пересказывал», – говорил он впоследствии.
Три «Ауто Унион» – Варци, Штука и Роземайера – выбыли из-за аварий. Три машины на призовых местах были болидами Скудерии: за Нуволари финишировали Бривио и Дрейфус, который вновь ездил за моденскую команду, уже с Гран-при Довиля, состоявшегося 19 июля.
Возвращение французского гонщика, с одной стороны, показывало прагматизм Энцо Феррари, способного отставить в сторону даже личные обиды ради привлечения лучших кадров (Рене незадолго до Рождества разорвал уже подписанный контракт), а с другой стороны, это говорило о мужестве Феррари, способного игнорировать директивы того времени и в период расцвета национализма, когда фашистская Италия все больше походила на нацистскую Германию и уже готовила расовые законы, принятые через год, нанять еврейского гонщика – а Дрейфус был евреем.
Сентябрь принес Нуволари подиум на Гран-при Италии (он пришел вслед за неуловимым Роземайером); на «Модене» же Летучий мантуанец снова победил. Для Тацио это была третья победа в этой гонке подряд, и, конечно, это было важно для моденской Скудерии – еще один триумф на домашней трассе.
Настало время пересечь Атлантику. Целью был Нью-Йорк, где 12 октября три «Альфа-Ромео» – Нуволари, Бривио и Фарины – соревновались со множеством американских автомобилей, двумя «Бугатти» и несколькими частными «Мазерати» за огромный трофей «Кубка Вандербильта». Феррари, оставшись в Модене, отправил по морю три «12C» и одну «8C». В дополнение к троим заявленным пилотам он отправил запасного, Аттилио Маринони, а также Луиджи Бацци, maestro Уголини и четырех механиков: Меаццу, Стефани, который летом уже побывал в Бразилии, Мамбелли и Баи.
Соревнования в Америке возобновились в 1936 году после двадцатилетнего перерыва, а до того с 1904 по 1916 год состоялось одиннадцать гонок, которые были одними из регулярных событий в автоспорте пионерских времен. Гонка 1936 года прошла на извилистой грунтовой трассе, проложенной около аэродрома «Рузвельт Филд» на Лонг-Айленде, в нескольких километрах от Нью-Йорка – аэродрома, с которого за девять лет до того Чарльз Линдберг взлетел для своего исторического перелета через Атлантику. Трасса была не слишком сложной, и было ясно, что если не произойдет каких-то неожиданностей, то Нуволари сможет держать все под контролем.
Нуволари тестировал трассу на «8C», после чего стал самым быстрым и на «12C». Во время гонки он сразу вышел вперед и сорок два остальных гонщика, в том числе и два его партнера, не доставили ему беспокойства. Прошло чуть более четырех с половиной часов – и вот он уже он первым пересекает финишную черту. Его отрыв от пришедшего вторым «Бугатти» Вимилля был почти ошеломляющим: двенадцать минут. Третьим, спустя еще одну минуту, пришел Бривио на «Альфа-Ромео». Еще один болид Скудерии с Фариной за рулем остановился на семнадцатом круге из-за проблем с рулевым механизмом.
Первое место Нуволари принесло ему двадцать тысяч долларов, что в то время равнялось четверти миллиона лир. Второе место Бривио принесло еще пять тысяч долларов. Пилоты Скудерии – главным образом мантуанец – также набрали еще несколько тысяч долларов во время гонки: за каждый круг лидер пелотона получал еще сто долларов. Половина всех призовых денег, согласно контракту, пошла в казну «Скудерии Феррари».
Фашистский режим в некотором смысле поощрял такое участие «Скудерии Феррари» (из явно пропагандистских соображений), но настоящей целью американской поездки для Феррари был огромный призовой фонд. Следовательно, миссию можно было считать выполненной.
Победа Нуволари в Америке отозвалась в Италии сильным эхом, и это, конечно же, было на руку и «Альфа-Ромео», и «Скудерии Феррари».
Энцо лично приехал генуэзский порт, чтобы поприветствовать своего чемпиона, когда тот сошел на берег Италии победителем. Толпа встречающих была столь огромной, что он с трудом пробился к Нуволари, да и то лишь для краткого рукопожатия. Вернувшись в Модену, Феррари написал ему письмо. Датированное четвертым ноября, оно гласило: «Я чувствую огромное удовольствие от успеха, завершившего сезон и полностью тобой заслуженного, а также выражаю тебе мою искреннюю благодарность за бесценное сотрудничество, которому ты посвятил себя на благо Скудерии и в этом году».
Но Феррари хотел поговорить с ним сразу после его возвращения в Италию, в том числе – а возможно, и в первую очередь – для того, чтобы защитить себя от возможных сюрпризов. Он опасался, что Нуволари, ярко добившийся признания в Америке, может посчитать свою задачу в Модене выполненной. «Я смею надеяться, что ты удовлетворен отношениями с моей организацией в прошедшем периоде и поддерживаешь наше желание продлить соглашение на следующий год».
Чтобы удержать его в своей команде, Феррари был готов позволить ему комплектовать состав пилотов. «Я хотел бы встретиться с тобой как можно скорее, чтобы обсудить состав будущей команды и особенно – твое согласие или несогласие на присутствие в ней пилотов, которые были твоими партнерами в прошедшем сезоне, а также возможное подписание новых». Со стороны Феррари это был подход, который он никогда не практиковал с другими гонщиками и который он, судя по всему, никогда не повторял в будущем, что свидетельствует не только о его уважении к мантуанцу, но и, возможно, о том, что он ставил себя в положение открытого подчинения в отношениях между ними – подчинения, которое он принял или, может быть, даже выбрал, чтобы не потерять Нуволари.
Феррари договорился встретиться с ним и со все более неоценимым кавальере Бацци в Модене через несколько дней, чтобы обсудить планы на следующий сезон вместе. Объявление состава на сезон-1937 было сделано во время традиционного ужина, организованного, как обычно, в Модене в середине декабря.
Тем вечером об этом не упомянули, но Феррари при одобрении Нуволари вел переговоры о возвращении в команду графа Тросси, о котором должно было быть объявлено в январе. На ужин был приглашен и Акилле Варци, и его присутствие сбило с толку присутствовавших журналистов. Не подозревая, что Феррари оставил за Тацио последнее слово по поводу гонщиков, в прессе по этому поводу было множество фантастических предположений, которые, разумеется, предположениями и остались. Мантуанец действительно мог пожелать пригласить в команду кого угодно, но не Варци.
Сезон-1936 не был полностью провальным, хотя разрыв между итальянской и немецкой автомобильной промышленностью только увеличился. Чтобы защитить собственное дело, Феррари говорил, что немецкие автопроизводители сосредоточивались на, как он их называл, «болидах, специально предназначенных для одного типа трасс и соревнований». «Альфа-Ромео» же, подчеркивал Феррари, продолжала разрабатывать (а его Скудерия продолжала выставлять на старт) «гоночные автомобили», где он уделял особое внимание слову «автомобили», чтобы подчеркнуть близость к обычным машинам.
Это была правда. Но со стороны Феррари это была еще и явная попытка подсластить пилюлю, поскольку он первым
