Облизывает пухлые губы и недовольно дышит.
Разворачивается к столу.
- Маша, тебе нужно было выпить таблетки до еды, - вспоминает о младшей. - Пойдем.
Придерживая подол пышного платья, Кнопка спрыгивает с места и сразу обращается ко мне:
- Ты завтла пльидешь?
- Приду.
- Холошо.
Что ж тут хорошего?...
- А ты льюбишь мулавьев?
- В смысле есть? - озадачиваюсь.
- Почему есть?... Плосто.
- Не знаю…
- Ма-ша, иди сюда…
Кнопка отправляется за матерью, а я наблюдаю, как юная поклонница Сатаны хватает стакан, из которого только что пил молоко ее старший брат и, сдвинув водолазку, прячет его за пояс юбки.
- Потом на кладбище, ночью, закопаю.
Выходит, оставляя меня одного.
Снова смотрю на весенний сад.
Да уж...
Нервно потираю шею.
Чувствую, грустно точно не будет…
Глава 7. Федерика
- Думаешь, Коля не будет ходатайствовать об определении места жительства наших детей? - нервно интересуюсь, выходя из здания суда.
Закидываю лакированную сумочку на плечо и судорожно тереблю рукав приталенного пиджака. Побединский со своим адвокатом направляются к стоянке.
- Думаю, нет, Рика, - рассматривая моего бывшего мужа, словно таракана под микроскопом, брезгливо отвечает Кира. - Не нужны они ему. Так, просто тебя кошмарит, урод.
Словно сладким обезболивающим темные страхи баюкает. Легче как-то становится.
Дети - мое самое слабое место. Правда, сейчас оно будет прикрыто надежным щитом - бывшим сотрудником подразделения специального назначения. А это уже лучше, чем те хлюпики, которых присылали знакомые Андрея.
С Кирой Осиповой мы дружим со школьной скамьи. Она после одиннадцатого махнула в МГУ на юридический, я - в Высшую школу экономики, а затем «взамуж». И пусть для замужней жизни подруга не создана и всячески ее презирает, связь мы поддерживаем.
Адвокатов «Агата» подключать к судебному процессу по разделу имущества я не захотела, побоялась провокаций со стороны бывшего мужа, а Кира не отказала.
- Судья у нас Третьякова. Это плохо.
- Почему? - удивляюсь. - Мне показалось, наоборот, хорошо. Она тоже женщина, должна меня понять.
- Моя дорогая, женщина женщине - враг, злая собака и худшая свекровь. Запомни раз и навсегда!
- Это ещё почему? Я вот, например, никому зла не желаю. Пусть все будут счастливы, богаты и реализованы, - сжимаю ремень сумки.
- Это ты не желаешь… А как ты думаешь, что видит эта Третьякова, глядя на тебя?
- Не знаю. То же, что и все, - задумываюсь на секунду и рассматриваю свой деловой костюм и туфли с узким носом, - женщину… мать… бизнесвумен. Не скажу, что я красавица. Всё-таки сорок лет, девочкам молодым уже конкуренцию не составлю, но… я стараюсь за собой следить. Насколько время позволяет, - добавляю.
- Рика, ты золото!... Но я тебя расстрою. Третьякова видит перед собой выскочку, которая посмела в сорок лет родить трех детей, иметь сороковой размер и банковский счет с восемью нолями заработать…
- Постой-постой, - усмехаюсь. - А ничего, что половина этих денег - активы? Ты же знаешь: я живу обычной жизнью. Да у меня из брендовой ювелирки только гвоздь, - вытягиваю руку с браслетом. - И то потому, что Эльза в отпуске застыдила. Я полгода носила стекляшки, которые мне Маша сделала. И все устраивало!...
- По-бе-дин-ска-я, ей все равно. А вот Паганини твоего жалко будет.
- А чего его жалеть? - возмущенно топаю ногой. - Он всю жизнь ездил по стране с концертами и, как оказалось, не один. На мои деньги… - замолкаю.
Снова падаю в пропасть обиды, которую сама создала. Копнула глубже и без того рыхлую из-за постоянных ссор почву нашего брака и получила - нате, распишитесь! - предательство.
- Поверь моему опыту, мужиков обычно такие, как Третьякова, одинокие и за сорок, жалеют, - продолжает Кира. - Глазками похлопают, ножками потопают. Поулыбаются, прибедняться вздумают. Ты ведь рассказывать причину развода не согласишься?
- Нет. Только в крайнем случае. Леон и Эльза… Они ведь все понимают, не хочу этой грязи.
- Ну вот. Причину не называешь - значит, сама виновата. Сама виновата - пилите, Шура, ваш бизнес.
- Да ну нет... - замолкаю, прикрывая глаза.
Кира вдруг обнимает.
- Ну все, подруга. Я тебе самый худший расклад дала, чтобы в случае чего ты не удивлялась. Сумку свою, - кивает на новенькую «Фурлу», - больше в зал суда не бери. И каблуки… - косится на ноги, - пониже надень, а юбку - подлиннее. Ладно б ноги были кривые, а то вырядилась. И доктору моему по поводу сисек пока не звони. Отсудимся, там выпьешь наркозу с устатку за упокой раба Божьего…
- Сплюнь, дурочка, - смеюсь.
- В общем, я тебя предупредила! - Кира становится серьёзной. - Заседание отложили, все необходимые уточнения я подала. Будем верить в лучшее!
- Спасибо ещё раз, Кир.
Чмокаемся на прощание.
На стоянке вокруг моей машины коршуном кружит Побединский. Костюм помят, обувь не начищена - выглядит не очень, ещё в зале суда заметила. И дело не в том, что бывший на семь лет меня старше, нет. После нашего расставания Коля как-то обрюзг и постарел.
Или мне так приятно думать?...
- Федерика! - сразу кидается в наступление. - Давай поговорим. Как близкие люди.
- Говорили уже, - открываю водительскую дверь и забрасываю сумку подальше. - Близкие люди не ходят в суд, а если ходят - значит, и не были близкими.
Разгладив юбку, сажусь в кожаное кресло, но дверь закрыть не могу. Коля ее удерживает и театрально падает на колени.
Прямо на асфальт.
Маэстро чертов.
Разглядываю темные волосы не первой свежести и умоляющее лицо. Из всех наших детей на него особенно походит Эльза-Виктория. Как через копировальный аппарат пропустили. Нос, глаза, губы. С последними не повезло: вырастет - подправит.
- Ну, прости дурака, - лбом таранит мое бедро. - За что ты со мной так? Ошибся разок, бывает. Но ведь это я… Ты все забыла, Цветочек?...
- Не смей так меня называть…
Отталкиваю его.
Коля замечает кольцо. В хитрых карих глазах вижу, как бурный поток выносит его творческий разум на мысль, что меня можно добивать.
Тут же жалею, что не сняла.
Сглупила.
- Коль, давай не будем… - стягиваю обручалку и небрежно кидаю в подлокотник.
- Это ведь ты все разрушила, - бывший тут же меняет риторику. Сердится. - Ты сама виновата!
- Пусть
