но вдруг девушка слышит тихим, чуть надтреснутым, давно знакомым голосом:
— Therefore like her I sometime hold my tongue,
Because I would not dull you with my song.*
— Это откуда? — спрашивает Мила, силясь вспомнить какую-нибудь песню, где звучит эта фраза.
Вика чуть заметно улыбается и, подшучивая над ученицей, говорит:
— Не только ты, Леонова, читаешь классику. Это 102 сонет Шекспира. В переводе тоже есть. И тоже красиво.
— Я найду, — соглашается с невысказанным предложением Милка.
Машина тормозит у дома фигуристки. Девушка выходит, отказываясь от помощи, и скрывается в подъезде.
****
В полночь в мессенджер Домбровская приходит короткое "спасибо", а вторым сообщением:
Люблю, — но реже говорю об этом,
Люблю нежней, — но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.
Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь нова была для нас.
Так соловей гремит в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.
Ночь не лишится прелести своей, Когда его умолкнут излиянья. Но музыка, звуча со всех ветвей, Обычной став, теряет обаянье. И я умолк подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою
Вика читает оба сообщения, не отвечая, и продолжает сидеть за кухонным столом. В чайной чашке вместо чая на три пальца коньяку. Основательно початая бутылка стоит рядом.
–
*Поэтому, как и она, я иногда молчу,
Потому что я бы не утомлял тебя своей песней.
Отчаянных невзгод ты в скорбном сердце обновляешь бремя
Пить в середине недели крепкий алкоголь на ночь — плохое развлечение. Именно эта мысль не покидала Вику с того момента, как она открыла глаза. Голова нещадно болела. При виде полупустой коньячной бутылки становилось тошно.
“Слабости обходятся дорого!”— в очередной раз жизнь наказала Викторию за желание быть маленькой и глупой. Хотя бы один вечер.
Обезболивающее. Много жидкости. Сверху чашка крепкого кофе. Хоть на кого-то эта посталкогольная контрацепция действует так, как должна бы в теории? Душ. Глаза не болели только от черного, поэтому утреннее настроение воплотилось в тотал блэк в одежде. Долгий макияж, чтобы спрятать отеки, возникшие после пьяной обочины вчерашнего вечера, на которой она решила не кстати сделать перерыв в собственной жизни.
Магнитола в машине решила добить ее бодрым голосом Антона Макарского:
Ты обязательно станешь смелой
Честной и сильной, тебе понравится
Больно другим никогда не делай -
Они и сами прекрасно справятся
Помни, что много друзей не бывает
Знай, что дорога страшна поворотами
Плачь, если плохо — иногда помогает
Не пей — я пробовал, это не работает
Станет мир светлей и краше
Будет легче жить тебе и мне
Улыбаемся и машем
Видишь, Маша, наши на Луне
“Да уж, такими темпами нам до Луны, как до звезды раком”,— вздохнула Домбровская и выключила музыку.
****
За восемнадцать лет до олимпиады
— Моя дочь решила начать спиваться?
Роберт Домбровский смотрит на открытую бутылку водки, которую его девочка молча вынула из холодильника, поставила на стол и дополнила граненым стаканом, плеснув в него уверенной рукой граммов 150. Отец оценил эту мужскую дозу в переложении на хрупкий организм его девочки и тяжело вздохнул. Вике было плохо.
Не говоря лишних слов Роберт Александрович, забрал бутылку. Поставил на место. Усадил свою девочку за стол, сам сел напротив и сказал:
— Что случилось, милая моя?
— Мне 25, я беременна от мужчины, который поспешил вспомнить, что у него семья, нормальной работы нет и, похоже, не будет. Ты считаешь, у меня нет причин запить?
Из всех его детей именно младшая была его ясным солнышком. С рождения, когда ее мать вытаскивали после тяжелейших родов врачи, а отец крутился дома с младенцем и старшими, между ним и маленьким пищащим комочком, образовалась та связь, которая наполнила совершенно новым светом всю жизнь мужчины. Отцом его сделала Вика. Четвертая, поздняя, так трудно давшаяся всей семье. И невозможно обожаемая девочка-счастье.
Именно он больше всех в семье переживал и внутренне противился отъезду восемнадцатилетней девочки в далекую заокеанскую страну. После ее звонков с другого континента и убеждения, что она жива и здорова, взрыв ее никак не задел, Роберта увезли с сердечным приступом. Прошло много лет, а Вика так и не поняла, почему жужжали СМИ России об этом частном событии из частной жизни, не думая, конечно, что в московской квартире переживают двое уже не очень молодых людей, для которых это была не просто новость из далекой чужой страны, а информация про жизнь их ребенка. Когда она приехала однажды погостить домой и сказала, что скоро вернется насовсем, он даже был рад, что есть кто-то к кому ей захотелось вернуться, потому что любимая дочка снова была рядом.
И вот из-за этого постороннего их семье мужика его малышка грустит:
— Виконька, доченька, да это же счастье, что у тебя будет ребенок! Нас много! Мы все его ждем. А ты пытаешься делать глупости. И работа найдется. Однажды все проходит. Ты еще станешь великой. Мы все будем смотреть, как твои спортсмены выигрывают Олимпиады. И твой дурак, который не понимает, кого лишился!
— Дураку есть за чьими успехами наблюдать на олимпиадах, — горько сказала Вика и все-таки закинула стопку водки в желудок, — Что же мне делать, папочка?
— Жить! У тебя впереди большущая жизнь. Тебе только 25. Ты многое умеешь и на многое способна. У тебя будет ребенок, который даст силы применить свои умения. Я знаю, что ты прославишь наш род, девочка. Ты у меня богом поцелованная, столько пережившая, наша малышка. Единственная из всех способная на великие дела, хотя, видит бог, я рассчитывал на сына, продолжателя, но ты мой подарок от неба. И я тобой горжусь.
Может, папа выдавал желаемое за действительно, чтобы подбодрить расклеившуюся Вику, но оказался ведь прав. Именно благодаря ей мир узнал фамилию Домбровских.
****
Папа не болел за нее на Олимпиаде. Папы уже не было в тот момент, когда Аля в платье в мелкий цветочек под саундтрек из кинофильма “Анна Франк” делала его дочь великой, увековечивая фамилию Домбровской вместе со своей собственной.
С этими мыслями Вика приехала на работу, пришла в свой кабинет и занялась привычными бесконечными делами, которые вымывали из головы все посторонние идеи. Хотя бы до вечера.
Завтра вылет на третий этап кубка. Миша остается здесь. Они с Ильей везут детей. На летучке обсудили все тонкие места. Планы “б”, “в” и “полного г”. Еще раз гоняли всех участников грядущего этапа по программам. Еще раз по кругу
