Злословя по адресу Путина, люди Примакова особенно подчеркивали то обстоятельство, что после обучения на Германском отделении КИ он был отправлен не в ФРГ, Австрию или Швейцарию, а в захолустную ГДР, да еще в провинциальный Дрезден, где “вообще ничего не происходило”. Там, пребывая на официальной должности директора Дома дружбы СССР-ГДР, Путин занимался “обыкновенной разведдеятельностью”: вербовкой агентов, обработкой и отправкой информации в центр и т. п. По его собственным словам в книге “От первого лица”, “речь шла об информации о политических партиях, тенденциях внутри этих партий, о лидерах — и сегодняшних, и возможных завтрашних, о продвижении людей на определенные посты в партиях и государственном аппарате”, иначе говоря, о политической слежке, что, естественно, включало активное сотрудничество с коллегами из “Штази” — службы госбезопасности ГДР. На этом поприще претендент заработал медаль «За выдающиеся заслуги перед Национальной народной армией ГДР».
В 1990 году Путин вернулся в Питер и был откомандирован в ректорат ЛГУ ответственным за международное сотрудничество, где и оставался вплоть до увольнения из органов в чине подполковника и перехода в мэрию в июне 1991 года.
Из всего этого при ближайшем рассмотрении, по словам Саши, вырисовывается “биография опера, специализирующегося на слежке и политическом сыске”, сначала за сокурсниками в ЛГУ, потом заезжими иностранцами, питерскими интеллигентами и восточными немцами. Ничего общего с романтическим образом разведчика в тылу врага или охотника за бандитами и террористами в этой биографии не было. Саша не уставал это повторять: для него было важно, что Путин относился к более низкой касте кагэбэшников и “никогда не работал в условиях, угрожающих жизни”.
В ОТЛИЧИЕ ОТ американских экспертов, московский политический класс прекрасно понимал, что Путина готовят на роль ельцинского преемника. Маша Слоним, моя московская приятельница еще с советских диссидентских времен, ставшая теперь лидером Московской хартии журналистов, зная о моей дружбе с Борисом, сказала: “Передай Березовскому, что он совершает большую ошибку. Путин — это КГБ. С КГБ нельзя играть в игры, они все равно тебя переиграют. Примус, конечно, тоже КГБ. Но, по крайней мере, он старый. Он долго не протянет. А этот — всерьез и надолго”.
Я поговорил с Борисом. Будучи, как и Маша, представителем старой школы антисоветчиков, я также считал, что презумпция невиновности на КГБ не распространяется. Но Борис ответил, что верит Путину. Когда они не соглашаются друг с другом, Путин не хитрит, а прямо говорит, что у него на уме, например, в отношении Литвиненко. Но в целом все они группа единомышленников. Главное качество, за которое его отобрали в преемники — лояльность Ельцинской команде.
— Боюсь, что первое, что он сделает, когда придет к власти, так это посадит тебя в тюрьму на радость себе подобным, — предупредил я.
— Вот-вот, — засмеялся Борис. — Я ему тоже сказал: “Володя, лучший способ нам выиграть выборы — это посадить меня в тюрьму на пару месяцев. Это выбьет у Примуса почву из-под ног. После выборов выпустишь”.
— Ну, а он?
— Согласился с моим анализом, но выразил уверенность, что я найду другой способ, получше.
Год спустя, когда Борис бежал от Путина за границу, я напомнил ему этот разговор. Он только пожал плечами.
— Ну что тут скажешь? Наверное, тогда я видел в нем то, что хотел увидеть.
— Ну а теперь, если оглянуться назад, было хоть что-нибудь, что тебя насторожило, какой-то сигнал, указывающий, что это совсем не тот человек, за которого вы его принимаете? — поинтересовался я.
— Был один момент, когда у меня появились задние мысли, — признался Борис.
Это случилось в августе 1999 года, недели через две после назначения Путина премьером. Борис направлялся к себе на дачу, как вдруг позвонил Путин и сказал, что ждет его в Белом доме. Он развернулся и поехал в город. Путин принял его своем новом кабинете. На рабочем столе премьера стоял небольшой бюст отца всех чекистов Дзержинского — тот самый, который Борис заметил у него еще на Лубянке.
Путин был вне себя.
— Твой друг был здесь. Гусинский. Он мне угрожал.
— Чем?
— Он сказал, что когда Примус станет президентом, вы все пойдете в тюрьму: Таня, Валя, ты, ну и я вместе с вами за то, что вас покрываю.
— Володя, даю тебе честное слово, что в деле “Аэрофлота” ничего нет; все это — старая свара с Примусом из-за денежных потоков.
— Знаю, знаю, — прервал его Путин. — Вы тогда здорово потеснили наши службы. Но дело не в этом. Он мне угрожал!
— Ну и что? Гусь, сукин сын, работает против нас. Он тебя просто проверял на вшивость, это в его духе.
— Никто не смеет мне угрожать! Он еще об этом пожалеет. Я просто хочу, чтобы ты знал.
Борис уехал, так и не поняв, зачем Путин его вызывал.
— Уже дважды я видел это злобное, остервенелое выражение на его лице, — вспоминал Борис. — В первый раз оно проявилось, когда он говорил о Саше Литвиненко. Вот эта его ярость плюс бюст Феликса заставили меня засомневаться.
Сомнения терзали его почти месяц. Правильно ли Ельцин выбрал “преемника”? Может, еще не поздно поискать другого? Основной посыл “семьи” заключался в том, что Путин “перековался” после того, как оставил службу в Конторе в 1991 году. Под патронажем легендарного Собчака он искренне перешел в лагерь демократов. Когда семь лет спустя он вернулся в ФСБ директором, то пришел туда уже как реформатор, член Ельцинской команды. Но так ли это? Бюст Дзержинского все не шел из головы Бориса — зачем он его с собой таскает? Неужели по-прежнему в душе чекист?
Борис поделился своими сомнениями с Ромой Абрамовичем и попросил его съездить в Петербург на день рождения Путина. Если Контора до сих пор властвует над душой и сердцем кандидата, то это, безусловно, должно проявиться в стилистике праздника.
Вернувшись с разведзадания, Рома его успокоил.
— Никаких чекистов вокруг не наблюдается, — отрапортовал он. — У Володи нормальная компания, интеллигентные ребята его возраста, в джинсах, играют на гитаре. ГБ и не пахнет.
— Кстати, как его жена? — вспомнил Борис.
Людмила Путина едва не погибла в автомобильной катастрофе в Петербурге в 1993 году. Она перенесла тяжелую травму позвоночника и нейрохирургическую операцию.
— Мне она показалась немного деревянной, — отрапортовал Рома.
— Другие женщины?
— Я проверил, — ухмыльнулся Рома. — За пять лет вообще никого.
КОРРЕСПОНДЕНТ “КОММЕРСАНТА” ЕЛЕНА Трегубова была одной из главных кремлевских достопримечательностей времен Ельцина. Молодая, высокая, красивая и эмансипированная, она не стеснялась использовать свои чары, чтобы получать эксклюзивную информацию. При этом Трегубова не скрывала своего отношения к погрязшим в аппаратных интригах чиновникам, которых впоследствии, в нашумевшей книге “Байки кремлевского диггера”, окрестила “кремлевскими мутантами”. Возможно, именно благодаря присущему ей чувству снисходительного превосходства ей и удавалось развязывать язык даже тем, кто не очень любил давать интервью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
