— Ясно.
— Ветерок с Вовчиком займутся продавцами, а я буду контролировать общую ситуацию. После того, как всех успокоим, братан сгребает лантухи. Рыжий — аппаратуру. Леха — парфюмерию, а я деньги и прикину, что еще. Костя, не вздумай двери оставить, шкуру спущу.
— Пожалей жену с сыном, я как в таком виде им покажусь, — шутил Кот, но сердечко пошаливало. На такой делюге он еще не был и присущую ему одному трясучку рук прятал в широчайших карманах брюк.
— Работать шустро, между собой не болтать. Пропавший в комке Вовка через некоторое время показался на крыльце и один раз слегка шлепнул шапочкой по деревянным перилам. Это означало, что в торговом зале всего один покупатель и с четырех сторон подельники потянулись к крылечку. Бородатый армянин, вышедший из помещения, неторопливо размял папиросу, выдул из нее крошки табака и спросил у Вовчика огонька. Тот не курил и с сожалением развел руки в стороны. Бородатый, прихрамывал на левую ногу, прокандыбал в двух шагах и набычив кустистые брови, подозрительно, а может и просто недовольно, зыркнул на братьев. Ветерок в это время в тамбуре магазина, распустив шапочку и поправив ее на роже, вынул из чехла обрез. Спокойно снял его с предохранителя и молча отобрав у Рыжего такую же игрушку, переломил ее. В стволах блестели «маслята». Леха, вытащив их и сунув в задний карман штанов, вернул приятелю железяку.
— Рановато тебе в людей шмалять.
Похоже, Вовка никак на это не отреагировал и спешно стал натягивать маску. Кот, заперев на засов дверь, сразу приложил к ней ухо. Восемнадцатилетнюю девчонку, затянутую в фирмовые джинсы, которая старательно терла шваброй линолеум у входа в торговый зал, Эдик оттолкнул левой рукой, и рванул в кабинет директора. Поднимавшуюся с пола ошеломленную девушку повторно опрокинул в таз с грязной водой, ворвавшийся вслед за подельником Ветерок.
— Всем лечь на пол, лицом вниз, руки за голову.
Всех оказалось всего двое. Одна заткнув уши и зажмурив глаза, съежилась в расползающейся по линолеуму луже. У другой от страха почернели не только крашенные губы, но, кажется даже и золотые цацки в розовых красивых ушах. Явно не понимая, что приказал ей грабитель, она не шелохнулась.
Директор, молодой очкарик с вздыбленным ежиком волос, заметив бегущего к нему человека в маске, с ножом, просто потерял сознание и сполз с мяконького кресла под письменный стол. Эдька перевернул его на живот и заломи руки за спину, стал их вязать.
Олег пинком распахнул фанерную дверь подсобки, загроможденную ящиками с армянским коньяком, мешками сухого молока и множеством больших и маленьких коробок. На открытой спирали электрической плитки отчаянно свистел эмалированный чайник. Убедившись, что в помещении никого нет, Святой выдернул штепсель плитки из розетки, и приятели метнулись в зал, где скулившие подружки, обнявшись, не слушали Леху. Движением руки Олег показал ему и Рыжему, чтобы продавщиц завели в кабинет.
— Тише, девчонки, орете, с понтом вас режут. Вытирайте сопли и выполняйте все команды. Вот так, к стене пока сядьте. Что с директором?
— Хрен его знает, — пожал плечами Эдик.
— Сердце у него больное, — всхлипывала та, что постарше сквозь размазанную тушь ресниц, смотревшая на Святого, принимая его за главаря шайки, — не трогайте его, пожалуйста.
— Извини, красотка, валерьянку мы с собой не носим. Ключи от сейфа где?
— В столе, в нижнем ящике.
— Ты, — Олег ткнул прикладом пятизарядки в брата, — бери вот эту, что помоложе и дуй в зал. Занимайся, чем положено, а ты, конфетка, помогай парню. Поняла?
Та поняла. Но ответить пока была еще не в состоянии и кивнула, не веря, в общем, что отделалась легким испугом. Тем временем Вовчик уже паковал видеомагнитофоны по их «родным» коробкам. Ветерок, покрутив на стволах обреза дамские, австрийского происхождения, кружевные плавочки, швырнул их на плоский стеклянный прилавок и, тяжко вздохнув, вспоминая томную ночь, полез в коробки с ароматной Францией.
Поставив пушку на предохранитель, Святой положил ее на стекло, что покрывало письменный стол, заваленный бухгалтерией и поочередно вставляя в замочную скважину металлического сейфа ключи, третьим по счету разжал стальной собаке зубы. За стальной дверцей чего только не было.
— Тебя как мать кличет?
— Она умерла год назад.
— Прости, я не за тем, имя есть?
— Наташа.
— Иди сюда, подмогни.
Девушка держала вместительную сумку барыги — директора, который, наконец — то, стал подавать признаки жизни, а Олег сметал с полок диковинные радиотелефоны и женские туфли. В коробке из-под сапог хранились деньги, приготовленные к выплате сдатчикам дефицита на комиссию.
— Втроем работаете?
— Нет.
— Кто еще?
— Два охранника.
— Волынят, значит, сволочи.
— Почему, они ребята хорошие, дисциплинированные. Сейчас должны подойти.
— К шапочному разбору, — дернул молнией Святой.
— Помещений в магазине сколько?
— Вот это, — стала загибать украшенные золотом пальчики Наташка — торговый зал, подсобка, туалет и комната, где мы переодеваемся и кушаем.
— Где это, интересно, вы переодеваетесь и кушаете, покажи-ка, дорогуша?
За тяжелой шториной в полстены, на которой висели легкие костюмы и рубашки, скрывалась от любопытных взоров голубая дверь — окно отсутствовало. На журнальном столике видеодвойка крутила порнуху, с убавленным донельзя звуком.
— Вы меня не тронете? — покраснела продавщица.
— Я понимаю, тебе, наверное, очень хочется, но я не насильник, а грабитель. Садись на диван и не пищи, договорились? — и он вернулся в зал, где работали подельники.
— Иди сюда, — махнул Олег Рыжему. За шторой комнатенка, выхлопай ее. Девчонку не трогай.
Эдик приколол Лариске анекдот и она, хихикая, складывала в мешки все центровое, что находилось в продаже.
— Ты что хоть в мешки таришь?
— Уж мне то лучше знать, где что лежит.
— Лариска, ты че, меня не боишься?
— Не-а.
— Я же гангстер. Завтра об этом все газеты напишут.
— Ну и что?
— Может, замуж за меня пойдешь? Я холостой.
— Не-а, лица не видать.
— Глаза, зато смотри, какие. Большие, добрые.
— Глазища и впрямь огромные, но тебя рано или поздно все равно в тюрьму посадят.
— Это ты подметила точно.
— Ой, парень. Этот спортивный костюм — мой личный. Может, оставишь, а?
— Базара нет, — великодушно водрузил его на место Эдька и полез в витрины за жвачкой.
Из директорского кабинета, согнувшись под тяжестью сумки, оставленной там Олегом, вышел Костя.
— Извините, шеф, но не удержался от искушения порыться в чужом белье и покинул пост.
