плечи Иды, всегда готовой помочь, привыкла обращаться к ней с любыми желаниями — ведь Ида по доброте душевной не отказывала ей ни в чем, — что не могла оценить по достоинству глубокую, преданную любовь, предметом которой была. Когда Ида отказала двум завидным женихам, Розамунда удивилась не меньше, чем самые дальние знакомые, которые не могли взять в толк, почему старшая мисс Уэлвин, по всей видимости, решила остаться старой девой.
Ида сопровождала отца и сестру во время поездки в Лондон, о которой я уже упомянул. Если бы Ида прислушивалась к собственным желаниям, она осталась бы в поместье, но Розамунда объявила, что без сестры в городе будет по двадцать раз на дню чувствовать себя беспомощной и потерянной. В характере Иды было приносить себя в жертву тем, кого она любила, и в большом, и в малом. Любовь заставляла ее удовлетворять малейшие капризы Розамунды с той же бездумной готовностью, с какой она оправдывала самые непростительные ее недостатки. Поэтому Ида отправилась в Лондон с радостью и гордо наблюдала все мелкие победы, одержанные сестрой, и выслушивала — и не уставала выслушивать — все хвалы, которые расточали красоте Розамунды восхищенные друзья.
В конце сезона мистер Уэлвин с дочерьми вернулись ненадолго в поместье, после чего снова покинули дом, поскольку решили провести вторую половину осени и начало зимы в Париже.
С собой они взяли наилучшие рекомендательные письма и познакомились в Париже почти со всем высшим обществом — и с иностранцами, и с англичанами. На одном из первых вечерних приемов, куда они были приглашены, только и было разговоров что о недавних подвигах одного французского аристократа, барона Франваля, который вернулся на родину после долгой отлучки и о котором большинство гостей отзывались в самых восторженных выражениях. Мистеру Уэлвину и его дочерям коротко пересказали, кто такой Франваль и чем он отличился, и история эта, в двух словах, состояла в следующем.
От предков барон не унаследовал, в сущности, ничего, кроме титула и древнего рода. По смерти родителей он и две его незамужние сестры (остальные дети умерли) получили в свое распоряжение небольшое поместье Франвалей в Нормандии, доходов с которого не хватало на безбедное существование для всех троих. Барон, тогда совсем молодой человек — ему было двадцать три, — решил пойти на военную или гражданскую службу, достойную его титула, но, хотя тогда на французский трон снова взошли Бурбоны[40], его усилия ни к чему не привели. То ли у него не оказалось покровителей при дворе, то ли его продвижению помешали тайные недоброжелатели. Ему не удалось получить ни малейших привилегий, и он, раздосадованный таким незаслуженным пренебрежением, решил покинуть Францию и найти приложение своим силам в далеких колониях, где титул не помешает ему при желании участвовать в коммерческих начинаниях, чтобы увеличить капиталы.
Неожиданно подвернулся тот самый случай, на который он уповал. Барон оставил сестер в нормандском замке на попечении пожилого дальнего родственника и поначалу отплыл в Вест-Индию, затем его странствия продолжились на южноамериканском континенте, где он занялся добычей полезных ископаемых в очень больших масштабах. И вот недавно барон вернулся во Францию после пятнадцатилетнего отсутствия (в конце которого до Нормандии дошли ложные известия о его смерти), теперь уже став владельцем солидного независимого состояния, которое намеревался пустить на расширение родовых владений и на то, чтобы обеспечить сестрам (которые, подобно ему, остались одинокими) все роскоши и радости, какие только может дать богатство. Вольный дух барона и его искренняя забота о фамильной чести и счастье оставшихся родственников стали предметом всеобщего восхищения в высших слоях парижского общества. Его ожидали в столице со дня на день, и все, естественно, предполагали, что ему окажут самый теплый, самый блистательный прием, ведь иначе и быть не могло.
Уэлвины выслушали его историю с немалым интересом. Особенно увлеклась ею Розамунда, особа весьма романтичная, и, когда они вернулись в гостиницу, она прямо заявила отцу и сестре, что ей не меньше парижан любопытно посмотреть на щедрого барона, любителя приключений. Вскоре ее желание исполнилось. Франваль приехал в Париж в должный срок, был представлен семейству Уэлвин, постоянно встречался с ним в обществе, не произвел ни малейшего благоприятного впечатления на Иду, однако с самого начала стяжал благосклонность Розамунды и встретил столь горячее одобрение ее отца, что, стоило ему вскользь упомянуть о намерении весной наступающего года посетить Англию, получил сердечное приглашение провести сезон охоты в Гленвит-Грейндж.
Я вернулся из Германии примерно тогда же, когда Уэлвины — из Парижа, и сразу принялся укреплять по-соседски приятельские отношения с их семейством. Я был очень привязан к Иде, вероятно, привязан сильнее, чем сейчас позволит мне признать мое тщеславие… но это не важно. Гораздо важнее рассказать вам, что мистер Уэлвин и Розамунда с пылом изложили мне всю историю барона, что сам он приехал в Грейндж в назначенное время, что я был ему представлен — и что на меня он произвел такое же неприятное впечатление, как и на Иду.
В чем было дело, непонятно, — я и сам не знал, почему он мне не нравится, хотя на основании собственного опыта легко мог объяснить, как ему удалось завоевать расположение и симпатию Розамунды и ее отца. Барон был, безусловно, красавец — то есть у него были правильные черты; он обладал обезоруживающей мягкостью манер и галантной уважительностью в обращении с женщинами; к тому же он замечательно пел — мне редко доводилось слышать столь сладкий тенор. Всех этих качеств хватило бы с лихвой, чтобы завоевать любую девушку склада Розамунды, поэтому мне не пришлось задумываться, почему он стал ее любимцем.
Что же касается отца, барон не мог не стяжать его восхищения и уважения на охоте, поскольку оказался страстным охотником и прекрасным наездником, — и вдобавок у него были некоторые мелкие личные особенности, благодаря которым он как нельзя лучше подходил на роль друга для хозяина дома. У мистера Уэлвина был полный набор нелепейших предрассудков, свойственных большинству глуповатых англичан, особенно по отношению к иностранцам в целом. Несмотря на поездку в Париж, он по-прежнему придерживался вульгарных представлений о французах, причем считал эти представления своими, — и сохранил их и во Франции, и по возвращении домой. А барон был во всем полной противоположностью «мусью» из английских песенок, пьес и сатир, и именно это несходство и вызвало у мистера Уэлвина жаркий интерес к нему с первого взгляда и заставило пригласить барона в дом. Франваль замечательно говорил по-английски, не носил ни бороды, ни усов, ни бакенбард, стригся
