— Имеется, — согласился я, отводя глаза от гниющего девчоночьего трупа, ковыляющего за кустами параллельно нашему курсу.
— Есть один способ, — предложил Йенс, — только я не знаю…
— Я знаю, — убеждённо заявил я. — Что угодно лучше, чем здесь.
— Придётся идти, не останавливаясь, пока не покинем долину.
— Если надо — побежим… Только всё равно не успеем, ночью даже лучше на месте…
— Олег, — оборвал меня Йенс, — кончай тратить время. Я раньше этого не пробовал, но может получиться. Во всяком случае, у того, кто мне показывал, получалось.
С этими словами Йенс полоснул себя по запястью…
…Не знаю, как и что там бормотал Йенс, глядя на заходящее солнце, пока его поддерживали — он потерял немало крови, пока нарисовал каждому на лбу руну
Потом мы вынуждены были его тащить, самым элементарным образом, на носилках, которые мы тут же соорудили. Йенс и позже не объяснял свой фокус… и был ли это вообще фокус.
Но все эти жутики Вендихо, которых он напускал массово, резко потеряли к нам интерес. Даже нет — их интерес сменился явным ужасом, они очищали нам дорогу, а мы шли, быстро, не оглядываясь и плотней сбившись в клин, в центре которого тащили Йенса.
Мы двигались таким порядком, пока не выбрались за пределы долины. И даже когда Йенс пошёл сам, а дорога уже вела в гору — долина кончилась — мы не остановились.
* * *
От долины Вендихо мы уходили ещё целых три дня после того, как пересекли её границы, хотя по ночам были заморозки, а листва на деревьях либо облетела, либо окончательно приобрела цвет золота и меди (дни, правда, были всё ещё тёплыми). Мы не сговаривались, я даже приказов не отдавал — просто по утрам, как само собой разумеющееся, мы снимались и шагали дальше. Зимовать возле долины мы не хотели.
Аппалачи не очень были похожи на горы в обычном понимании этого слова. Из бесконечных долин, густо заросших лесом, поднимались хребты и перевалы, тоже с деревьями, но редкими. В долинах текли речушки — притоки Огайо — и сбегали со склонов многочисленные ручьи. Помимо всего прочего, эти места кишели жизнью.
Утром четвёртого дня я задумался — во время завтрака — о том, что мы опаздываем с зимовкой. Задумался так глубоко, что слабо воспринимал окружающее. В таком состоянии я вполне мог исполнять обычные обязанности, но не более того.
— Олег!
Это слово и вывело меня из обалдения по поводу зимовки. Мы уже часа два шли по берегу ручья. Я вскинул глаза — на меня чуть ли не с сочувствием смотрела Ленка Власенкова.
— А? — встряхнулся я.
— Тебя зовут, — мотнула она головой. — Вон орут.
Перед нами была большая — метров триста — луговина, на противоположном конце которой поднимались пологие холмы, в свою очередь в нескольких местах увенчанные каменными клыками. Между двух таких «клыков» стоял, размахивая рукой, Димка. Увидев, что я смотрю в его сторону, он поднёс пальцы ко рту и засвистел так пронзительно, что эхо мячиком отскочило от леса за нашими спинами и заметалось по луговине.
— Олег!!! — донеслось до нас.
— Иду! — заорал я в ответ, поднимая руку…
…Весь передовой дозор, согнувшись пополам, заглядывал в полукруглый арочный вход, на две трети заплетённый уже отзеленевшим диким виноградом. Вход располагался прямо в основании каменного столба, как дупло в траченом кариесом зубе. Вокруг лежала широкая площадка, со всех сторон обрывавшаяся на глубину восемь-десять метров в ручей — только в одном месте тропинка вела через него, круто поднимаясь. Из пещеры тянуло теплом и не пахло зверем.
— Факелы давайте! — крикнул я, чуть повернувшись через плечо.
— Удачное место? — гордо спросил Ян. Оказывается, неистребимый инстинкт карпатского горца завёл поляка сюда ради интереса.
— Кажется, да, — я рывком сдёрнул виноградную занавеску. — Но интересно, почему оттуда тепло-то?
— Скорей всего, термальные источники, — это сказала Танюшка, взобравшаяся к нам. — Центральное отопление.
— Сыро будет с таким отоплением, — возразил Димка.
Снизу передали охапку наскоро, но умело сделанных факелов. Видов уже стучал кресалом, выбивая искры, и скоро от первого занявшегося факела разжигали остальные, раздавая их по рукам…
…Сразу за входом, без коридорчиков или переходов, располагался небольшой зал — где-то шесть на шесть, высотой метра два, с сухим песчаным полом. Я услышал довольный вздох Ленки Власенковой и про себя согласился — комнатка для проживания была идеальной. Дальше вёл ещё один проход — тоже арка в стене — и мы, пройдя в него (пригнувшись, иначе никак), оказались в маленьком «тамбуре», где голова практически чиркала о потолок. Тут было почти душно — влажным теплом тянуло из проходов в стене. За одним, куда мы сунулись, оказался тупик с трещиной в полу. Оттуда шло тепло, но сухое («Сортир,» — сказал кто-то, и я мысленно согласился опять). За вторым коридор довольно круто уходил вниз, и половина наших воинов во главе с Андреем полезла туда, а я с остальными отправился в третий — последний — проход.
Мы сразу застряли в коротком широком коридорчике — спереди слышались какое-то шуршание, вздохи и побулькивание, которые лично у меня вызвали ассоциации со скопищем огромных насекомых. Я застыл. Другие тоже остановились, но Зорка вдруг рассмеялась (откликнулось эхо) и сказала:
— Эх, вы, храбрецы! Это же вода!..
…Через большой зал — дальнего конца не достигал свет факелов — бежала в мелком каменном ложе широкая река. Слева под стеной бурлили несколько ям с кипятком, а справа из-под стены выбегал ручей, вода в котором была ледяной. В речушке же она оказалась горячей — очень, но рука терпит, а у того места, где в неё впадал ручей — прохладней.
— Баня и родник, — заявил я. — Это клад. Ян, я тебе благодарность в личное дело впишу.
— На лоб синими буквами, — хихикнул довольный поляк.
— Эй, а тут раньше жили! — подал голос Сергей. Он стоял у стены, водя факелом вдоль неё. Свет выхватывал из темноты строчки выбитых в камне букв. — По-английски, кажется… Точно! — он помедлил и довольно бегло перевёл: — «Пятое января 1692 года…» сколько завитушек… тут имена и фамилии… сорок пять человек… «Уходим завтра на прорыв. Запасы берём с собой, раненых тоже не оставим. Если ударим внезапно — прорвёмся, есть все шансы. Да будет с нами Святая Троица, Дева Мария и Святой Георгий, покровитель доброй Англии.» А вот тут ещё, смотрите!.. И ещё, только уже по-русски!.. А вот ещё, дата времён войны, какой-то Лотар Брюннер… Олег, это не тот, про которого ты говорил?
— Да, он, — я подошёл ближе, с уважением окинул взглядом надписи. — Мемориальная стена… Всё, зимуем. Хорошее место!
