Мостовой уезжает, но его отсутствие почему-то не в радость: нам словно тесно в его кабинете, куда так здорово проникать без ведома хозяина. Мы, видимо, все еще мальчишки, высокие и потолстевшие лоботрясы, и запретное соблазняет нас не меньше, чем в детстве — чужая яблоня за высоким забором.
К моей персоне интереса, вопреки моим трусливым ожиданиям, почти никакого. Лишь Кривошапка быстро, как учитель физкультуры — сорвавшегося с турника школьника, осматривает меня, но расспросить толком не успевает. Слишком много всего, чтобы уделять внимание последствиям моего несостоявшегося эфира. Дашкевич включает телевизор, и мы вновь погружаемся в кошмар наяву, и даже не думаем о Кривошапке, прогноз действий которого в иной ситуации обязательно вынудил бы нас просчитать целесообразность вольного распоряжения техникой в кабинете Мостового.
Да и Кривошапке не до интриг. Нахмурившись, он не отрывает взгляда от экрана. Там показывают президента Медведева, принимающего в Кремле Лужкова. Точнее, показывают Лужкова, который, пока Дашкевич не усиливает громкость, лишь шевелит губами. Впрочем, даже со звуком его слышно неважно, да и выглядит мэр хуже обычного: бледный, с бегающими глазами и странным причмокиванием, словно за обедом он прикусил щеку. Он успевает что-то сказать о том, что досматривается чуть ли не каждая бродячая собака, прежде чем Медведев его перебивает.
— Бродячих собак, — говорит президент, — в Москве действительно развелось немало, но это совсем другой разговор. Сегодня мы говорим о том, что столичные власти не успевают за федеральными правоохранительными органами в деле поиска преступников. Я настоятельно советую вам, как мэру столицы, как патриоту, как члену исполкома партии «Единая Россия», прервать ваш плановый отпуск и вернуться к своим прямым обязанностям. Лично координировать работу городских служб во всем, что касается взаимодействия с правоохранительными органами. А в отпуска отправимся потом. Когда торфяники потушим и бандитов поймаем.
Торфяники и в самом деле горят, сегодня от дыма в воздухе даже першит в горле, хотя после десяти минут пребывания на улице кажется, что горелым уже не пахнет. В новостях, которые, похоже, теперь транслируются в режиме нон-стоп, повторяют то, что уже известно от Мостового. Уволен Багмет, а особые полномочия Бастрыкина иллюстрируют кадры с его интервью на месте убийства Зельцера. Стрелял, утверждает Бастрыкин, профессиональный киллер. Он говорит о свидетелях, которые якобы видели, как с места происшествия на высокой скорости уезжал мотоциклист, по всем признакам — байкер. Более того, Бастрыкин выдает новую версию, что заставляет нас переглянуться: характер убийства Джабировой и Карасина также говорит о том, что работал убийца-профессионал. Отсюда, утверждает Бастрыкин, и будет исходить следствие при отработки новой версии.
— Вот гонит, — говорит как бы сам себе Дашкевич, вслух озвучивая то, что на уме у каждого из нас.
Появление Константина Эрнста, растрепанность которого, несмотря на богатую прическу, выглядит непривычной, вызывает у меня секундное замешательство. Новости мы смотрим по «России 1», а рейтинговые войны центральных каналов приучили к тому, что показ главных действующих лиц из лагеря конкурентов воспринимается как позор и капитуляция. Сегодня, однако, особый случай, а Эрнст — желанный гость даже на канале главного конкурента и все из-за вчерашнего скандала.
Он напоминает, что в результате инцидента с лопнувшим софитом во время эфира «Пусть говорят» серьезных пострадавших нет. Лишь Андрею Малахову разбили очки, и осколок рассек ему бровь.
— Но это не помешает Андрею, — утверждает Эрнст, — продолжать выходить в эфир. Ближайшая передача — уже в понедельник и, как всегда, в прямом эфире. Возможно, Андрею придется вести передачу в наглазной повязке. Посмотрим, что скажут врачи. Я вот еще о чем хотел сказать.
Это — прямое включение, и белые буквы «Прямой эфир» на красной планке под логотипом «Россия 1» придают картинке налет тревожности. Эрнст лучше других знает, что такое прямой эфир, но высказать то, что он позволяет себе сейчас, он почему-то решается не на своем канале. Да, трагические события, говорит он. Да, следователи сбились с ног. Да, власть пока не в состоянии обеспечить безопасности и главное — чувства безопасности.
— Но! — делает многозначительную паузу Эрнст. — Первый канал — и я беру на себя личную ответственность за это решение, — не собирался и не будет вводить никаких ограничений на свободу информации. Невзирая на драматические события, переживаемые нашей страной. Несмотря на то, что на меня, на генерального директора, уже оказывается определенное давление с целью подтолкнуть нас к самоцензуре. Подозреваю, такое давление будет только усиливаться, но могу заявить ответственно: я не подведу тех людей, которые работают со мной на канале и, главное, наших зрителей. Мы не будем вводить цензуру. Более того, мы будем делать все возможное, чтобы наши зрители получали полную, качественную и исчерпывающую информацию. Опыт последних десяти лет показал: ограничение информационной свободы не дает обществу стабильности. Наступает не стабильность, а стагнация. Посмотрите на…
— Анастасия! — прерывает прямое включение ведущий новостей и картинка со все еще говорящем в отключенный микрофон Эрнстом уменьшается до размеров правой половины экрана. В левой же его части беспокойно крутится в кресле ведущий.
— К сожалению, — говорит он, — время выхода в прямой эфир ограничено. Напомним, интервью корреспонденту нашего канала Анастасии Шанцевой давал генеральный директор Первого канала Константин Эрнст. А мы, — картинка с ведущим увеличивается в полный экран, — продолжаем выпуск. Срочная новость. Только что пресс-служба Кремля распространила сообщение о том, что завтра состоится экстренное заседание Общественной палаты при Президенте Российской Федерации. Заседание палаты будет транслироваться в прямом эфире на информационном канале Россия 24 и будет посвящено поискам выхода из кризиса, в котором оказалась общество в результате последних трагических событий. По словам главы пресс-службы Натальи Тимаковой, президент рассчитывает на честный и откровенный разговор с представителями гражданского общества и выражает надежду на то, что результатом такого диалога станет выработка коллективной резолюции во имя сохранения стабильности и взаимопонимания в нашем обществе.
— Улет, — говорит Дашкевич, пялясь в экран.
Дальше — больше. Новости из Химкинского леса, где местные жители парализовали работу строителей и фактически перекрыли строящуюся трассу. Ведущий так и говорит: «фактически перекрыли» и не понятно, к чему это ближе — к громким и пустым заявлениям или к тихим и шокирующим действиям. Драматизма новости придает съемка с вертолета. На вырубленном участке, окруженном со всех сторон лесным массивом, толпятся насекомые — очевидно, это и есть возмутители спокойствия. Протестующие изгнали строителей и охрану, а по периметру стройки установили собственные контрольные пункты. По всей видимости, сообщает ведущий, среди участников протеста есть вооруженные люди и добавляет, что милиция пока не спешит вмешиваться во избежание обострения ситуации.
В завершении выпуска — сообщение об отставке главы Башкирии Рахимова. На пенсию президент его отправил еще утром, когда находился в Сочи — выходит встретившись с одним пенсионером, Медведев сел в самолет, чтобы через несколько часов встретиться в Москве с другим претендентом на отставку — Лужковым, которого, как говорит Дашкевич, снимут в ближайшие дни.
— Так сказал Жириновский, — пожимает плечами он. — Тот еще барометр.
Что станет с Москвой, думаю я, но Лужков тут совершенно ни при чем. Поиски служебного авто закончились неудачей — и с чего мы взяли, что если все начальство на совещании у Бастрыкина, служебный гараж должно распирать от свободных машин? Покрутившись, мы разъезжаемся кто на чем. Я — на такси, из которого после пяти минут езды мне хочется выпрыгнуть прямо на проезжую часть (кстати, чем не вариант самоубийства) и, если повезет отделаться сломанными ребрами, прокричать в полный голос: «Что станет с Москвой?!».
Я смертельно устал и это не преувеличение. Даже мысли о смерти вызывают у меня сонливость. Да что там смерть — мысли о завтрашнем дне с детьми навевают зевоту, а сознание — и это очевидно, — функционирует само по себе, что тоже не удивляет меня, так я устал. Сон не приносит мне сил, лишь немного упорядочивает мысли — достаточно для того, чтобы понять что сегодня — одна из худших суббот за последнее время.
Лишь этим паршивым утром я вспоминаю, что так и не заглянул к Денису. Впрочем, чем дальше, тем больше я наслаждаюсь гробовым молчанием оповещателя. Я и без него просыпаюсь в пять утра, чтобы к семи быть на работе.
