мёртвым и похороненным. А кто такая Ания? Какая-нибудь служанка Чертовки или дочь хана Нурали?
– Дочь хана! – ответил Барков. – У меня не было времени допытываться, как они нашли друг друга. Но за то, что они без памяти влюблены друг в друга, ручаюсь головой!
– Другими словами, – и Александр Прокофьевич наконец-то обернулся к капитану. – Другими словами, ты считаешь, что Архип жив и прячется где-то неподалёку?
– Именно так, ваше сиятельство, – ответил смущённо тот. – Он же не знает, что в его жилах течёт благородная кровь, и считает себя обычным казаком, недостойным ханской дочери!
– Найти бы его, – вздохнул мечтательно граф, – хан Нурали посчитал бы за великую честь породниться с нашим родом!
– Ничего, ваш сын найдётся, ваше сиятельство, – улыбнулся Барков. – И я думаю, что уже скоро!
– Замолчи! Не заговаривай мне зубы! – крикнул Александр Прокофьевич, топнув ногой. – Если ты хочешь услышать благодарность за освобождение из подвала моего сына, то изволь получить её! – Он достал из кармана кошель и с ярко выраженным презрением швырнул его в ноги опешившего гостя. – Мне нужен Анжели – и точка! Если ты приведёшь его, то засыплю золотом с ног до головы!
– Ну зачем вы так, ваше сиятельство?! – вскрикнул оскорблённый капитан, отшвырнув кошель ногой к камину. – Я не Иуда и не продаюсь за тридцать сребреников!
– Да ну! – злорадно рассмеялся граф. – А если я прямо сейчас осыплю тебя с ног до головы золотом? Тогда ты достанешь Анжели хоть из-под земли?
Скрестив руки и глядя в пол, Александр Прокофьевич стал мерно ходить взад и вперёд по комнате, а Барков остался сидеть в кресле, обиженно поджав губы.
– Если вы считаете меня недоумком, – сказал после долгой паузы капитан, – то, быть может, сами подскажете выход из тупика, в котором мы оказались?
– Я бы подсказал, если бы знал его. Тонкости сыска присущи тебе, дражайший Александр Васильевич, вот и кумекай сам, Христа ради.
– Дело не такое трудное, как кажется с первого взгляда, – вздохнул капитан. – Только вот Анжели хоть чем-то намекнул бы о себе.
– А! – воскликнул Александр Прокофьевич. – Анжели далеко не простак, а птица высокого полёта. Хотелось бы знать, чего ему надо в Оренбурге? Клянусь чем угодно, что этот проходимец не так просто «гостит» на задворках Российской империи – так далеко от французских границ.
– Успокойтесь, ваше сиятельство, – продолжил Барков. – Найдём Анжели – узнаем всё!
– Но почему он не заглядывает в шляпный салон? – проговорил задумчиво граф, помолчав с минуту. – Неужели ему не нужны деньги, которые он оставил на хранение в подвале?
– Я думаю, что он чего-то выжидает, – предположил капитан. – Поди он уже прознал, что Жаклин больше не хозяйка салона, и осторожничает!
Александр Прокофьевич, остановившись со скрещёнными на груди руками, обратил полный печали взгляд на капитана, словно стараясь прочесть на его лице – говорит ли тот серьёзно или подло лукавит. Но его гость смотрел на него открыто. Граф опустил голову и погрузился в размышления. Слова капитана заставили его задуматься. Александр Прокофьевич не сомневался, что хитрый француз обязательно что-то придумает, чтобы вернуть деньги без лишнего шума. Но что?..
Граф вдруг поднял голову:
– Милостивый государь, Александр Васильевич! Дело, о котором мы вдоволь наговорились, очень важно для меня. Но Анжели надо поймать, и обязательно живым! Для этого надо всё хорошенько взвесить и обдумать! А пока вы мой гость, будьте как дома и считайте его своим.
– Буду вам признателен, Александр Прокофьевич, – ответил, облегчённо вздыхая, капитан Барков. – Доброе предчувствие мне подсказывает, что дальнейшая наша беседа будет намного плодотворнее.
– Но что бы там ни было, господин капитан, – уже более мягко заключил граф, – помните, что я не люблю шуток, и если с вашей стороны откроется хоть малейший обман, то, клянусь Богом, вам несдобровать! А теперь прошу в столовую…
Александр Прокофьевич сделал приглашающий жест, Барков встал с кресла и последовал за ним.
В это время с шумом распахнулась входная дверь, и в комнату ворвался Демьян Носов – слуга графа Артемьева.
– Звали, барин?! – вращая глазами, прохрипел он, тяжело дыша.
– Конечно, – улыбнулся Александр Прокофьевич, – но это было ровно два часа назад. Любой злоумышленник, окажись на месте капитана Баркова, мог застрелить меня, не торопясь, раз пятьдесят!
* * *
Ночью по улицам Георгиевской казачьей слободы, также именуемой Форштадтом, проехал разъезд стражников. Казачка Марфа Горбаткина подошла к скучающей у ворот Жаклин и певучим приятным голосом сказала:
– Ступала бы ты в избу, барыня. В эдакую погоду на дворе зараз можно застудиться!
Но её слова не нашли отклика. Где задержался Барков? Почему его нет до сих пор? Отсутствие капитана томило душу, словно мрачное предзнаменование. Едва затих цокот копыт, Жаклин зябко поёжилась и решила идти в избу. Сердце щемило от предчувствия беды, нервы были напряжены от тревоги, которая гонит сон, леденит руки, душит горло.
Жаклин легла на свою постель. Хозяйка уже давно сопела за печью, а Баркова всё не было.
Но вот в утреннем тумане забрезжила заря, и первые лучи солнца осветили камышовые крыши. Тогда и Жаклин сморил сон, она совсем окоченела в нетопленой избе.
Но долго ей спать не пришлось. Сначала Марфа гремела пустыми вёдрами, собираясь доить коров, а потом разливала принесённое молоко по крынкам, что-то гнусаво напевая себе под нос.
– На-ка вота испей, барынька, – поднесла ей крынку с парным молоком добродушная казачка. – Всё одно не дрыхнешь, а молочко-то сейчас самое целебное!
– Я не хочу, – поморщилась Жаклин, которую уже воротило от вида молока.
«Лучше бы печь истопила, лахудра старая!» – зло подумала она, презрительно глядя в спину уходящей женщины.
Жаклин ужасно замёрзла! Тщетно пыталась она согреться в постели, закрылась толстым одеялом с головой, вся скорчилась, зажала руки меж колен. Тепло не приходило. Жаклин казалось, что у неё даже внутренности дрожат от холода, в голове иней облепил мозг, и ледяной обруч сжимает виски.
«Вот так продрогла, до самых костей!» – думала Жаклин. Холод и сырость весенней ночи пронизывали её насквозь. В этом болезненном состоянии она чувствовала себя жалкой и несчастной. А голова была такая тяжёлая. Неотвязные мысли, владевшие Жаклин в зимние месяцы, словно сплелись в комок, бились в унисон с её сердцем.
Прошла зима, а вместе с нею ушли тревоги, связанные с графом Артемьевым и её травлей этим титулованным мерзавцем. Освободившись от смятения, Жаклин начала думать трезво и рассудительно. Но минувшей ночью страх вновь посетил её, принеся с собою плохие предчувствия и тревогу. Барков, который не покидал её ни на минуту, вдруг исчез минувшим вечером, даже не объяснив причин своей внезапной отлучки.