Неважно, - вздыхает, потирая затылок.
Удовлетворенно киваю.
- Что ж, отлично. Если мы утрясли все вопросы, предлагаю подписать. Дети скоро вернутся из школы и детского сада. Обычно их забирает водитель, но с завтрашнего дня это будет входить в ваши обязанности.
- Давайте ручку, - ворчит.
Наши пальцы как-то неловко сталкиваются. Я поспешно отдергиваю ладонь и прячу ее под столом. Владислав размашистым почерком подписывает каждый лист и передает стопку мне.
Ставлю ровную, аккуратную подпись и один экземпляр убираю в файл.
- Оставьте себе.
- Это ваш документ, - настаиваю.
- Мне он не нужен, я же сказал: не привык к такому. Штрафы я запомнил, с памятью у меня все прекрасно.
- Хорошо, - прячу документы в сейфе.
- Серьёзно?... - смеется он сзади.
Оборачиваюсь.
- Что?
- Пароль -день вашего рождения?
- Как вы…. - смотрю то на стену, то на него.
- Запомнил, когда договор подписывал. Лучше поменяйте, - вздыхает и поднимается со стула. Снимает куртку. - Женщины… И как вы вообще выживаете?... Ещё бы «123456» поставили и двери нараспашку…
- Владислав… - вызверяюсь.
- Ладно, - не обращает внимания. - Зарплату вы назвали большую. Я бы и меньше чем за пятьсот согласился.
- Уже четыреста девяносто...
- С чего это баня... - осекается.
- Сняла десять тысяч за субординацию и женоненавистничество, - перебиваю, слыша голоса детей в прихожей.
Глава 6. Влад
Поморщившись, пытаюсь воспринимать детские крики, доносящиеся из прихожей, как часть своей стандартной работы. Как-то с пацанами целую неделю одного коммерса на охоте пасли. Там утки примерно так же беспрестанно горланили.
Ничего - пережил.
И здесь вытяну…
- Мама!!! - кого-то там явно режут.
- Что у вас там? - обеспокоенным голосом откликается мой строгий работодатель без лифчика.
Извинившись, протискивается между мной и стеной, в плане легкого соприкосновения отдавая предпочтение последней. Не очень-то я ей приятен.
Может, и хорошо?...
Служебных романов у меня, если не считать лучшего друга Серегу, никогда не было. И начинать не стоит.
- Что у вас случилось?
В светлой прихожей стоят трое абсолютно непохожих друг на друга детей.
- Он плюнул на мою пентаграмму! - визжит черное пятно черными губами. - Я его ненавижу. Я его прокляну!
- Леон… Зачем ты…
Истерика продолжается уже с редкими всхлипами.
- Он ее… перекрестил! - хнык. - Мама! - ещё один. - Перекрестил мою пентаграмму дьявола!... Это неуважение, - хнык-хнык.
- К дьяволу? - спрашиваю хмуро.
- Ко мне!
Привалившись плечом к стене, засовываю ладони в карманы джинсов и молча изучаю объекты будущей охраны. Назову их просто: «А», «В» и «С». Чтоб не заморачиваться.
- Леон, ты правда это сделал? - растерянно произносит моя начальница.
Объект «А» - долговязый худой паренек с длинной русой челкой - хмыкает и скидывает рюкзак с курткой прямо на пол.
Владычица подольских складов тут же бросается все убирать.
- Через десять минут встречаемся на кухне. Будем ужинать, - сообщает своим отпрыскам.
- Я спать, - произносит парень, не обращая на меня никакого внимания.
- Ты не уснешь. Сатана за тобой уже выехал! - орет на него объект «В» - девчонка-подросток, которой он что-то там испортил.
- Удачи ему. Не скопытиться в пробках, - шлепает по лестнице.
- Ненавижу тебя!... Дурак.
М-да.
Видок у Бэшки - атас.
Все черное: плотные колготки, короткая юбка, водолазка, на которой болтается блестящий сатанинский крест. Длинные окрашенные волосы. Пялюсь на лицо. Глаза, как и губы, подведены угольно-черным, а на голове кепка.
Сдерживаю смех, когда читаю надпись на ней.
«Я ГОТ».
Это, видимо, для совсем тупоголовых, кто так и не понял.
- Мама, это несправедливо!... Я эту пентаграмму всю математику рисовала. Идеальная пятиконечная звезда. Не отрывая карандаша от бумаги сделала.
- Эльза. Мы ведь договаривались, что твои увлечения не будут влиять на учебу!
- Они и не влияют, - фыркает Бэшка, отправляя ботинки в стену. - Я что с Сатаной, что без Сатаны математику не понимаю.
Пока они продолжают препираться уже в гостиной, замечаю у порога объект «С», который завороженно на меня смотрит.
В глазах рябит от обилия розового - кружевная шапка с брошкой, стеганое пальто и лакированные ботинки. Под шапкой - светлые кудри.
- Пльивет, а ты пльинц? - спрашивает она, игриво склонив голову.
- А похож? - намеренно строго хмурюсь.
Внимательнее изучаю личико размером с мою ладонь.
По факту - полную копию матери. Будто в масштабе один к пяти уменьшили и веселую улыбку вместо вечно поджатых губ прикрутили. У них обеих узкий лоб, янтарного цвета глаза, обрамленные загнутыми ресницами, и румяные щеки. Ещё носы… Кнопкой.
Цешка прикрывает рот ладошкой.
- Нет, не похож, - выносит вердикт.
- А на кого похож?... - щурюсь.
- На папу пльинца.
Вздыхаю.
Возраст.
Что поделать?...
Семейство Побединских плавно перемещается на кухню, я следую за ними. Каждому выделяется по тарелке со странным зеленым пирогом и по стакану молока.
Останавливаюсь у окна и изучаю просторный сад. Услышав голоса, оборачиваюсь.
- Опять шпинат? - уныло тянет парень. Уличную одежду он сменил на огромные шорты и футболку. - А можно пиццу заказать?...
- Нельзя, - взяв его за плечи, улыбается итальянка.
- Давайте шпинат скормим Элькиному Сатане, чтоб ему поплохело.
Сам пошутил - сам смеется, а мелкая подхватывает, потом, правда, замолкает и, стрельнув в меня роковым четырехлетним взглядом, смущенно отводит глаза.
Типа заигрывает, коза.
«Я ГОТ» пыхтит, но ест свою порцию пирога.
- Дети, - голос матери становится похожим на дикторский. - Хочу познакомить вас с Владиславом Алексеевичем. С завтрашнего дня он будет с вами работать…
- … охранником, - киваю.
- Нянем, - она издевательски улыбается, поправляя свое ровное блондинистое каре.
- Телохранителем.
Хотя бы!
Дети переводят взгляд с меня на мать и обратно. Будто в пинг-понг играют.
- Отцом на час!... - придумываю сам.
Есть такая услуга «водитель на час», «жена на час», «муж…», в конце концов. Пусть будет и с отцом такая же история. Звучит лучше, чем нянь.
- Нам никто не нужен, мам, - заключает старший, полностью меня игнорируя, и поднимается со стула.
- Это не тебе решать, Леон.
- И не тебе! - выходит из кухни.
- Леон!...
Взглядом провожая парня, думаю, что великая и могучая «су-бор-ди-на-ци-я» ему неведома. Хозяйка дома словно мысли мои угадывает.
