Несчастный этот вор. Раб привычки.
XI
БРОНЕНОСЦЫ, УРАГАНЫ И МНОГОЕ ДРУГОЕ
1
Уинклер, старый добрый Уинклер, простите меня! Перечитывая последние главы, я с неудовольствием заметил, что виляю туда и сюда. Вы задали мне вопросы, а я, чем ответить, отвлекаюсь на всяких улиток, мосты, метеориты, налетчиков, кукушек, о которых знать не хотят Ваши читатели и слушатели. Такие уж мы, эльфы. Болбочем. Вроде бы говорил, что окину взором человечество от Китая до Перу, но есть пределы. С этой поры буду идти прямо. Поскольку Вас занимает моя домашняя жизнь, с нее и начну.
Как Вы справедливо заметили, я живу на лоне природы. Семь лет подряд у меня был так называемый пентхауз на 14-м этаже одного дома (угол 84-й стрит и Парк-авеню, Нью-Йорк, Б 8-50-29), но теперь я переехал в деревушку под названием Ремзенбург, расположенную на Лонг-Айленде, совсем недалеко от места, где я жил после свадьбы сорок три года назад. Домик у нас хороший, с двумя террасами и садом вроде парка (12 акров). Не заедете ли?
Семья наша состоит из меня, жены, двух пекинесов, кошки и фокстерьера. Живем мы дружно, как моряки на берегу. Пекинесов мы привезли, а Билл (фокстерьер) и Пуна (кошка) нашли у нас желанный приют.
Происхождение их темно. Пуна зашла поесть, это понятно, на Л.-А. много бродячих кошек, которые рыщут по влажным лесам, помахивая хвостами. А вот Билл — собачка загадочная. Чистопородный фокстерьер, явно привыкший к высшему обществу. Почему же он там не остался? Быть может, ему надоели дрессура и забота, и он решил жить сам по себе.
Как бы то ни было, однажды он появился у нас в саду и сел, давая понять, что дальше идти не намерен. Отощал он страшно и так запаршивел, что мы с трудом разглядели, где же он сам. Ветеринар возился с ним день и ночь, нагоняя гемоглобина, поскольку кровь полностью перешла в паршу. Приятно вспомнить, что теперь ему приходится следить за калориями. Лиса, увидев его, просто умрет со смеху.
Из людей мы общаемся с Франсис, которая приезжает в собственной зеленой машине, чтобы помогать нам по хозяйству, с Болтонами, с несколькими соседями и местными детьми.
Один ребенок заглянул к нам, когда я поливал газон.
— Эй! — сказал он.
— Эй, — вежливо отвечал я.
— Чего делаешь?
— Газон поливаю.
— У-гу. Папаша у тебя есть?
— Нету.
— А мамаша?
— Тоже нет.
— А сестра?
— Нет.
— А брат?
— И его нет.
— А конфеты?
Какой диалог! Блестящий. Вот они, юные американцы. Заходят в наш сад и окрестные собаки, рассчитывая на плошку молока и два-три печенья. Не говорю о птицах, белках, черепахах и кроликах. В хороший ясный день сад наш похож на зоологический. Кстати, о кроликах — я слышал, что нью-йоркские ветеринары колют им энзим «папаин», чтобы уши у них не торчали, а свисали, как у коккера. Изобрел это некий Льюис Томас, и Кроличье общество счастливо. Как их, однако, легко обрадовать! Посудите сами — хорошо, укололи, а что толку? Перед вами вислоухий кролик. Если вы таких любите, что ж, ваше дело, но людей больных или нервных придется предупреждать.
Есть у нас и броненосцы, точнее — мы знаем, где их найти, если понадобятся.
Не так давно сотрудник «Нью-Йорк Гералд», отвечающий на телефонные звонки, снял трубку и услышал, что говорит Синди Э. Шварц, разводящий пчел в Риверхеде, за семь миль от Ремзенбурга.
— А, пчел! — сказал сотрудник. — Ну, как они?
— Спасибо, ничего, — отвечал Шварц. — Но я хотел спросить, не нужны ли вам броненосцы.
И поведал захватывающую историю. Почему-то, глядя на своих пчел, он как-то задумался над тем, почему он разводит их, а не броненосцев.
О броненосцах он знал одно: никто не считает, что они написали пьесы Шекспира. Тем не менее он пошел и купил счастливую пару.
Что говорить, любовь побеждает все. Любовь броненосцев, как правило, приносит не меньше восьми деток. Словом, настал день, когда эти создания кишели повсюду. Шварц приуныл. Расходы на собачий корм, рыбий жир и сметану подорвали семейный бюджет, но этого мало. Броненосцы спят весь день и, словно театральные критики, начинают вечером активную жизнь. К тому же они шумят, бесчинствуют и, судя по всему, предпочитают удовольствия долгу.
Обитель Шварцев превратилась в ночной клуб самого дурного пошиба. Броненосцы, вымазанные сметаной, кишели по всему дому, а иногда и дрались. Нетрудно представить, как одни голосят дуэтом, а другие — квартетом. Так и тянет сказать: «Это ад какой-то».
Шварц не сплоховал. Другой уехал бы в Австралию, а он остался и возвысился духом. Ему давно хотелось получить докторскую степень. Что ж, вот и тема. Труд о Dasypus novemcinctus увековечит его имя. Разделив отпрысков на две группы (родители были слишком бестолковы), он, как пишет «Гералд Трибьюн», «заставлял одну группу крутить ступальное колесо, оставив другую предаваться размышлениям и досугу. Через несколько недель он заметил, что трудящиеся броненосцы бодрее и счастливей праздных».
Степень он получил, доказав дополнительно, что из зла можно извлечь добро. Вероятно, он рад, но меня его доводы не убеждают. Откуда известно, что работники счастливей? Быть может, они преодолевают себя. Нельзя судить по внешнему виду. Бойкий, веселый броненосец нередко скрывает тяжкую скорбь и плачет в подушку. Нет, мне мало этих доказательств.
Однако интересует меня не столько душевная жизнь броненосцев, сколько участь Шварца. Хорошо, он доктор чего-то, вроде бы — конец счастливый, но броненосцы-то у него. Наверное, они размножаются. Тут призадумаешься.
Словом, если мне ко всем моим собакам, кошкам, белкам, черепахам и кроликам понадобится и броненосец, д-р Шварц охотно его отдаст. Надо будет к нему заглянуть и разобраться на месте, конечно — днем, когда еще не захлопали пробки от рыбьего жира.
2
Со спортом у нас все в порядке. В Уэстхемтоне, в пяти милях, есть и гольф, и океан, а если хочешь сидеть дома, можно бить москитов у пруда, конечно, с разрешения владельца, то есть моего. Жаль только, что сезон коротковат. С начала сентября остаются только мухи, а тот, кто глядел в глаза москиту, питает к ним недостаточный интерес. Спорт, как-никак, связан с опасностью.
Думали Вы, Уинклер, о том, как жалка, как изнежена муха по сравнению с москитом? Поголовье можно вывести за три недели, но при 70 по Фаренгейту, никак не меньше. Чуть похолодает, и муха отворачивается лицом к стене. То ли дело москиты! На борьбу с их яйцами тратят 2 миллиона долларов в год. Чем их только не шпарят, чем не опрыскивают, а уж нефть или что-то в этом духе льют тоннами. И что же? Сдаются они? Трясутся хотя бы? О, нет! Налетают тучей, выпятив грудь и весело посвистывая. У некоторых, заметьте, по жалу с обоих концов.
Наука установила, что жалят только самки. Самцы сидят дома и решают кроссворд. Так и видишь, как благодушный, незлобивый москит слабо препирается с женой, отправляющейся на дело.
— Да ладно! Не летай, а? Куда ты собралась, на ночь глядя?
— В темноте работать легче.
— В город летишь?
— Да. В Нью-Йорк.
— В Ньюарк?
(Происходит это на джерсийских болотах, где москиты просто кишат).
— Нет, в Нью-Йорк.
— Недалеко?
— Ха!
— Что «ха»? Ну, что «ха»? Сама знаешь, москит может пролететь не больше 200 ярдов.
— Сяду в поезд и на паром.
— Недорого?
— Тебе бы все деньги! — сердито отзывается самка, точит жало о порог, улетает и обычно гибнет. Жаль, конечно. Тоже чья-то мать. Но тут сентиментальность постыдна.
Я, старый охотник, люблю рассказ о генерале, который в плену у северных корейцев скрашивал однообразие жизни, хлопая москитов. Рекорд — 522 м/день — он поставил в 1953 году, но если считать добычу за год, лидирует 1952-й, когда он убил 25 477 штук. Секрет успеха, по его словам, несложен: дождись, пока добыча приникнет к стене. Москит, простая душа, не знает, что стена оштукатурена, и падает жертвой человека, который, бесшумно подкравшись, наносит удар «Историей ВКП(б)».
Говорят, 1958 год будет урожайным. Надеюсь, ибо нет зрелища прекрасней охоты на москитов. Собаки лают, куртки алеют — и так далее.
До встречи на болотах!
3
По сравнению с Лондоном, Парижем или Лас Вегасом, Ремзенбург — тихое место. Можно противопоставить его и Бэд Эксу, штат Мичиган.
Только там, насколько мне известно, человека сбила с ног перелетная корова. Точнее, сбила она миссис Дженет Уиттэкер. Та шла, мечтала, и вдруг — на тебе! По-видимому, корову поднял в воздух какой-то автомобиль, а миссис У. она ударила в спину. Отважная женщина перенесла это стойко.
Вскрикнув: «Коровами швыряются!», она быстро пришла в себя. Если вы живете в Бэд Эксе, вас ничто не удивляет.
Ремзенбург спокойней упомянутых мест, но скучным его не назовешь. Два урагана, налетевших в прошлом году на Лонг-Айленд, Род-Айленд и Нантакет, доказали то, что я давно подозревал, а именно — честность и прямоту тамошних обитателей. Спросите калифорнийца о Сан-Францис-ском землетрясении, и он вам скажет, что ничего подобного не было. «Наверное, — прибавит он, — вы имеете в виду пожар». А вот мы, восточные люди, просты и открыты. Если у нас ураган, мы так и говорим. Остановите на улице лонг-айлендца, род-айлендца, нантакетянина и спросите: «Правда, у вас был вчера ураган?» Он ответит: «Ну!» или «Да» или «Еще бы», но никак не «Вы имеете в виду дождь на прошлой неделе?» Учитесь, калифорнийцы.
