На пороге, улыбаясь, стояла Катя. Рядом с ней — современно одетый мужчина с искусственной бородой, накладным красным носом и такой же красной шапкой.
Сергей мрачно взглянул на гостей и отошел от двери, пропуская их в темный коридор.
— Привет, братик! — радостно закричала Катя.
— Хенде хох! — заорал Дед Мороз — Гоша. — Лос-лос! Батья! Курка, яйки есть?! Найн?! Тогда держи, — он протянул огромный украшенный цветком из шелковой ленты сверток. — Спецрейсом из Мюнхена. Наш простой немецкий Санта Клаус передает вам подарки с неметчины!
Сергей лениво потянулся за пакетом, повертел его в руках:
— Я даже не знал, что ты в Германии...
— Может быть, ты еще не знал, но наши доблестные дивизии стоят там аж с сорок пятого года. — Гоша торопливо стянул с себя шапку и маску, засунул их в карман пальто, быстро разделся. — Гуманитарная помощь нам обеспечена, браток. Эй, слушай, свет зажги, да! — Гоша пощелкал выключателем, не дождавшись никакого эффекта, нащупал Катю, помог ей снять куртку. — Судя по всему, семейный праздник Новый год в последний раз был встречен с мамочкой и папочкой в расположении доблестных оккупационных... или освободительных... Короче, краснознаменных войск. — Он пригладил волосы. — Внутрь пускают?
Сергей протянул руку, приглашая гостей пройти в комнату. Гоша подхватил Катю под руку. У самой двери навстречу им вышла Маша. Она растерянно оглядела их:
— О, братик... Катя?
Гоша схватил Машу за плечо, притянул к себе, чмокнул в щеку, потом прижал к груди.
— Ты что? Пьяный?! — удивилась Маша.
Катя схватила Гошу за руку и потянула к выходу:
— Нас не ждали, нам не рады, — и тут же рассмеялась: — Ты что, Маш? Мы вам мешаем?
— Рады, только тихо! Сашка лег спать, — опустив голову, проговорил Сергей.
— А Юлька из Эстонии вернулась? — поинтересовалась Катя.
— Через пять дней, — коротко ответил Сергей.
Гоша развернулся и, отстранив Катю, зашагал на кухню. Первым делом он по-хозяйски проверил холодильник:
— Швепса — нет. Гамбургеров не завезли... А чего это вы такие невеселые?
В коридоре Катя почти обиженно поинтересовалась у Маши:
— Почему ты не удивилась, что мы пришли вместе?
— Я удивилась, — спокойно сказала Маша.
— Ну так интересуйся! Интересуйся! Спрашивай — что, мы теперь опять всегда вдвоем?
— Вы опять вдвоем? — тихо повторила она.
— Втроем, — Катя надула губы и сразу же погрустнела: — Клару мы пока не бросили.
Маша покачала головой каким-то своим мыслям и потянула Катю на кухню.
Звонко шумела вода. Сергей набирал воду в чайник.
—Чай будете? — без особого энтузиазма поинтересовался он. Гоша сунул руки в карманы, вызывающе посмотрел на него:
— Лучше чего-нибудь сладкого. Ваши кислые рожи закусить.
— Что-нибудь случилось? — Катя с тревогой смотрела то на Машу, то на Сергея.
— А мама тебе не рассказывала? — Сергею не хотелось слишком много говорить, но он прекрасно понимал, что в этой ситуации не избежать расспросов. Катя отрицательно покачала головой. Маша хотела что-то сказать, но неожиданно всхлипнула, смутилась и выскочила из кухни.
— Вы поругались? — осторожно поинтересовалась Катя. Гоша посерьезнел:
— Хорошо проводите время, — он уселся за стол. — Ну, рассказывай.
— А чего рассказывать-то... — Сергей неопределенно пожал плечами.
Катя засуетилась, поднялась:
— Может, мне к ней сходить?
— Сиди, — властно сказал Гоша. — Успокоится — сама придет. Сестру мою не знаешь? Ну что? — он повернулся к Сергею. — Ты так и будешь молчать?
— Сашку избили, — без предисловий выдавил тот.
— Ну да?! Странно! С мальчишками обычно такого не бывает, — насмешливо протянул Гоша.
— Да нет, это не ребячьи драки. Похоже, все гораздо серьезнее.
— Что значит серьезней? Сергей помолчал.
— Не знаю. Не знаю... Он ничего не рассказывает. Неделю уже из дома не выходит. Все праздники в постели пролежал. Не ест, не пьет. Говорит, горло болит.
Катя встала:
— Я все-таки пойду к ней, — она торопливо вышла из кухни.
— И что ты по этому поводу думаешь? — серьезно спросил Гоша. Сергей пожал плечами:
— Он кого-то очень боится. Кого-то, кто звонит сюда и вешает трубку.
Маша тихо поплакала в комнате, пеняя себе, что не смогла сдержаться. Села на диван и, почти успокоившись, задумалась. А подумать было о чем.
Катя осторожно заглянула в комнату. Увидев, что обстановка вполне сносная, вошла, села рядом с Машей. Та посмотрела на нее, и опять из глаз невольно полились слезы. Катя положила руку ей на плечо:
— С мальчишками ведь всегда так! Обойдется!
— Это мне в наказанье! За Шведова! — уверенно проговорила Маша.
— Господи! Чушь какая! Шведов-то тут при чем? — Катя даже встала от удивления.
— В наказанье. В наказанье, — упорно повторяла та, уставившись в одну точку.
В комнату вошли мужчины. Они тихо, но бурно продолжали начатый на кухне разговор.
— Только не надо, если спит, — просил Сергей.
Гоша в ответ только ухмыльнулся. Придержав Сергея рукой, подошел к Сашиной комнате и приоткрыл дверь:
— Племянник, привет!
Маша вопросительно посмотрела на мужа. Тот только пожал плечами:
— Он говорит, что такие вещи родителям не рассказывают.
— А ему расскажет. — Похоже, у нее не было никакой надежды.
— Запросто, — вступилась Катя. — У него гаишник через две минуты разговора чуть ли не в брата превращается. А тут родная кровь...
Маша обреченно смотрела прямо перед собой.
Катя невольно подметила, что дело тут не только в сыне. Но расспросы решила отложить. Зачем торопиться? Может быть, сама расскажет.
— Господи, — молитвенно прошептала Маша. Губы ее шевелились, хотя голоса слышно не было.
Анна Степановна и Анатолий Федорович пили чай. В кухне стояла напряженная тишина. Горсть конфет, положенная прямо на салфетку, осталась нетронутой. «Сашке их хватило бы на десять минут, — невольно пришло в голову Анне Степановне. — Господи, что же это такое? За что так нашего мальчика?»
— Я не понимаю. Почему не обратились в милицию, не подняли общественность! — В ее голосе чувствовалась горечь. — Я бы уже была в школе, на родительском комитете.
— Аня, о чем ты говоришь? — удивился Анатолий Федорович. — Сейчас совершенно другое время! И если Саша просит, чтобы не звонили в милицию, значит, нельзя звонить.
— Он ребенок и не понимает, что говорит. — Казалось, что она сейчас заплачет.
Анатолий Федорович вздохнул, отставил чашку, какой уж тут аппетит:
— Но это, к сожалению, единственное, что он вообще говорит. Аня, ведь ему каждый день ходить в эту школу. По этой улице. Через этот двор. Мало ли что может с ним произойти!
