Сколько ни думали подруги, ни к какому решению не пришли. Да и какое может быть решение? Девятимесячный срок беременности, половина которого уже минула, неизменен и абсолютен. И ничего тут уже не решишь...
— Слушай, может быть, родишь все-таки? — вздыхала Лиля.
— А потом что? Даже если и тут где-нибудь в общаге приткнусь, жить на что, а? На пособие?
— Ну, живут же некоторые...
— Да не в том дело, — всхлипывала будущая мать, — я этого козла, Леху, ненавижу уже... Понимаешь — ненавижу! Дали б мне автомат — рука бы не дрогнула. И ребенка от него не хочу!
— Ребенок-то твой неродившийся чем виноват? — не понимала подруга.
— А ничем! Ненавижу его, и все! Потому что от него ребенок...
Неизвестно, чем бы закончился этот этап в жизни Наташи Станпаковой, если бы вскоре Лиля Пономарева не уехала из Москвы: где-то под Новосибирском скончался ее дядя, по слухам, очень богатый, и подруга, бросив торговлю, помчалась оформлять наследство. Наташа осталась одна на всю десятимиллионную Москву...
А живот все рос, рос, рос, и вскоре беременная ощутила первые толчки. Неродившийся ребенок просился на волю, и Наташа, думая о своей горькой участи, заливалась горючими слезами. Она действительно ненавидела своего будущего ребенка, она готова была проткнуть себе живот вязальной спицей хоть сейчас, лишь бы избавиться от ненавистного бремени.
К девятому месяцу она уже знала, как поступит... Живет одна, свидетелей никаких, во время родов постарается не кричать... Главное — сделать все по науке, правильно тужиться, перерезать пуповину и, как только малыш появится на свет — придушить к чертовой матери. Трупик спрятать, закопать, выбросить — что угодно! Если спрятать трупик подальше и не оставить свидетелей, все, может быть, и обойдется. На акушерском учете она не стоит, к гинекологу на консультации не ходит, стало быть, «Карточку беременной» на нее не заводили.
Наташа не планировала свою дальнейшую жизнь. Но знала только одно: в родной городок она больше ни за что не вернется...
* * *
Как ни готовилась она к родам, начались они неожиданно. С вечера девушка почувствовала схватки и, поставив рядом с кроватью тазик с водой, улеглась в постель. Рожать оказалось не так страшно, как она думала: полчаса мучений, закушенная зубами подушка, и неожиданный крик младенца:
— Уа-а-а-а-а!.. Уа-а-а-а-а!..
С трудом приподнявшись на мокрой простыне, роженица дрожащими руками взяла ребенка — разрешилась она мальчиком. Младенец был мокрым, с неестественно большой головой и рельефно-выпуклым животом с нитью пуповины. Глаза его были зажмурены, и из открытого рта вырывалось лишь это призывное и бесконечное «уа-а-а-а-а!.. » Наверное, он хотел припасть к материнской груди.
Новорожденный вызывал в молодой маме раздражение и еще больше — брезгливость. Неожиданно в сознании промелькнуло отчетливое: неужели эту гадость я носила в своем животе целых девять месяцев?
А младенец кричал, кричал, кричал, и от этого крика Наташе становилось жутко и страшно. Да и за стенкой могли услышать. Впрочем, она уже знала, как поступить...
* * *
В половине восьмого утра сосед по лестничной клетке, сухонький старичок-ветеран с мозаикой орденских планок на пиджаке, выводил выгуливать во двор любимого пса. Сквозь окно подъезда он видел, как молодая беременная девушка, вот уже пятый месяц жившая у Лили Пономаревой, выбрасывала в мусорный контейнер какой-то целлофановый сверток, а затем, пошатываясь, направилась в сторону дома. Он не придал этому значения: мало ли людей по утрам мусор выносят?! Вывел во двор своего дога, отцепил от ошейника поводок... Удивительно, но пес почему-то сразу понесся в сторону мусорки.
— Фу, Чарли, фу! — скомандовал старичок, видя, как пес, поднявшись на задних лапах, полез в контейнер. Пес не реагировал.
Приблизившись, старичок надел очки и, заглянув в контейнер, едва не лишился дара речи: из целлофанового пакета выглядывали синеватые ножки младенца...
ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
О ЗАКЛЮЧЕНИИ ПОД СТРАЖУ
21 июля 2003 года в 8.45 гр. Рогачев Н. Л., позвонив на главный пульт ГОВД, сообщил, что в мусорном контейнере, стоящем по улице 1-я Прядильная, обнаружено мертвое тело новорожденного младенца мужского пола. К месту происшествия выехал милицейский патруль ОВД «Измайлово». Старший патруля, лейтенант Н. Малышев, подтвердил находку мертвого тела новорожденного с явными следами насильственной смерти, что подтверждается актом последующего патолого-анатомического вскрытия (см. приложение 1).
(...)
В результате оперативно-розыскных действий установлено, что новорожденного младенца умертвила мать, гр. Станпакова Н. Н., 1984 г. р., уроженка Ивановской области, нигде не работающая и проживающая по адресу: 1-я Прядильная, д. 9, кв. 174, без регистрации. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что гр. Станпакова Н. Н. является роженицей.
(... )
Деяния гр. Станпаковой Н. Н. имеют все признаки преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ.
Прокурор Измайловской межрайонной прокуратуры советник юстиции Кравченко Н. А. (подпись)
За свою жизнь в милицию Наташа попадала лишь однажды в родном городке, когда базарные тетки натравили на нее долговязого сержанта. С тех пор Станпакова боялась милицию и, попав сперва в камеру ИВС, а затем — в кабинет следователя, приготовилась к самому худшему.
Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. Задержанную не били, не пытали, на нее даже не кричали, хотя в глазах милиционеров читалось очевидное презрение.
— Ну и зачем же ты это сделала? — стыдил ее следователь, пожилой мужчина с красными от бессонницы глазами. — Твой ведь ребенок, живой человек... Как только у тебя рука поднялась?
— А кормить этого человека ты будешь, что ли? — неожиданно даже для себя вызверилась роженица. — Одевать, ухаживать... Да и не хотела я его — понимаете, не хотела? Его ненавижу! — Конечно же, под «ним» подразумевался несостоявшийся отец. — И сына от него не хочу!
— А аборт почему не сделала? — укорял следователь.
— Да так, долго рассказывать...
— Вот теперь и расскажешь. Короче, давай по порядку: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, у кого в Москве жила...
— А адвоката мне дадут? — осведомилась Наташа, вспомнив фильм «Бригада».
— Закон предоставляет любому право на защиту. Даже если у вас нет средств оплатить защитника, таковой вам все равно будет предоставлен из городской коллегии адвокатов, — официальным голосом сообщил следователь, непонятно почему перейдя на «вы» и, разложив перед собой чистые листки протокола, вздохнул: — Итак, слушаю...
* * *
В изоляторе временного содержания Наташа Станпакова провела три дня. За это время ей не только предъявили официальное обвинение по 106-й статье Уголовного кодекса, но и нашли адвоката: по закону, окончательное обвинение можно предъявлять лишь в присутствии защиты.
Станпакова и не думала препираться, выкручиваться, не думала что-нибудь отрицать: вина была ясной, как божий день. Она честно отвечала на все вопросы и лишь в конце попросила, чтобы «Леху из Питера», фамилию которого она так и не смогла вспомнить, отыскали и также привлекли к уголовной ответственности как соучастника.
— К сожалению, это невозможно, — вздохнул защитник. — В убийстве новорожденного обвиняетесь лишь вы...
Адвокат понравился Наташе с первого взгляда: молодой, высокий, с густой шевелюрой соломенных волос, в строгом пиджаке, белоснежной рубашке и при галстуке. И плюс ко всему — сотовый телефон из кармана торчит! Не Саша Белый, конечно, но ничем не хуже. А какой культурный, какой обходительный!
— Если хотите, могу сообщить вашим родителям, — предложил он.
— Что сообщить? — не поняла девушка.
— Что вы под следствием.