— Платье!.. — восторженно пискнула Зося Караваева.
Я только вздохнул.
— Концертный костюм у меня дома! — продолжал я. — И сегодня у меня полно всяких дел. Вот. Так что показывать этот номер я буду завтра. И не для одного класса, а для всех, кто захочет его посмотреть! Чтоб не повторять все сорок раз… И то, если Амалия Захаровна позволит занять актовый зал.
— Она позволит! — убежденно заявил Олег. — Мы ее очень попросим!..
«Ну надо же!» — подумал я. — «Они повторяют почти одно и то же, не сговариваясь! Что бы все это значило?..»
Тут в класс, держась за руки, вошли Людка с Генкой. Все притихли и уставились на них. И не зря!
Сегодня Людка и Генка сияли еще ярче, чем вчера. Причем, если вчера они сияли этим своим суматошным светом, с треском и жгучими брызгами, то сегодня они были озарены внутренним, очень теплым и ровным огнем.
Я невольно подумал, что точно так же сияет и Анжела…
Зося перехватила мой взгляд и шепнула:
— Они сегодня с самого утра вот такие! Мы ими прямо любуемся!..
— Ну, еще бы! — шепнул я Зосе в ответ.
Людка и Генка подплыли ближе, обдавая всех теплом, как из печки.
— Славочка, здравствуй! — прозвенела Людка, и я подумал, что голос у нее сегодня звучит удивительно мелодично.
— Привет, Славян! — бодро поддержал Людку Генка.
— А мы вчера с Геной занимались! — сказала Людка. — До самого позднего вечера!
— Чем?.. — брякнул я с привычным скепсисом.
Но Людка, улыбнувшись какой–то очень мудрой улыбкой, спокойно ответила:
— Уроками, конечно! Мы все выучили, все приготовили. И сегодня Геночка уже получил четверку по алгебре!
Как она произнесла «Геночка»!.. Сколько чувства она вложила в это слово!..
Геночка прямо заалел от удовольствия. Как майская роза. Хотя все еще продолжался апрель.
Я думал, что сейчас оба влюбленных опять станут просить меня, чтобы я добился для них разрешения сидеть за одной партой, но Людка одарила Геночку ласковым взглядом, и он поплыл на свое место.
А Людка села на свое место рядом со мной.
7
Дальше все пошло уже как обычно.
Ну, или почти как обычно.
На втором, третьем и четвертом уроках — истории, алгебре и биологии — меня вызывали к доске, и я каждый раз, само собой, возвращался на место с «пятеркой» в дневнике. Но к доске вызывали и Генку с Людкой. И они, вот что удивительно, отвечали вполне уверенно!.. «Пятерок», правда, им не поставили, но их «четверки» были вполне заслуженные.
Генка получил одну «четверку», Людка — две. И вот, когда она с сияющим видом шла на место с «четверкой» по биологии, я вдруг испытал удивительное облегчение. Как будто тяжелый камень спал с моей души! Я почувствовал, что даже горжусь Людкой, как гордится отец умненькой–разумненькой дочкой!..
Интересно, что к Генке я таких же чувств не испытывал. Может быть потому, что сегодня в его лице появилась какая–то новая, совсем взрослая уверенность, и стало ясно, что теперь Людка будет за ним, как за каменной стеной.
А он, в сиянии ее любви и заботы, будет вдохновляться на новые замечательные свершения!..
Собственно, это ведь их общее сияние. Они — вместе!..
Так же, как мы с Анжелой.
И поэтому все будет так, как и должно быть.
Только я додумал эту мысль, как Людка села на свое место рядом со мной, и тихонько шепнула:
— Спасибо, Славочка!
— За что?..
— За все, что ты сделал для меня! И для нас с Геночкой!..
— Ну, я еще буду за вами присматривать!.. — пообещал я строгим голосом. — Так, на всякий случай!..
— Конечно, конечно! — горячо ответила Людка. — А как же иначе?..
В общем, уроки шли своим чередом.
На переменах, правда, я ощущал к себе повышенное внимание, но такого ажиотажа, как утром, уже не было. К счастью! Мне ведь совсем не хотелось, чтобы жуткая перспектива перехода на домашнее обучение стала для меня реальностью…
Ну а после четвертого урока ко мне подошли Оливия с Мариной Зарядиной, нашей школьной художницей–плакатисткой. Марина в нашей школе оформляет самые лучшие стенгазеты и пишет самые лучшие объявления!
Интересно, что не только Оливия, но и Марина сегодня была в очень нарядном платье. Причем платья у них были не какие–нибудь там взрослые, а вполне себе девчачьи, с милыми оборками и кружевами. А ведь они обе учатся в девятом классе!..
Оливия была в свободном изумрудно–зеленом платье с большими подсолнухами, а Марина — в синем в крапинку, приталенном, с белым пояском, завязанным сзади изящным бантиком и с белым отложным воротничком. Длиной оба платья были на ладонь выше их коленок и выглядели очень шикарно! Ну, то есть Оливия и Марина выглядели в этих платьях очень шикарно. Девочки они ведь очень красивые, стройные, и во всех нужных местах уже округлые!..
Глядя на них, я невольно вспомнил о других оборках и кружевах — тех, которые были на Оливиных панталонах, и подумал: «Интересно, а что надето под платьем у Марины?..»
Видимо, что–то такое блеснуло в моих глазах, потому что девочки переглянулись и слегка покраснели.
— Чего это вы сегодня так нарядились?.. — сказал я вслух.
Девочки опять переглянулись, и Марина сказала:
— Ну вот, тебе, значит, можно наряжаться, а нам — нет, что ли?..
Настала моя очередь краснеть. А девчонки рассмеялись.
— Ну и, тем более, мы не одни сегодня так одеты. — заявила Марина. — Посмотри вон туда!
Я посмотрел.
Просторный холл второго этажа, где мы сейчас находились, был полон старшеклассников и старшеклассниц. Надо сказать, что какой–то одинаковой для всех формы у нас в школе не было. Мальчишки и девчонки и без того одевались одинаково! В штаны, джинсы, пиджаки и свитера.
Но сегодня, среди этого однообразного серо–сине–черного моря мелькали яркие вкрапления.
Это были девчонки, одетые в нарядные платья примерно такого же вида, что и на Оливии с Мариной. И каждая нарядная девчонка была в центре оживленной беседы со сверстниками, то и дело прерывающейся жизнерадостным смехом.
— Вот, увидел? — спросила заговорщицким тоном Марина.
— И что?.. — ответил я ей своим сегодняшним коронным вопросом.
— А то, что это ты сделал!..
— Что именно?..
— А вот это самое!.. Нарядил наших девчонок в платья!..
Я открыл рот от неожиданности, и тут же вдохнул поглубже, чтобы дать этим двум нахалкам достойный ответ.
Но тут перед моим внутренним взором возникла очень… э-э… забавная картина!.. Я увидел себя у вешалки, на которой висели десятки, если не сотни, самых разнообразных платьев на плечиках, и все это были очень яркие, очень нарядные платья, с кружевами, оборками, фигурными рукавчиками, лентами и поясами, которые еще только предстояло завязать в банты. А передо мной друг за дружкой выстроились все наши старшеклассницы, одетые только в коротенькие комбинашки и панталоны тоже очень разнообразного фасона. Жюли бы просто обзавидовалась!.. При этом на лицах этих модниц никакого стеснения не было, а было одно только нетерпение. Они подходили ко мне по очереди, и я снимал с плечиков одно платье за другим, и помогал их надевать. А модницы вертелись и суетились, пока я застегивал на них молнии, поправлял верхние и нижние юбки, завязывал их ленты и пояса бантами самого изящного вида… Вот это была работенка, скажу я вам!.. Одеть такую ораву девчонок!.. Да еще и выслушать при этом множество претензий: «Маэстро, мне этот фасон не нравится! Можно поменять?.. Маэстро, а мне вот тут жмет!.. Можно подобрать что–нибудь посвободнее?.. Маэстро, мама мне не разрешает носить такие короткие платья! Можно подыскать что–нибудь подлиннее?..»
Эта картина была такой ясной, объемной и многоцветной, что я даже замер на месте, вытаращив глаза, а потом, попытавшись все–таки что–то сказать, вдруг поперхнулся и закашлялся.
И Оливия с Мариной принялись хлопать меня по спине!.. Даже не хлопать, а прямо таки дубасить!.. Я едва удержался на ногах.
— Ну ладно, хватит вам! — сердитым шепотом воскликнул я, отмахиваясь от их рук. — Заботливые какие!.. Прибьете меня в самом расцвете лет!..
Девчонки опустили руки, и, опять переглянувшись, заулыбались.
— И совсем я не собирался вас всех наряжать! — сказал я, отдышавшись. — Делать мне больше нечего!
— Ну, это Марина образно выразилась! — примирительно сказала Оливия. — На самом деле это не ты нас наряжал, конечно… (Марина хихикнула…) а твоя Мишель!
— В смысле, твоя Мишель на нас повлияла, вот!.. — быстро добавила Марина.
— И как это она могла на вас так сильно повлиять, если большинство из вас ее даже и не видели?!.. — сердито сказал я.
— Так за этим мы к тебе и пришли! — вдруг очень по–деловому сказала Оливия. — У тебя же завтра шесть уроков?..
— Ну, шесть… И что дальше?..
— А то, что насчет актового зала мы договорились, но Амалия Захаровна сказала, чтобы точное время твоего выступления мы согласовали с тобой отдельно! В общем, ты можешь завтра выступить со своим номером после шестого урока, да?.. А то Марине надо успеть объявление нарисовать!
