— На гвозде висит, за оконной шторой.
— Умница. Сейчас мы отвалим, вас запрем. Двадцать минут не орать и не свистеть, о кей?
Рыжий поливал помещение коньяком.
— Зачем он это делает?
— Ты че, Маринка, они же и в «Лионе» все залили, только ацетоном, чтобы собака след не взяла.
— Соображаешь. Ну ладно, тетки, извините, если что не так. Прощайте, мы побежали.
На два оборота провернулся в замке ключ, и в комке наступила тишина.
— Может, в милицию позвоним?
— Телефон обрезали.
— Вот хапуги, голые стены оставили.
— Ладно тебе, не своим ведь торговали.
Наблюдая из машины, как из магазина вываливаются тяжко груженые сообщники, Святой врубил первую передачу и тронулся в их сторону. Мгновенно оценивший ситуацию Леха, опустил сумки на асфальт и проголосовал.
— Привет, шеф, — загремел он, привлекая внимание случайных прохожих, — до вокзала подбросишь?
— Стольник устроит?
— Да хоть два.
— Падай.
— Не один я.
— Падайте, ворюги, — снизил тон Олег.
— Вот спасибо тебе, добрый человек.
Сваливали с города по той же трассе, что и в первый раз, но до обводной было чуть ближе и через одиннадцать минут, за тем же постом ГАИ в Песчанке, Ветерок, удовлетворенно щелкнув секундомером, возвестил.
— На одну минуту раньше выскочили.
— Мерзкий денек для читинских ментов выдался. Начальство дрючить их, бедолаг, будет жестко. Как вы думаете, Эдуард Борисович?
— Я, дело прошлое, не слышал, чтобы кроме нас кто-нибудь в городе комки лупил. От тебя чем пахнет?
— «Амаретто», Эдуард Борисович.
— Когда успел?
— Пока ты с матрешками любезничал, я грамм эдак триста вжарил и шоколадкой придавил.
— Костя, вот ты дерзкий, как чечен, а почему в менты подался? Ты ведь бандит прирожденный?
— По заданию вашего старшего братца.
— Серьезно можешь ответить?
— Если серьезно, то денежки, Эдька, денежки. Тыркался я на «БЕЛАЗе», мыркался, а теперь «Жигули» из мечты превращаются в реальность. Через месяц куплю.
— Бухаешь, словно лошадь, кого ты купишь.
— Я брошу скоро, вот те крест.
За Урульгой тачка съехала с трассы в густые заросли начинающего оперяться в зелень продолговатых листочков ивняка. По траве у тихого ручейка, убегающего под деревянный мостик через дорогу, разложили награбленное и стали с каждой вещи снимать квитанции и ценники.
Это еще что за чудо-юдо? — крутил Кот перед носом так и сяк яркий пластиковый агрегат, размером с добрый арбуз.
— Пылесос.
— Не похоже, у того хобот должен быть.
— Какой еще хобот? — повернулся к нему сидящий на кожанке Эдик,
— Это японский, я сам лично по телику видел, как вот точно такой же Преснякову-младшему дарили. Отверстие под забор воздуха в нем есть?
— Имеется, но оно с резьбой.
— В натуре?
— Натуральней быть не может.
— Неужели впопыхах насадку к нему забыли? Святой взял у приятеля агрегат и кинул его Вовке.
— Бензином облей и сожги.
— Подождите, я моторчик из него выверну — перестал шмонать баулы Леха.
— На кой он тебе?
— Вентилятор сварганю или автопоилку чушкам. В хозяйстве все сгодится, а ты стригани пока вон в том сумаре диктофон японский в упаковке и шесть кассет к нему тоже нуль-с.
Растопырив локти по крыше машины, Вовчик рассматривал в бинокль далекие сопки.
— Дай глянуть, — вырывал у него оптику Костя.
— Где лежала? Олег Борисович, мне, как действующему охотнику, просто необходима эта штука. Прошу выделить.
— Рыжий, отдай ему.
— Далеко бьет, цейсовский, — повесил он бинокль на бронзовую шею подельника — Святой, че всю эту муру ко мне тащить, давайте здесь поделим?
— Делайте, как удобней, мне все равно.
Краденное разбанковали прямо здесь, под тихий шелест ручья и последние лучи оранжевого, падающего за дымчатый горизонт солнца. Обломилось на нос всего по двадцать семь штук, но, правда, финансовые потери с лихвой компенсировали битком наполненные сумки и коробки, которые Вовчик растолкает по одним только ему известным точкам в Шилке и Нерчинске. По пять тысяч скинулись на ремонт его тачки и, перекусив, газанули в Первомайск.
После этих двух дерзких грабежей, милиция действительно сбилась с ног. До мая девяносто второго года таких преступлений в Чите не было. Покачав осведомителей из среды организованной преступности города, Кладников с Вьяловым подопустили руки понимая, что разбойничают гастролеры и взять их можно будет только с поличным. Понимал это и Олег. Ветерок, у которого в Иркутске жила старшая сестра жены, предложил поработать там.
— Хата трехкомнатная, на окраине города в пятиэтажном доме. У мужа ее «жигуленок» имеется, на нем их сынок нас и покатает по Иркутску. Поищем, где пахануть, и думаю, он подмогнет нам, чем сможет.
— Последний раз давненько у них был?
— В артели когда бичевали.
— Телефон у них есть?
— Есть.
— Звони тогда, пусть в гости ждут. Племянник взрослый?
— В прошлом году с армии пришел, женился. Живет отдельно. Слесарит на станции техобслуживания, путевый пацан, спокойный. Короче сам увидишь.
— Тогда юзим. Вовка, шамань машину, на своей попрем.
— Она у меня на стреме.
— Хорошо. Кот, оружие, как всегда, на твоей черной совести, а Эдьку по пути подберем, все равно через Читу проезжать. В понедельник тронемся, — после некоторого молчания добавил Святой.
Как обычно перед делюгой, поселок покинули перед рассветом. Управлял «жигой» Вовчик, приятели спали, а он мечтал: «Сколочу деньжат и отмажусь от банды. Цех по ремонту мебели открою или бытовую технику возьмусь ремонтировать. Рано или поздно они все равно расчухают, что я тяжело болен, отошьют меня, а может, ликвидируют? Об это я что-то и не подумал. Как же быть? Грабить страшно, а денег надо. Хода с банды нет, а кончится все это все равно тюрьмой. Что же делать?»
— Рыжий, время сколь? — не открывая глаз, пошевелил пальцами ног проснувшийся Олег.
— Обед почти.
— Ого, а где мы катим?
— Километров через пять Хилок.
— Сворачивай в лес, пожрем, да подменю тебя за баранкой. Жопа затекла, поди?
— Есть маленько.
Тачку загнали в тень размашистой ели, на ее старой хвое расстелили два покрывала и Леха, тщательно вымыв руки, принялся хозяйничать.
— Костя, достань обрез, я шмальну разок, — Святой навесил на сучок елки пустую консервную банку.
— Не нужно, Олега — вдруг защекотился Вовка, — услышит кто нибудь.
— Не ссы, Рыжик, — и железяка, которой предстоит в недалеком будущем порвать в клочья сердце человека, кучно плюнула самодельной картечью в цель.
