Выставив над морем свои пострадавшие ладони, Тим зажмурился, напрягся, превратил себя в притягательный магнит для струек тумана, покидающего тела убитых рыбин. Те дружно дрогнули, потянулись к человеку, белесыми червями накинулись на его ладони, втягиваясь через них в тело.
Тим смог выдерживать это недолго — каких-то несколько жалких мгновений. Сила, напитывающая его тело, первым делом начисто выветрила из головы сонливость и симптомы похмелья. Взбодрила так, будто ведро степного чая выпил с добавкой змеиной крови и яда, прогнала боль из ладоней и ломоту из измученных греблей суставов. Увы, все это привело к неизбежному финалу — Тим больше не смог удерживать свой разум на хрупкой грани между сном и явью. Это все равно что попытаться спать под ледяным водопадом. Если кому непонятно — подобное занятие очень сильно бодрит.
Призрачный мир исчез в одно мгновение. Тим, резко окунувшись в реалии материального бытия, ухватился за планшир. Его шатало, но не от слабости — от избытка сил. Он себя чувствовал не просто хорошо — он горы готов был свернуть. А еще он заметил, что ладони не болят вообще — даже схватившись за дерево планшира, он не растревожил ссадин.
Ладони были аккуратно перемотаны тонким льняным бинтом, причем Тимур вообще не помнил, чтобы ему их кто-то перевязывал. Да уж… попил бренди… Осторожно оттянул ткань, довольно осклабился. Под бинтами розовела кожа младенца — нежная, без малейшей царапины. Жаль, что дед Ришак этого не видит, — внук впервые смог применить свой странный дар для своей пользы. Невелико достижение залечить ссадины от шершавого линя, но это лишь на первый взгляд. Кожи счесало немало — Тим практически без рук остался на неделю, а то и более. Да и с этой новой кожей ему придется обращаться аккуратно — слишком она нежная, ненадежная. Того и гляди на ней кровавые мозоли натрет от простейшей работы.
Поправляя бинт — не стоит удивлять команду дивной скоростью излечения, — Тим опять уставился за борт: для него, впервые наблюдающего разделку кита, все было интересно.
К этому моменту матросы прекратили истребление акул — на некоторое время рыбы заняты пожиранием пострадавших сородичей и от жесткой шкуры кита отстанут. На туше кашалота стоял Арикс. Логично — кого, как не его, посылать на такой пост. Нелегко человеку удержаться на скользкой коже, если при этом ее колышет волнами и крутит лебедками, — вот пусть этот акробат и проявляет свои таланты.
Коротким, острейшим трокелем Арикс вырезал в теле гиганта две параллельные полосы. По ним лебедкой, зацепленной за кожу двойным крюком, шла разделка туши. Под скрип блоков и тряску судна от туши отделялась лента жировой ткани с приставшими розовыми кусками мяса, толщиной она была с половину руки взрослого мужчины. Плоским червем эта полоса сырца уходила на палубу, исчезая в недрах «клопиной норы». С тела кашалота будто спиралью стружку снимали — обезглавленная туша вращалась в плену цепей веретеном, заставляя Арикса попотеть над проблемой удержания равновесия.
Лента внезапно оборвалась, и Ариксу пришлось заново цеплять крючья. Тим ему не завидовал: матрос суетился внизу в одной набедренной повязке и страховочном поясе, мокрый до самой макушки и посиневший от холода. Ноги его при колебаниях туши погружались в воду по колено, и в считанных сантиметрах от голых лодыжек мелькали носы акул. Если упадешь, и товарищи не успеют вытащить за веревку на поясе, то или затянет в ловушку между тушей и бортом, или акулы порвут. Хотя, может, и не порвут — Токе уверял, что они неохотно трогают человека и, если еды хватает, вообще людоедством не занимаются. Но Тиму, будь он на месте Арикса, проверять на себе слова старого матроса не захотелось бы.
У кормы, где висела отделенная голова кита, шла своя работа — из огромного жирового мешка на его темени откачивали самый ценный жир. Там не нужно было возиться с выдиранием сырца — матрос, стоя на срезе шеи, принимал ведро, опускаемое на шесте, и без затей вычерпывал студенистую массу из биологического резервуара. На палубе содержимое ведра выливали в приготовленные бочки — даже отсюда было видно, что парочка этих пузатых емкостей уже заполнена.
Заглядевшись на слаженную работу команды, Тим прошляпил приближение боцмана. Тот насмешливо рявкнул прямо в ухо:
— Ну что, степняк, это тебе не козу обдирать? А? Интересно? Топай давай к капитану — он тебя вызывает. Бегом топай, якорь тебе в задницу! Или с одного раза не понимаешь?! Капитан ждать не любит!
Тим не стал задерживаться — боцман не тот человек, с которым можно, задержавшись, поболтать о пустяках. Если боцман сказал идти, то долго уговаривать не будет.
И зачем Тим понадобился капитану? До этого Тим даже в каюту его никогда не заглядывал — сейчас впервые ее увидит. Вроде бы ни в чем не провинился… Может, хвалить за тот бросок гарпуна будет? Так вчера нахваливал — сколько уже можно…
Постучав в дверь, Тим осторожно ее приоткрыл, заглянул. Каюта капитана оказалась на удивление мала и скудно обставлена. Подвесная койка — такая же, как и у обычных матросов, круглый столик и три простых деревянных стула явно работы корабельного плотника, шкафчик в углу и несколько полок с книгами и рулонами карт. На дальней стене — маленькая карта, очевидно изображающая этот мир. Взглянув на нее, Тим разинул рот: подобное изображение он видел впервые. Ну если не считать той яркой карты, которую ему показывал отец. Но она мало походила на эту как оформлением, так и наполнением.
Капитан, сидя за столиком, ручкой с металлическим пером вел записи в какой-то пухлой книге — очевидно, заполнял судовой журнал. Повернувшись к двери, коротко сказал:
— Зайди, Тимур.
Тим, послушавшись, прикрыл за собой дверь, встал у порога. Капитан, укрепив ручку в деревянном письменном приборе, повернулся к матросу, поинтересовался:
— Это правда, что ты хочешь сойти на берег в первом же порту?
— Да, капитан, это так. Мне надо попасть в Империю.
— Понимаю. Возможно, это тебе и вправду очень надо. Вы, степняки, воинственны — постоянно плывете к нам, нанимаетесь на службу в нерегулярные части. И ты туда же… Тебя взяли на половинную долю, но я аннулировал старую запись — теперь ты на полной доле. Вчера заслужил. У нас хорошая команда, но хотелось бы сделать ее еще лучше. Вчера Уинли не попал в своего кита, Ларит запутал линь, а Токе даже не бросал — улетел в море. Ты один отличился. Ты, наверное, уже понял — ремесло гарпунера требует от него многого. Ошибка гарпунера — это команда судна, оставшаяся без добычи, и убыток компании. Слабый гарпунер вообще не добросит своего орудия или вонзит его недостаточно глубоко — гарпун штука тяжелая и неудобная. Тимур, ты — прирожденный гарпунер. У тебя длинные руки, крепкие мускулы, точный бросок. Я видел, как метко и глубоко ты вбил в этого кита гарпун — пробил и жир, и мясо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
