здесь намек на действия Италии в Абиссинии был очевидным –
не является ни преимуществом, ни похвальбой, а просто долгом!» В Монако победа досталась все же «Мерседесу» Караччолы, за которым финишировали «Ауто Унион» Варци и Штука. Нуволари пришел только четвертым. Если оставить в стороне полемику, экспедицию на Лазурный берег следовало признать весьма неудачной. Поэтому Феррари с тревогой ждал дебюта «12C» в Триполи 10 мая, через четыре дня после провозглашения Империи и при отсутствии каких-либо ответных мер политического или экономического характера в отношении фашистской Италии.
«12C» сразу показала себя очень быстрой. Но во время субботних тестов лопнуло колесо, что привело к сходу с трассы и перевороту машины, за рулем которой был Нуволари. Та же неприятность произошла за несколько дней до того, во время тренировочной сессии в Монце, с болидом-близнецом Фарины, который в итоге не поехал в Африку. Нуволари получил травмы, но явно недостаточные для того, чтобы его остановить. Ему наложили повязки, он обошел запрет врачей и в воскресенье стартовал в гонке.
Три «12C» – Нуволари, Бривио и Тадини, которого усадили за поврежденный днем и восстановленный за ночь болид мантуанца – сражались с «Мерседесом» на равных на протяжении всей гонки. Но не с «Ауто Унион». Самая большая проблема «12C» заключалась в износе резины. Вынужденные сделать несколько остановок в боксах для замены шин, трое пилотов финишировали на шестом, седьмом и восьмом местах, позади «8C» Пинтакуды, менее мощной и менее быстрой, но не страдавшей от проблем с покрышками.
Через неделю состоялась гонка в Тунисе. Феррари отправил туда всего две машины: «8C» для Пинтакуды и «12C» для Бривио. Нуволари с переломанными ребрами вернулся в Италию. На этот раз у машин «Альфа-Ромео» Скудерии возникли проблемы с бензином. Из Италии не пришло топливо Dynamin, подготовленное компанией «Шелл». Пришлось наспех импровизировать – на скорую руку придумали эрзац, который быстро доставили из Триполи. Этот трюк сработал только наполовину.
После того, как «Ауто Унион» выбыл из борьбы из-за различных проблем, гонку выиграл Караччола на «Мерседесе». Пинтакуда финишировал на втором месте, но с огромным отставанием – два круга. Бривио выбыл на восьмом из тридцати кругов. Из-за недостаточной мощности его «Альфа-Ромео» – качество топлива было низким – он не был серьезным соперником в гонке.
«Скудерия Феррари» была повержена на колени. Энцо Феррари был вне себя от ярости. Он сетовал на недостаточное, а то и вовсе отсутствующее внимание со стороны спортивного руководства и государственных институтов. Он обвинял итальянскую автомобильную индустрию в том, что она недостаточно заинтересована в гонках и в том, что оставила его одного бороться против сплоченной немецкой автоиндустрии, которую к тому же поддерживало правительство Рейха.
Он гремел как в публичных, так и в частных высказываниях. Потому что в Италии были те, кто немедленно обвинил в провале его Скудерию (а, следовательно, и его самого), что сразу возобновило старую тему прямого участия автомобильных компаний в соревнованиях, а это беспокоило Феррари больше всего, так как всерьез могло подорвать то, что он терпеливо строил в течение семи предыдущих лет. В результате он не скупился на обвинения в адрес всего системного подхода, который вроде бы должен был управлять автомобильным спортом Италии, но на самом деле не работал так, как предполагалось.
В надежде изменить ситуацию Феррари пригрозил покинуть гонки – по крайней мере, не участвовать на самых скоростных трассах, которые, конечно, были местом проведения большинства международных Гран-при. «С большой горечью мы признаем вероятную бессмысленность упорства в деле, которое выше наших возможностей», – заявил он.
Конечно, он только мутил воду: гонки были его жизнью. Но он делал это осознанно, пытаясь предупредить те нападки, которые, как он понимал, будут направлены в его адрес: их профилактика была настоящей причиной его шумного публичного выступления. Опережая – и таким образом сбивая с толку – клеветников, он поспешил добавить: «Если высший долг заключается в защите спортивного престижа, то будет логичным принятие на себя этого обязательства теми, кто собираются выдвинуть старую идею прямого участия автопроизводителей в гонках».
Энцо уже становился опытным актером, он блефовал. Но кое в чем был прав: «Ярмарку иллюзий закрыл десятый Гран-при Триполи».
9 июля Энцо Феррари встретился в Портелло с Гоббато и Яно на своеобразном летнем summit. Несмотря на последние победы, «Альфа-Ромео» подвергалась давлению со стороны государственных спортивных органов – от нее требовалось усилить противодействие немецким компаниям. Естественно, in primis требовались вложения, в том числе финансовые, со стороны самого государства, но намного проще было оказывать давление на тех, кто находился на передовой, вместо того, чтобы брать на себя ответственность или раскошеливаться.
Встреча закончилась договоренностью между «Альфа-Ромео» и «Скудерией Феррари», в рамках которой обе стороны обязались приложить еще большие усилия, хотя обвинять стороны в нежелании могли только те, кто не был знаком с гонками или имел другие цели. К тому же, хотя «Альфа-Ромео» и участвовала посредством «Скудерии Феррари» в международных соревнованиях высокого уровня, в 1936 году фирма из Портелло была отнюдь не исключительно автомобильной компанией: она сосредоточивала свои усилия на производстве авиационных двигателей и в течение года выпустила всего десять автомобилей – ровно половину от объема производства 1910-го, года ее основания.
«Имея возможность получать машины высокого уровня эффективности, – отметил в заключение Гоббато, подчеркивая очевидное (и это, вероятно, раздражало Феррари), – “Скудерия Феррари“ разработает соглашение с комиссионером Яно о программе участия в различных гонках года». Этот заявление официально – и политически – возлагало ответственность на Витторио Яно и Энцо Феррари.
Несмотря на успехи, лето для Тацио Нуволари было не безоблачным. Здоровье его сына Джорджо, который долгое время болел, ухудшалось.
Затем Джорджо Нуволари стало лучше, и Тацио продолжил выступать и побеждать. 2 августа он одержал пятую личную победу в «Кубке Чиано» на трассе «Монтенеро», укороченной – ее длина стала всего семь километров – и частично измененной: из нее исключили трудный подъем к церкви Мадонны дель Монтенеро и последующий крутой спуск к Тирренскому морю и Аурелии. И он победил одним из тех дерзких способов, которые быстро превратили его в живую легенду.
Из соображений пиара Феррари никогда не пропускал поездку в Ливорно, где, по случаю гонки, у Галеаццо Чиано[42] собирались представители автомобильного спорта Италии. Там он собственными ушами услышал, как Нуволари в ответ журналистам, удивлявшимся, как он смог победить на машине Пинтакуды с неисправными тормозами (на которую он сел после того, как флорентийца отозвали в боксы), бесстрашно ответил, что для того, чтобы ехать быстро, тормоза не нужны. «Эту шутку Пинтакуда еще долго
