— Ради Бога… скорей сообщите в полицию… У меня в квартире несчастье…
— Что такое? Какое несчастье?
— Сейчас вхожу… и вижу… в комнате на полу лежит в огромной луже крови прислуга моя Настасья Сергеева. В горле нож… Ужас какой…
Эта роковая весть как гром поразила всех служащих Морского корпуса. Началась та обычная суетливая паника, какая всегда возникает при известии о кровавых драмах. Не растерялся только один смотритель здания. Он бросился к телефону.
Это было 7 сентября 1887 года.
— Ваше превосходительство, кровавое происшествие! — вошел в мой кабинет с такими словами дежурный чиновник сыскной полиции.
— Где? Какое?
— Сейчас по телефону сообщили из Морского корпуса, что в квартире паспортиста Шнейферова найдена зарезанной его прислуга.
— Сию минуту дайте знать прокурору и следователю! Позовите ко мне Виноградова.
Через несколько минут явился мой энергичный помощник Виноградов.
— Вы слышали? Новое убийство… Эта неделя, однако, чревата кровавыми происшествиями, она обогатит уголовную хронику. Едемте туда, Виноградов. Мне хочется лично посмотреть, в чем дело.
Когда мы прихали в Морской корпус, судебных властей еще не было.
— Что у вас тут случилось? — спросил я, следуя к квартире Шнейферова.
— Зверское убийство… Загадочное.
— Ого! Загадочное? Посмотрим, посмотрим.
У дверей квартиры паспортиста уже стоял городовой и виднелась кучка любопытных.
Мы вошли в кухню. В ней было все чисто прибрано, в полнейшем порядке. На плите стояли кастрюли, видимо с готовившимся кушаньем. В следующей за кухней комнате, убранной небогато, но с претензиями на комфорт невысокой марки, на полу лежала молодая миловидная женщина. Голова ее была запрокинута назад, шея представляла собой как бы широкую алую ленту, посредине которой был воткнут большой кухонный нож. Кровь, которая и теперь продолжала еще сочиться из огромной зиявшей раны, образовала широкую, большую лужу. Труп несчастной жертвы буквально плавал в ней. Как ни был я привычен к тяжким зрелищам подобного рода, однако вид этой зарезанной, нож, торчащий в ее горле, вызвал в спине леденящий холод ужаса. Я отвернулся.
Как раз в эту минуту входили прокурор, следователь и военно-полицейский врач.
— Кто-кто, а уж вы, ваше превосходительство, всегда первый на месте преступления, — произнес, здороваясь, жизнерадостный прокурор Р.
— Зато вы всегда последним! — ответил я.
— Как так? Неужто всегда? — улыбнулся прокурор.
— Конечно. Мы со следователем разыскиваем преступников, а вы их обвиняете. Ваша роль последняя.
Доктор в это время уже производил наружный осмотр трупа, а Виноградов беседовал с растерянным титулярным советником-паспортистом.
— Ну, доктор? — начали мы.
— Убийство совершено всего несколько часов тому назад. Приблизительно, часа два. Убийца нанес всего один удар, но зато какой! По силе и меткости это положительно артистический удар. Нож, глубоко вонзившись, моментально перерезал дыхательное горло, захватив на своем пути все важнейшие артерии.
— Так что смерть…
— Наступила мгновенно, — докончил начатую фразу доктор.
— Заметны следы борьбы?
— Ни малейших. Все говорит о том, что никакой борьбы между жертвой и убийцей не происходило. Во-первых, если бы жертва защищалась, боролась, дело не обошлось бы без каких-либо наружных знаков на теле убитой, вроде синяков, ссадин, порезов и тому подобного. Тут ничего этого нет. Во-вторых, если бы происходила борьба, такого определенно меткого удара убийце не удалось бы нанести.
— Однако это действительно загадочно… — промолвил я. — Убийство произошло днем. Жертва не спала, была одета, находилась в комнате. Затем обратите внимание вот на что: удар ножом нанесен не сзади, а спереди, в горло. Неужели от убитой могли совершенно ускользнуть все подготовительные манипуляции убийцы: вынимание ножа, намерение убийцы ее зарезать и так далее?
Мы прежде всего приступили к опросу самого Шнейферова.
— Скажите, все ли ваши вещи целы?
— Нет, господа… Какое… Меня ограбили.
— Что из ваших вещей пропало?
— Во-первых, пальто, сюртук, бритвы, потом два ордена: Станислава и Анны третьей степени и двести рублей наличными кредитками.
— Где находились эти вещи?
— Пальто и сюртук — в спальне, там же и бритвы, а ордена и деньги — в верхнем ящике комода.
Действительно, верхний ящик комода был взломан и все вещи, находившиеся там, перерыты.
Далее из расспросов Шнейферова выяснилось, что утром, напившись чаю, он как всегда в 9 часов утра отправился на занятие. Два раза после того, в 11 часов и в 12. 30 дня забегал он на минутку в свою квартиру за нужными бумагами. В квартире все было спокойно. Прислуга, Настасья Сергеева, копошилась в кухне. Затем он пришел в 4 часа дня, когда и обнаружил страшное злодеяние.
— Что вы знаете о покойной? — спросил следователь.
— Служила она у меня около году, и я был очень ею доволен. Тихая, скромная, непьющая, старательная, Настасья производила отличное впечатление…
— Скажите, господин Шнейферов, убитая была девица?
— По паспорту так значилась, а что дальше — не знаю! — отрезал злополучный титулярный советник.
В эту минуту меня отозвал в сторону мой помощник Виноградов.
— А ведь мы, ваше превосходительство, убитую-то отлично знаем, — начал он тихо.
— Как так? — удивился я.
— Очень просто. Я вспомнил, что убитая Настасья Ильинична Сергеева судилась дважды за кражу и была, между прочим, замешана в последний раз в деле об ограблении Квашнина-Самарина. Помните это дело? Тогда еще виновником оказался сын титулярного советника, лишенный прав, Николай Митрофанов.
— Да, да, помню.
— И оказалось, что этот Митрофанов находился в любовной связи с Настасьей Сергеевой.
— Голубчик, да ведь это — ценнейшие указания! — воскликнул я, обрадованный.
Подойдя к прокурору и следователю, я с улыбкой им сказал:
— Думаю, господа, что скоро представлю вам и убийцу.
— Как? Вы уже успели через два часа после обнаружения преступления напасть на след злодея? О! Вы маг и волшебник, ваше превосходительство!
— Скажите, господин Шнейферов, — начал я, — бывал ли кто-нибудь у убитой?
— Никого. Только за два дня до этого убийства, возвратясь со службы, я увидел у ней в кухне какого-то молодого человека, прилично одетого. На мой вопрос: кто это, она ответила, что это ее брат.
— Отлично. Ну, а вы бы узнали по фотографии этого неизвестного молодого человека?
— Наверно. Я пристально в него вгляделся, ибо, признаюсь, меня удивило его появление у убитой.
— Есть в нашем альбоме портрет Митрофанова? — спросил я тихо Виноградова.
— Конечно.
— Так вот что, голубчик, поезжайте и сейчас же привезите его карточку.
Пока мы распоряжались об отправке трупа в военно-медицинскую академию, производили еще кое-какие опросы и осмотры, Виноградов уже вернулся.
— Ну-с, господин Шнейферов, — обратился я к нему, взгляните на эту карточку внимательно и скажите, не этого ли человека видели вы третьего дня у убитой Насти?
Шнейферов впился глазами в карточку и почти сейчас же воскликнул:
— Да, да… Это он, тот человек… брат.
— Увы, господин Шнейферов, не брат, а любовник, и ваша «девица по паспорту», горемычная Настасья — воровка и соучастница многих темных дел.
Бедный титулярный советник побледнел как полотно и с дрожью в голосе пробормотал:
— Вот не ожидал… и подумать только, что у меня жила такая страшная личность… ведь они и меня как барана могли зарезать. Я ведь один…
И, истово перекрестившись, Шнейферов добавил:
— Благодарю тебя, Боже, что спас меня от руки злодеев.
Начались энергичные розыски Митрофанова. Это был ловкий, смелый преступник, лишенный прав. Несмотря на его молодость, бывший «сын титулярного советника» прошел блестящую и разнообразную воровскую, злодейскую школу.
Откомандированный моим помощником Виноградовым для розыска Митрофанова агент Жеребцов донес, что ему удалось напасть на след преступника.
— Каким образом?
— От некоторых лиц, знавших Митрофанова, мне удалось выведать, что у Митрофанова есть любовница, крестьянка Ксения Петровна Михайлова, которая посещает сестру свою, Устинью Михайлову.
— Вы узнали, где проживает любовница Митрофанова?
— Нет, этого пока мне не удалось, но зато я узнал местожительство сестры ее, Устиньи. Она живет по Малой Итальянской улице, в доме № 63.
— Отлично. Это очень важно.
Когда Виноградов сообщил мне это, я призвал к себе Жеребцова.
— Вы сделаете вот что: отправляйтесь немедленно к этой Устинье и узнайте у нее адрес сестры ее, Ксении. Саму Устинью пока не арестовывайте, но распорядитесь о том, чтобы над нею был учинен строгий негласный надзор. Арестовывать ее не надо потому, что важно проследить, кто будет к ней являться. Результат вашего визита к Устинье сообщите мне немедленно.
