понял, что «Ауто Унион» и «Мерседес», поступая так, боролись за победу в самых престижных гонках.
В этот раз Феррари защищал не только «Альфа-Ромео». Зимой 1937 года он защищал прежде всего себя и свою структуру. В его адрес из разных источников шла критика за медлительность и недостаточную активность его Скудерии в работе над машинами, которые продавала ему «Альфа-Ромео». Если ярмарка иллюзий закончилась летом 1936 года, то зимой 1937 года свелась на нет иллюзия Энцо Феррари о том, что он останется вне подчинения. В Милане у Уго Гоббато действительно были все более определенные мысли относительно будущего «Скудерии Феррари», и это будущее отнюдь не было независимым.
Глава 18
Дурные привычки
В середине февраля 1937 года игра была сделана. 19 февраля Энцо Феррари получил заказное письмо от дирекции «Альфа-Ромео», в котором ему была направлена копия соглашения между «Альфа-Ромео» и «Скудерией Феррари» о «программе управления и совместного участия в спорте» и «письмо относительно Вашего назначения директором, ответственным за управление спортивными и административными процессами» новой организации. Соглашение действовало с 1 января 1937 года – то есть фактически уже полтора месяца – по 31 декабря 1940 года, когда оно автоматически истекло бы, если не было бы продлено до 30 июня того же года.
После нескольких месяцев переговоров и отсутствия конкретики по поводу его идеи создать «Скудерию Италия», в которой объединились бы силы «Альфа-Ромео», «Скудерии Феррари» и «ФИАТ», Энцо Феррари передал «Альфа-Ромео» 80 % акций своей структуры. С одной стороны, он отказался – был вынужден отказаться – от столь желанной и долго охраняемой им независимости, с другой, он получил прямые обязательства от миланской фирмы, плюс она брала на себя четыре пятых всех затрат на управление. Заявленной целью объединения было «сделать участие марки “Альфа-Ромео“ в международных автомобильных гонках более эффективным». Феррари, по сути, попал под внешнее управление.
Энцо, естественно, запросил четкие гарантии – и получил их.
В обмен на вмешательство, с которым ему пришлось бы мириться, он получил право быть единственным спортивным представителем «Альфа-Ромео»: автомобили и запчасти, остававшиеся собственностью миланской компании, предоставлялись исключительно «Скудерии Феррари». В свою очередь, от Феррари потребовали, чтобы он выставлял на соревнования только автомобили марки «Альфа-Ромео» (они были большинством машин Скудерии, заявляемых на гонки, но парк состоял не только из них), и это ограничивало свободу действий Энцо, которую он – преданный миланскому автозаводу, но по-своему – всегда считал защищенной от эксплуатации самим заводом.
«Альфа-Ромео» инвестировала в «Скудерию Феррари» полмиллиона лир, и это помимо болидов. Стоимость машин была оценена еще в два миллиона лир. Феррари добился права продавать эксклюзивно и с «полной свободой торговли» все автомобили, принадлежащие новой структуре, «без каких-либо ограничений по регионам на мировом рынке», как только «общим согласием будут приняты решения о выведении из эксплуатации машин, модель за моделью». Скудерия, обязавшаяся оказывать помощь клиентам, которые приобретут эти автомобили, и сохранять административную автономию, получила бы 10 % от продаж – «вознаграждение, которое не входит», указывало соглашение, «в учет спортивного управления»; таким образом, это было своеобразным финансовым bonus для Энцо и его структуры.
Как президент и генеральный директор, Энцо Феррари получал восемь тысяч лир в месяц, что составляло 96 тысяч лир в год – немалая сумма. Но мастерским ходом стали 25 тысяч лир в год, которые «Альфа-Ромео» выделяла ему с момента заключения соглашения за аренду здания на улице Тренто Триесте и мастерской – недвижимости, которую Феррари использовал с 1930 года и за которую теперь получал плату от «Альфа-Ромео».
Соглашение осталось конфиденциальным. Публике о нем не сообщали. Эксперты – такие, как Канестрини и Филиппини, – вероятно, знали об этом, но не разглашали информацию. По крайней мере, со стороны репутация Феррари не выглядела подмоченной.
«Альфа-Ромео» также отправила в Модену своих сотрудников, с которыми Феррари собирался создавать машины и моторы для будущего – с сезона-1938 – международного изменения стандартов. Самым важным приобретением был Джоакино Коломбо, один из преданнейших Яно людей. Вокруг него сколачивалась группа инженеров, в том числе Альберто Массимино, проектировщик Анджело Нази, молодой Федерико Джиберти, Реклус Форгьери – один из старейших сотрудников Скудерии, с задачей заниматься восьмицилиндровыми двигателями – и, конечно же, Луиджи Бацци, который уже много лет был правой рукой Феррари.
Эти технические специалисты также будут работать над проектом voiturette[43], который Феррари продвигал в последнее время. Параллельно Витторио Яно в Портелло трудился над «12C», полностью перерабатывая ее перед сезоном-1937, начавшимся в апреле.
Этот сезон не предвещал ничего волнующего в смысле соревновательных результатов. Энцо Феррари реалистично оценивал переходный год, но о руководстве «Альфа-Ромео» того же самого сказать было нельзя. Подвергаясь давлению режима, который желал, чтобы машины фирмы как можно скорее вернулись на сцену и сыграли ту роль, которая режимом ожидалась, руководство «Альфа-Ромео» вскоре направило свое недовольство как на Яно, так и на Феррари.
Сезон начался 4 апреля с проведения «Милле Милья». Феррари выставил семь «Альфа-Ромео». Четыре машины финишировали на первом, втором, четвертом и девятом местах. Как и два года назад, победил Карло Пинтакуда, на этот раз в паре с механиком Париде Мамбелли – одним из вернейших сотрудников Феррари – за рулем «8C2900 A». Апрель ознаменовался участием в еще двух итальянских гонках – «Гонке Турина» в воскресенье, 18-го, и, в следующее воскресенье, «Кубке Принцессы Пьемонтской». При чисто формальном соперничестве «Скудерия Феррари» и «Альфа-Ромео» праздновали еще две легкие, предсказуемые победы.
Но в четверг перед гонкой в Турине Нуволари чуть было не получил очень серьезные травмы. Во время первой серии тестов на трассе «Валентино», избегая столкновения с двумя вековыми деревьями между дорогой и тротуаром, он перевернулся. Тацио получил ссадины на лице, рваную рану левой сосцевидной области[44] и огромный ушиб правой половины грудной клетки с подозрением на перелом ребра, но для Летучего мантуанца это в общем-то были мелочи. Впрочем, они вынудили его взять паузу на эту и следующую гонку.
НУВОЛАРИ ВЕРНУЛСЯ НА ТРАССУ ВО ВТОРОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ МАЯ, В ТРИПОЛИ. ТАМ СИТУАЦИЯ РАДИКАЛЬНО ИЗМЕНИЛАСЬ, НО, УЧИТЫВАЯ ВЫХОД НА СТАРТ НЕМЕЦКИХ МАШИН, ПРОПУСТИВШИХ ПЕРВЫЕ ИТАЛЬЯНСКИЕ ГОНКИ, ИНАЧЕ И БЫТЬ НЕ МОГЛО.
Для «Альфа-Ромео» и «Скудерии Феррари» североафриканская поездка стала кошмаром. Несмотря на явные предзнаменования, столь очевидно проявившееся в Триполи бессилие стало для всех жестоким ударом. В Портелло увеличилось давление на Яно, чтобы он как можно скорее завершил разработку новой машины. Начало пошатываться и положение самого Феррари.
Не сильно подняли настроение и победы в гонках с
