личико к Захару, осклабился. — За исключением Захарыча, который, как древо жизни, вечно зеленеет.
— А кого вы в этот театр возьмете, Захар Захарович? — быстро спросил Дима.
— Пятерых из предыдущего выпуска, человек шесть-семь с нашего курса.
— А меня?
Захар не успел ответить, снова вмешался Иван Александрович:
— Может, ты и вправду, гений, как сегодня кричала та девчушка? Вроде Кина, гений и беспутство, а?
— Чего-чего, а беспутства у нас достаточно, — проворчал Захар.
— В финале сегодняшнего спектакля Дмитрий был весьма выразителен, — не то куснула, не то восхитилась Ирина Игнатьевна.
Иван Александрович грустно глянул на нее:
— Еще бы! Эдакий Шварценеггер!
— Иван Александрович! — взмолилась Ирина Игнатьевна.
— Играть мускулатурой ты можешь, это мы видели, — Иван Александрович хватким взглядом изучал Диму. — А по-настоящему играть?
— Захару Захаровичу виднее, — скромно ответил Дима.
— Помимо программы мы без особой афишки всем курсом репетируем всуе упомянутого тобой Дюма. Хочется дьявольской интриги, шизофренических страхов и ужасов, открытого темперамента в ликующем актерском беспределе…
— Надо полагать, «Нельская башня», — перебил догадливый Иван Александрович. — И наш Дима в роли Буридана?
— Излишне ты образован и проницателен для олигарха, — недовольно заметил Захар.
Вторую бутылку Дима открыл без фейерверков. Разлил по фужерам и произнес тост:
— За будущий театр.
— Спокойнее, деточка, — остановил его Иван Александрович. — Нельзя за будущее. Сглазишь.
— Тогда за Диму в роли Буридана. Ведь он уже репетирует, — решила Ирина Игнатьевна.
— Как там в финале у Дюма? — Иван Александрович посмотрел на Диму. Вспомнил: — Здесь нет королевы и первого министра. Здесь только двое убийц.
— Шутки у вас, боцман! — разозлился Захар.
— Извини, Дима, — искренне повинился Иван Александрович. — Вот ведь память! Совсем забыл…
— Память у тебя лошадиная, — вставил Захар.
— Та девушка, наверное, заждалась, — вдруг вспомнил Иван Александрович. — Ты иди, обрадуй ее… А мы здесь еще по-стариковски потолкуем.
Геральд Иович протянул Диме свою визитку и добавил:
— В любой день недели с трех до пяти. Лучше всего послезавтра. Я вас жду. Посоветую, как с юридическими крючкотворами себя вести.
Дима с поклоном принял карточку и вежливо удалился.
— Буридан… — сказал Иван Александрович. — А не молод он для Буридана, Захарыч?
* * *
Она и вправду ждала. В черном, длинном в талию легком пальто она гляделась молодой интеллигенткой. И ждала чинно: скромно стояла в стороне от главного театрального антре. Увидела его, пошла навстречу.
— И как у меня получилось? — спросила она невинно.
Дима взял ее за плечи, посмотрел в веселые глаза:
— Ольга, ты всегда такая отвязанная?
— He-а. Иногда устаю.
— Устань на сегодняшний вечер. Сможешь?
— Пожалуйста. — Она взяла его под руку. — Конец мая, а такая холодина. Ты не находишь?
— Нахожу, — тупо, от неожиданности вопроса, ответил он.
— Но метеорологический профессор по НТВ обещал в скором времени резкое и долговременное потепление. Тебя это радует?
Нет, ему пока не совладать с райкинскими трансформациями лихой московской девицы. Или дамочки? Отвязанная приблатненная герла в ментуре, разумно четкая в беседе за столом кафушки, испуганная девочка при виде рядового, малой крутизны, гоблина, воспаленная кликуша на вызовах, ловко изображающая интеллигентку вот здесь, сейчас, под дождем. Какая она на самом деле? Докопаться, дознаться, догадаться бы. Тогда бы и случился ответ на мучающий вопрос: для какой цели она зацепила его? Вряд ли польстилась на мужские стати. А первая встреча с ней — случайность, нет?
Они миновали проезжую часть и пологим бульваром поднимались к Петровским воротам. Дима приходил в себя.
— Меня радует, что ты, как законопослушная гражданка, исправно смотришь по телевизору политические и культурные новости, — подыграл ей Дима.
— Хватит, поигрались, — решила Ольга. — Как дела в институте?
— Полковник Лапин позволил себе позвонить мастеру, Захару.
— А твой Захар что?
— Уговорил самого лучшего адвоката меня защищать. А зачем защищать свидетеля? Да ладно об этом! Как вслед за О’Генри выразился Иван Александрович, поговорим о королях и капусте.
Они свернули и уже шли по Петровке к Садовому:
— Кто такой Иван Александрович?
— Олигарх, — кратко ответил Дима и огляделся. — Господи, опять этим маршрутом! Разворачиваемся, идем на Пушкинскую.
Они, нарушая, перебежали Петровку и, минуя Голицынскую больницу, на Страстной.
— Ты не спешишь? — спросила Ольга.
— Не спешу. В общагу неохота. К сочувствующим.
— Тогда давай ко мне. Папа-мама на даче цветочки сажают. Они как истинные русские интеллигенты страстно стремятся сродниться с землей-матушкой.
— И получается?
— Ни черта подобного. Клубника не плодоносит, цветочки вянут.
— Ну, допустим, один цветочек они вырастили. Тебя.
— Комплимент? — угрожающе спросила она.
— А что, нельзя?
— Валяй, если тебе так хочется. Мы идем или не идем?
— Мой Джек — чрезвычайно умная собака. Я его спрашиваю: Джек, ты идешь или не идешь? И Джек идет или не идет.
* * *
…Дима с неосознанным почтением бродил по старомосковской квартире. Удобные для неторопливых бесед уголки с немодными и восхитительными креслами в двух комнатах. В одной высокое бюро, в другой — письменный стол красного дерева. Обиталище родителей. Комната Ольги, неожиданно аккуратная, с причудливой мебелью. Орех без дураков. Столовая с громадным буфетом и необъятным столом. И во всех комнатах — книги, книги. В шкафах, на стеллажах, на полках.
— Насмотрелся?! — крикнула из кухни Ольга. — Иди сюда!
Он послушался. На кухонном столе все в готовности: салат горкой, буженина тонкими ломтиками, хорошая рыбка пластами. И бутылочка «Гжелки», естественно.
— Садись, — приказала она.
— А я думал, что ты меня как дорогого гостя за большим столом потчевать будешь, — не скрывая огорчения, сказал Дима.
— Столовая понравилась?
— Мне все у вас нравится.
— Что ж, за столом, так за столом.
Чокаться — не дотянуться через неохватный стол. Ольга подняла рюмку и, глядя на нее, не на Диму, горячо произнесла:
— Все должно быть хорошо! Да будет так!
Дима согласился, потому выпили вместе. Закусывали. Поев, Дима откинулся на спинку стула. Книги перед ним, хорошие картины…
— Как у тебя получается: от этого мира — на топтодром, в ментовку, за решетку?
Ольга отреагировала спокойно.
— И обратно. Так и получается. Ищу смысл жизни, Дима.
— Ну, гринхипп — понятно. А топтодром, пыхалово?
— Хочу все знать.
— Тогда учись.
— Я философский МГУ с отличием закончила.
— И не помогло, — понял Дима.
— Помогло, — не согласилась она.
— Чем же?
— Выработанным умением быть, когда надо, то умной, то глупой, то жизнерадостной, то грустной, то нежной, то грубой…
— Какая же маска сейчас на тебе? Для меня.
— Я не меняю масок, дурачок. Просто я стараюсь быть каждый миг такой, какой хочу быть в этот миг.
— И какая ты сейчас?
— Сытая и недопитая. Давай посуду на кухню отнесем и ко мне с малопочатой бутылкой. Под хорошее яблочко.
…Выпили по второй и сразу
