– Расскажи, что и как рисуют художники в тех странах, где ты побывал, – попросил мастер Осман.
Я рассказал, что некоторые большие мастера делают рисунки, не относящиеся ни к какой книге, и продают их. Это не часть истории или изображение какой-либо сцены, а просто рисунок как таковой, например, просто хорошее изображение лошади. Рисунки раскупают. Большой спрос на изображение войны и любовных утех. Чтобы удешевить рисунки, художники работают на грубой бумаге и иногда даже не раскрашивают, оставляя их черно-белыми.
– Был у меня художник, – сказал мастер Осман, – удачливый, талантливый. Он так тонко работал, что мы называли его Зариф-эфенди.[29] Но уже шесть дней он не появляется. Исчез таинственным образом.
– Разве может человек покинуть эту мастерскую, этот благословенный отчий дом? – удивился я.
– Мои четыре любимых мастера – Келебек, Зейтин, Лейлек и Зариф, которых я лично вырастил, – по воле падишаха работают теперь дома, – сказал мастер Осман.
Подумав, что не скоро увижу мастера еще раз, к тому же желая понравиться ему, я спросил:
– Учитель, скажите, в чем отличие настоящего художника? Я был уверен, что Главный художник, привыкший к льстивым вопросам, ответит нейтральной фразой, чтобы отделаться от меня и забыть обо мне в ту же минуту. Но он серьезно сказал:
– Нет единого критерия, отличающего настоящего художника. Времена меняются. Важно, чтобы талант художника служил нашим традициям, нашему искусству. Когда я хочу понять, что из себя представляет молодой художник, я его спрашиваю: хочет ли он, как это теперь модно у китайцев и европейцев, иметь собственный стиль? Хочется ли ему на рисунке поставить подпись, подобно европейским мастерам? Что чувствует он, когда после смерти шахов и падишахов сделанные по их заказу книги рвут, а иллюстрации из них используют в других книгах? Потом я спрашиваю про время. Время художника и время Аллаха. Понимаешь, сынок?
Я не понял. Но не признался, только спросил:
– А еще что?
– А еще – слепота! – сказал великий мастер Главный художник Осман и не стал ничего пояснять, замолчал, будто и так все ясно.
– Почему слепота? – робко уточнил я.
– Слепота беззвучна. Если ты сведешь вместе все, что я перечислил, получится слепота. Самое достойное для художника – это видеть в темноте, ниспосланной Аллахом.
Вежливо попрощавшись, я вышел. Не торопясь спустился по обледеневшей лестнице. Вопросы мастера я задам Келебеку, Зейтину и Лейлеку, чтобы лучше понять этих моих сверстников, сумевших стать известными мастерами.
Но прежде чем посетить художников, я пошел на новый рынок вблизи еврейского квартала, чтобы встретиться с Эстер. На рынке покупали морковь, айву, лук и редиску женщины из бедных кварталов в широких выцветших одеждах и прислуга; Эстер в своем розовом наряде выглядела очень живописно в этой толпе – большое, подвижное тело, не закрывающийся рот, выразительные глаза и брови. Она делала мне знаки.
Под устремленными на нас взглядами она умелым, ловким движением сунула мое письмо в карман шаровар. Взяла бакшиш.[30] На просьбу поскорее доставить письмо сказала, показывая узел с товаром, что у нее еще очень много дел; до Шекюре она доберется лишь к обеду. Я попросил ее передать Шекюре, что отправляюсь к мастерам-художникам.
МЕНЯ НАЗЫВАЮТ КЕЛЕБЕК
Перед обеденным намазом постучали в дверь. Я открыл: Кара Челеби, знакомый по годам ученичества. Мы обнялись. Он сказал, что пришел по старой дружбе, хочет посмотреть мои работы и еще – задать мне один вопрос.
– Что же это за вопрос? – поинтересовался я.
– Стиль и подпись, – ответил он.
Что ж, раз он спросил, я отвечу.
Стиль и подпись
Чем больше будет художников, которые рисуют не для услаждения глаза и укрепления веры, а ради денег и своей славы, тем чаще мы будем сталкиваться с непотребством, называемым стилем и подписью. Под влиянием монахов-иезуитов с Запада у некоторых китайских мастеров появилось желание ставить на рисунках свою подпись и иметь собственный стиль. Поскольку все это дошло и до нас, я расскажу вам три интересные истории.
Три истории о стиле и подписи Алиф[31]
Когда-то в горной крепости на севере Герата жил молодой хан, горячий поклонник миниатюры. Из женщин своего гарема хан любил лишь одну. Несравненная красавица татарка отвечала хану взаимностью. Они проводили вместе жаркие ночи, были безмерно счастливы и мечтали, чтобы счастье длилось вечно. Днем они наслаждались тем, что часами рассматривали работы великих старых мастеров.
Глядя на повторяющиеся великолепные рисунки к одним и тем же сюжетам, они чувствовали, что время останавливается, а их счастье сливается со счастливым временем золотого века миниатюры. В художественной Мастерской хана был талантливый художник, который идеально копировал рисунки старых мастеров. Рисуя страдания влюбленного в Ширин Фархада или восхищенные взгляды, которыми обменивались Меджнун и Лейла или Хосров и Ширин в сказочном, похожем на райский, саду, художник по обычаю изображал хана и татарскую красавицу. Глядя на эти рисунки, хан и его возлюбленная верили, что счастье их никогда не кончится, и осыпали художника похвалами и золотом. Чрезмерные восхваления и богатство вскружили голову художника, он загордился – ведь шайтан не дремлет. Забыв, что своими идеальными рисунками он обязан старым мастерам, художник решил внести в рисунок что-то новое, свое. Но хану и его возлюбленной не понравились новшества мастера. Внимательно разглядывая рисунок, хан увидел что-то непривычное в облике красавицы татарки и решил, что она разлюбила его. Чтобы вызвать ревность возлюбленной, он провел ночь с другой невольницей. Красавица татарка, узнав эту новость от сплетниц в гареме, впала в отчаяние и повесилась на ветке кедра. Хан понял, что совершил ошибку, что художник просто хотел показать свой стиль. В тот же день он приказал ослепить художника, поддавшегося соблазну шайтана.
Ба[32]
В одной восточной стране жил старый могущественный падишах, большой любитель рисования; он женился на молодой красавице китаянке и был с ней счастлив. Молодая китаянка нравилась сыну падишаха от прежней жены, да и ей приглянулся красивый юноша. Сын испугался, что предает отца, устыдился своей любви, заперся в мастерской и занялся рисованием. Поскольку сердце его было переполнено любовью и печалью, рисунки получались столь прекрасными, что их порой не могли отличить от работ старых мастеров, и падишах-отец очень гордился сыном. Молодая жена-китаянка, глядя на какой-нибудь рисунок, говорила: «Это прекрасно! Но если он не поставит подпись, то пройдет время, и никто не будет знать, что это его работа». «А если мой сын поставит подпись, не будет ли это означать, что он присвоил рисунок, который скопировал с работ старых мастеров? – отвечал ей падишах. – К тому же не будет ли подпись означать, что он претендует на собственный стиль?» Поняв, что ей не убедить старого мужа, молодая и красивая мачеха нашла способ донести мысль о подписи до юноши, запершегося в мастерской. Юноша, страдавший оттого, что вынужден был похоронить свою любовь, поддался соблазну и, подстрекаемый шайтаном, в уголке одного из рисунков, в совершенно, как он считал, незаметном месте, там, где была нарисована трава, поставил подпись. Первый подписанный им рисунок изображал эпизод из дестана «Хосров и Ширин». Вы знаете: после того как Хосров и Ширин поженились, сын Хосрова от первого брака Шируйе влюбился в Ширин. Ночью он пробрался через окно в родительскую опочивальню и вонзил кинжал в печень отца, спящего рядом с Ширин. Глядя на этот рисунок, выполненный сыном, старый падишах увидел, что перед ним что-то необычное, он даже разглядел подпись, хотя не придал этому значения. Старого падишаха взволновало то, что рисунок был не такой, как у старых мастеров. Это могло означать, что он читает не историю, не легенду, а правдивое повествование, которого не было в известной книге. Старик испугался. А сын-художник ночью подобрался к отцу и, не глядя в его расширившиеся от страха глаза, вонзил в него кинжал, такой же большой, как на рисунке.
Джим[33]
Двести пятьдесят лет назад самым любимым и почитаемым искусством в Казвине было искусство работы над книгой – каллиграфия и миниатюра. Возможно, именно в любви к миниатюре заключалась тайна могущества шаха, сидевшего в те времена на троне Казвина и управлявшего сорока странами от Византии до Китая. К несчастью, у шаха не было сына. Чтобы после его смерти завоеванные им страны не откололись от его империи, надо было посадить на трон наследника, и шах решил поскорее выдать свою красавицу дочь за умного художника, для чего устроил состязание на лучший рисунок между тремя молодыми талантливыми мастерами из своей художественной мастерской. условия состязания были очень просты: кто сделает лучший рисунок, тот и сядет на трон! Молодые художники, все трое, нарисовали самый любимый шахом эпизод: прекрасный, как рай, сад, и в нем среди тополей и кедров, пугливых кроликов и летающих ласточек печальная влюбленная красавица с опущенным взором.
