сути, это было изнасилование!
— Иди-ка подальше с такими объяснениями, Эд.
— И потом, она сказала, что никогда не делала этого с черным парнем. Что мне оставалось? Лишить ее этой возможности?
— Только не примешивай сюда, бля, проблему межрасовых отношений! И прибереги для кого-нибудь другого легенду о потрясающих в постели черных жеребцах-рекордсменах.
— Я ничего не примешивал, браток, это все она!
— Ах, Эд, как ты мог, какого хрена тебе это понадобилось?
— Не сумел удержаться, старик.
— Пора, бля, и научиться, юнец-переросток!
— Слушай, старик, я жутко сожалею. На другой день чувствовал себя просто отвратно, и такое больше не повторялось, ей-ей.
— Ага, позабавился, трахнул девушку лучшего друга и сделал еще одну зарубку на своих гребаных зеркалах над кроватью, эка невидаль, да?
— Слышь, Кен, ежели б я мог вернуться в прошлое и сделать, чтобы того раза никогда не было, поверь, я так бы и поступил. А не говорил те потому, что не хотел причинить боль или испортить ваши с Джоу отношения. Чесслово, мне б хотелось, чтоб такое никогда не случалось. Но так уж вышло, и я об этом жалею, старик. Мне совестно. Прости меня, а? Прошу.
— Ну… В общем… я не… — промямлил я, но затем вскипел: — Слушай, дай мне еще хоть немного на тебя позлиться, так тебя и разэдак!!! — А потом прибавил уже менее пылко: — Мерзавец.
— Сожалею, старик.
Да уж, подумал я. Мы все о чем-нибудь, да сожалеем. Каждый только и делает, что сожалеет. Человечеству давно пора взять двойную фамилию. Получилось бы Хомо Сапиенс-Со-жалеюнс. Разумный, носожалеющий. Может быть, нам удалось бы ее взять по результатам опроса общественного мнения, имеющего целью посчитать, сколько за нами числится оплошностей и ошибок.
— Послушай, — сказал Эд.
Что-то оборвалось у меня внутри, и я похолодел: ну вот, теперь то же самое «послушай» мне довелось услышать от Эда. О чем же мне придется узнать на сей раз?
— В чем дело? — спросил я.
— Твоя телепередача назначена уже на завтра, так ить?
Ах, черт побери, он все-таки разведал про этого Роуба и вычислил, что я, видно, задумал взять пушку прямехонько в студию.
— Удачи с ней, ладно? Желаю тебе, чтобы все прошло хорошо. Устрой тому нацистскому ублюдку настоящую выволочку, слышь?
— Слышу, — сказал я.
— А теперь, ежели хошь, можешь задать трепку мне, или наори на меня опосля, когда встретимся через неделю. Ежели мы встретимся. Мы ведь не расстанемся насовсем?
— Надеюсь, что так.
— Ьце раз извини, приятель.
— Угу.
— По-прежнему братишки?
— Ага, братушки.
Крейг пригласил меня пойти к нему поужинать. Я подозревал, что он сделал это из жалости. Ожидалось, что Никки заночует у него, а также придет Эмма. Скорей всего, намечался тихий семейный обед, на котором я рисковал оказаться лишним.
Чего мне действительно хотелось, так это увидеть Никки — просто удостовериться, что все о’кей и в наших отношениях ничего не изменилось, во всяком случае в худшую сторону, с той новогодней вечеринки, то есть после поцелуя, верней после двух поцелуев, из-за которых я все-таки беспокоился. Ведь я позволил ей целоваться со мной и даже отвечал ей, и чем больше об этом впоследствии думал, тем стыднее мне становилось, и я жутко хотел сказать ей, что на самом деле поцелуи ничего не изменили и, разумеется, ничего подобного более не повторится, и что еще я сожалею и о том случае, когда мы с ней ехали под дождем в «лендровере», а я пытался — о боже, какой недостойной, отчаянной представлялась теперь та попытка склонить ее к тому, чтобы со мной пообедать, — и что я для нее всегда, навеки останусь добрым другом и добрым дядюшкой, на всю оставшуюся жизнь… Правда, в то же самое время мне хотелось, чтобы не пришлось вообще ничего говорить, чтобы все устроилось само собой, а между нами просто все осталось по-прежнему, как было всегда, без какой-либо неловкости или отстраненности.
Главная же проблема заключалась в присутствии Эммы, так что если бы Крейгу вздумалось упомянуть о том, что случилось с Джоу — хоть я и умолял его ничего не говорить Эмме или Никки, а в особенности даже не заикаться о происшедшем между Джоу и Эдом, — вот тогда положение станет действительно щекотливым, с учетом той давней истории с Эммой. И пусть я успокаивал себя тем, что все давно быльем поросло, от этого данная ситуация не переставала таить в себе смертельную угрозу для моей дружбы с Крейгом.
Я рисковал потерять подругу, двух лучших друзей, а назавтра, может быть, работу и даже свободу — и все за какой-то сумасшедший двухдневный период.
Не расслабляйся, говорил я себе. Выше нос. Хорошенько поужинать мне точно не помешало бы, из-за жуткого похмелья пить я, скорей всего, сегодня уже не смогу, так что застольная беседа послужит мне очень удачно подвернувшейся репетицией предстоящей передачи. Ведь завтра нелегкий день. И вместе с тем я решил отказаться от приглашения. Скажу: нет, спасибо, другие планы.
— Привет, Кен.
— Эйми, детка, ну как ты?
— Превосходно. А ты?
— Да так себе, сама знаешь…
— Нет, дорогой, не знаю. А в чем дело? Какие-нибудь проблемы?
— Мы с Джоу… В общем, между нами все кончено.
— Ох! Какая печальная новость. Мне казалось, вы так близки.
— Да уж… — пробормотал я, а сам подумал: «Так ли?» Я бы так не сказал, пожалуй, но, может, так все и говорят, услышав подобные вести. — Ну, ничего не поделаешь. Разбежались окончательно. Собственно, к этому давно шло… да вот, сознаюсь, задело за живое чуток сильней, чем я ожидал.
— Бедняжка.
— Мы ведь были вместе почти два года.
— И вправду.
— Ага. Но такое чувство, будто бы дольше.
— Бывает.
— Должен сказать, я сильно к ней привязался.
— Еще бы.
— А теперь все в прошлом…
— Сочувствую.
— Вот так…
— Мм. Тебе, наверное, очень плохо?
— Ничего, Эйми. Жизнь не кончается.
— Звучит не слишком оптимистично.
— Справлюсь. Хоть и не сразу.
— О! Я могу как-то помочь?
— Пожалуй, да… Ты могла бы позволить пригласить тебя пообедать… Да хоть бы и прямо сегодня. Что скажешь?
— Кен, идея просто чудесная, черт побери. Я сама, знаешь, сейчас как неприкаянная.
Глядя на дисплей мобильника, я подумал: «А зря. Ведь ты, милая, могла бы догадаться пораньше».
— Эйми, не надо. Тут даже не одна, а две неправды: во-первых, будто частная собственность по определению управляется эффективнее, чем общественная…
— Но ведь так и есть. Ты когда-нибудь имел дело с муниципальными советами, Кен? Толку от тамошних идиотов ноль. В реальном мире они не протянули бы и двух минут!
— То же самое случилось и с железнодорожной компанией «Рейлтрек»[103], стоило только правительству лишить ее субсидий.
— Ха! Готова спорить, они набирали персонал из числа членов местного муниципального совета!
— Ой, только не надо… и вот еще. Вторая ложь состоит в том, будто частная собственность обходится дешевле. Будто привлекаются дополнительные инвестиции и начинают поступать дополнительные доходы. Бред собачий! Это если считать по правилам, установленным нашим казначейством. Расходы на инфраструктуру все равно велики, кто бы их ни производил. Без займов так или иначе не обойтись, а по займам платить надо с процентами, и все это еще до того, как дело начнет приносить прибыль, ради которой, собственно, и старается частный вкладчик. А теперь спроси-ка сама себя: кто способен занять деньги дешевле, чем любая фирма? Ответ: государство.
