— Нет.
С ней произошла странная перемена: как-то разом она вдруг сникла, побледнела, размякла как воск. Тирен встал, подошел к ней и, осторожно взяв под руку, подвел к креслу. Она рухнула в него как подкошенная. Тирен пододвинул к ней бокал с шерри.
— Выпейте,— мягко сказал он.— А потом расскажите мне все, что знаете. О договоре. О том, какую роль играли в этой истории вы сами.— Она выпила вино; на лице мало-помалу снова проступили краски. Устремленный куда-то вдаль взгляд как будто застыл.
— Я не ангел, мсье. Судьба распорядилась так, что в моей жизни есть многое, пугающее даже меня саму. Я обладаю определенной властью и не в силах не пользоваться ею,— впрочем, думаю, перед этим соблазном никому не устоять. Это — как яд в крови. Искушение. Все стараются использовать данную им власть, как только представляется удобный случай. От этого получаешь какое-то своего рода садистское наслаждение, и чем сильнее тот, кого ты при этом побеждаешь, тем большее получаешь удовольствие. Я встречала много мужчин, наделенных властью,— они упиваются своим политическим могуществом и сладострастно вздрагивают всякий раз, как им приходится подсчитывать, сколькими миллионами человеческих жизней они управляют. Чтобы сохранить эту власть, они не брезгуют никакими средствами. Знала я и мужчин, чья власть заключалась в деньгах; они также наслаждались, пересчитывая свои миллионы, и лишь слегка опасались тех первых — политиков. Но в конце концов я поняла, что моя власть,— она усмехнулась,— гораздо сильнее, чем у всех у них вместе взятых. Власть над мужчинами. Я выдвигаю свои условия. Роскошь, деньги, благополучие, заботливость, обожание, цветы, слова, раскрытые души, признания, разного рода секреты.— Она вновь иронично улыбнулась.— Рабы. Пользуясь своей властью над ними, я наслаждалась так же, как Марлен Дитрих в «Голубом ангеле», где она унижает своего учителя, заставляя стоять перед ней на одной ноге и кукарекать. Как я уже говорила, я вовсе не ангел.
Она умолкла. На лице застыла легкая, едва заметная усмешка; губы были слегка приоткрыты, между ними поблескивала золотая коронка. Спустя некоторое время она вновь заговорила:
— В последние месяцы из моего окружения ближе всех ко мне были двое — оба дипломаты. Один из них — Виктор Вульф, другой…
Тирен понял, что имени его она не назовет. Он предложил:
— Если вы не против, назовем его «человек с ожогом».
Она метнула на него быстрый взгляд и покачала головой.
— Нет-нет,— сказала она.— Человек с ожогом — это, если можно так выразиться, его подручный. Нет, того, другого, мы назовем Пьер. Это французское имя — на самом деле, разумеется, его зовут по-другому, однако оно может дать вам ниточку, ведущую к тому посольству, к которому он принадлежит. Виктор и Пьер никогда не встречались, однако каждый из них прекрасно знал о существовании другого. Конечно, я была непростительно беспечна, рассказывая одному из них все о другом, и наоборот. Еще более наивна я была, не замечая хитрости и расчета, заключенных в некоторых вопросах Пьера относительно Виктора. Он действительно был весьма ловок и искусно играл моей наивностью. Однако играл — всерьез. Я помню почти каждое слово, сказанное им в тот вечер, когда он сделал мне это предложение. «Дорогая,— сказал он мне.— Это касается твоего шведского друга. Дело в том, что наши разговоры о нем… в общем, я записал их на магнитофон. Все эти твои маленькие откровения… Там есть немало пикантных деталей. Мне кажется, ему было бы не особо приятно, если бы об этом кое-кто узнал». Я была поражена. Он продолжал: «Но для чего кому-то еще об этом знать? Скандала ведь так легко избежать. Он мог бы выкупить у меня пленку». Я чувствовала себя вконец сбитой с толку и ненавидела его коварство. Он отнял у меня мою власть, и теперь я вынуждена была подчиняться всем его требованиям. Быть его инструментом, посредником в предлагаемой им сделке, где речь шла о чести Виктора — а быть может, и о его будущем вообще. А ведь причина всего этого — мой собственный промах, следовательно, исправить его должна была я сама. Я спросила: «Что ты от меня хочешь?» Он усмехнулся и хотел было обнять меня, но я отстранила его руки. «Ты должна рассказать Вульфу, что мне известно о нем,— сказал он.— Можешь также прибавить, что существует еще пара фотографий — кстати, из твоего магазинчика, дорогая. Весьма неосторожно, не правда ли?» За это я возненавидела его еще сильнее, но вынуждена была согласиться — действительно, это было весьма неосторожно. Он между тем продолжал: «Скажи ему, чтобы он запасся терпением и ждал. А мы тем временем попытаемся найти что-нибудь интересное, что он мог бы предложить нам в обмен на пленку». На следующий день я связалась с Виктором. Мы встретились с ним здесь, у меня, и я рассказала ему, в какую неприятную историю он попал из-за моего легкомыслия — или, скорее, болтливости — и как я бессовестно обманула его доверие.— Она горько улыбнулась.
Упрекать ее в чем-то было, по-видимому, бессмысленно. Это была вовсе не Мата Хари — скорее жертва собственной доверчивости и чьих-то хитрых, коварных замыслов. Тирен дал ей время взять себя в руки. Она налила себе еще шерри, однако была так занята своими мыслями и чувствами, что не обратила внимания на его бокал, который также был уже давно пуст. Справившись наконец с собой, она продолжала:
— Выслушав меня, Виктор несколько минут сидел неподвижно, как будто окаменел. Потом мы стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Я сказала: «Мы пока еще не знаем, какие они выдвинут требования». Виктор ответил: «Я не могу торговать национальными интересами. Кроме того, последствия этого нетрудно предвидеть». Я предложила подождать их решения. В конце концов мы на этом и остановились — выждать несколько дней. Прошло по меньшей мере недели три. Пьер позвонил мне и предложил встретиться с ним в ресторане, однако я отказалась — я не хотела больше появляться на людях в его обществе. Тогда он приехал ко мне, сидел он как раз на том самом месте, где сидите сейчас вы. Он сказал, что в шведских газетах сейчас много пишут об одной фирме, которая подготовила сенсационную сделку с Японией, и шеф ее рекламной службы хвастается, что переговоры между ними пройдут в Париже при содействии посольства. Агенты Пьера давно уже были в курсе самого этого исследования. Предварительно они тщательно изучили материалы по данной проблеме, опубликованные в специальной литературе; им даже удалось взять несколько якобы интервью у руководства фирмы, однако, чтобы проникнуть в суть открытия, требуется чуть-чуть большее. «Еще хотя бы вот столько,— показал он пальцами.— Виктор,— сказал он,— как раз тот человек, который может им помочь в данном случае,— в обмен на пленку и негативы фотографий. Он должен сделать всего лишь одну вещь — попросить, чтобы ему прислали меморандум по данному проекту, а потом подстроить так, будто бы он исчез». Я спросила: «А не проще ли будет, если он снимет копию?» Пьер не согласился. «Копию можно подделать,— сказал он.— Нам нужен оригинал. Когда я говорю, что меморандум должен исчезнуть, я имею в виду, что его следует передать мне или же тому человеку, которого я вам укажу. Инструкцию относительно деталей я передам Виктору позднее. Сейчас речь идет лишь о том, пойдет ли он в принципе на такие условия».
Она снова несколько минут сидела молча, кусая губы.
— Я не знала, что все это так серьезно. Конечно, это промышленный шпионаж, но я не думала, что все так обернется. Я рассказала о его предложении Виктору. Он думал несколько дней. Потом согласился. Пьер вручил мне конверт с инструкциями о передаче документов, и я отдала его Виктору. Все это было неделю назад. Виктор вскрыл конверт, прочел инструкции и кивнул. Потом стиснул зубы и сказал: «О'кей, я так и сделаю, но потом — пусть пеняют на себя. Я им устрою». Тогда мы виделись с ним в последний раз. Позавчера я прочла, что его убили. Это меня страшно потрясло — снова коварство и наглая ложь. Я была убеждена, что за всем стоит Пьер, что он силой добыл документ,— вероятно, Виктор в последний момент передумал, и у них возникли затруднения. А может, он действительно попытался выполнить свою угрозу и что-то им устроил. Газета все еще была передо мной, когда позвонил Пьер. «Чуть-чуть все не сорвалось,— сказал он.— Вышла ошибка, но теперь все исправлено». И поскольку Виктор теперь не в состоянии был получить пленку и негативы, он сказал, что все же хотел бы честно выполнить договор и передать все это мне. Я напрямик спросила его, имеет ли он какое-нибудь отношение к убийству, но он все отрицал. Я ему поверила, верю и сейчас. Что угодно — но только не убийство. Он попросил меня вечером приехать в «Георг V». Я должна была подняться в 530-й номер и встретиться там с…— она улыбнулась,— с «человеком с ожогом»; он передаст мне пакетик с компрометирующими материалами. Я сделала, как он велел, получила пакет, привезла его домой и уничтожила.
