Я открыл пива еще. И правда, идея-то отличная с попугаями! Я даже представил себе захватывающий боевик на эту тему. С размахом. Со съемками под водой и в космосе. Например, подельником этого маньяка может быть американский астронавт. Который провозит партию птичек, минуя таможню, через космос. Взлетает он в Америке на шаттле с грузом контрабандных попугаев. Пристыковывается к МКС, там с ними волындается, а потом возвращается с товаром уже на российском «Союзе». С приземлением в Казахстане, на Байконуре. Там казахские перекупщики, ну и так далее. А в Америку, на мыс Канаверал, живая контрабанда попадает из Австралии на подводных лодках, через разветвленную сеть «Аль-Каиды». Которую в этом регионе возглавляют колумбийские партизаны, в свое время учившиеся на моряков-подводников еще в Советском Союзе. Замечательно!
Я пытался немного оклематься после нервотрепки и похмелья. Зачем мне звонили, кто это был?! Какие такие попугайчики?! Что я нес?! Где-то когда-то прочитал, что от такого дикого бодуна русские люди спасались через держание ног в тазике с горячей водой и горчицей. Может, я много читаю?! Черт бы подрал эту горчицу! Второй раз за утро вспоминаю! Ну нет ее у меня! Поэтому, напустив в тазик кипятка, я обреченно бухнул туда кетчуп – какая-никакая, а все же приправа.
«А вдруг это не от похмелья, а, к примеру, от геморроя? Может, я чего напутал?!» – болтал уже ставшими рачьими ступнями в тазике.
Жара постепенно сходила на нет. Все бы было хорошо, но с Голиковой как-то уж совсем по-скотски получилось. И что я теперь ей скажу?! А зачем, собственно говоря, мне вообще чего-то говорить?! Сама замуж вышла, а теперь мозги полощет. Звонки идиотские день через день, с узнаванием о трудностях похмельного синдрома и сиюминутной личной жизни. Да проживем без всяких там стервозин!
От отчаяния и безалаберности бытия, прямо посреди дня, я тревожно засыпал. В детстве меня до умопомрачения пугала одна иллюстрация в книжке Андерсена «Снежная королева». Там на картинке, до сих пор помню это буйство волшебных красок, та самая королева, пролетая, заглядывает в окошко домика, где жили Кай и Герда. Такое огромное лицо, не вмещающееся в оконную раму! Жуть! Сейчас, по прошествии сорока с чем-то лет, в похмельной белке, в проеме моего окна на Ленинградке, кровожадно скалило зубища громадное лицо Оксаны Стульчак. Хохоча, она задевала шнобелем за форточку. Мгновенно выступивший посталкогольный пот утопил меня в забытье.
Четвертая глава
У входа в зоопарк суетились и ревели мелкие. Вероника стояла у забора и, профессионально шныряя глазами, лизала мороженое.
– Котик, я здесь!
Я инстинктивно оглянулся.
– Слушай, барышня, если еще раз услышу этот словесный понос про «котика», удавлю! Какой я тебе к чертям «котик»?!
– Ну-у, я думала, тебе нравится. А как мне тебя называть, дядя Коля, что ли?!
Тут задумался уже я. Действительно, как ей меня называть? Я же, можно сказать, при исполнении. При перевоспитании. Ой, какой дурак.
– А сколько же тебе лет, девушка?
– Восемнадцать! Уже.
Ну, на внучку она не тянет! Хотя если бы я родил в двадцать… Куда ее определять?! В дочки, что ли? Матери! Гребаные.
– Короче, называй меня просто Колей. А-а, зови как хочешь!
– А почему в зоопарк? Нет, конечно, здорово, я всю жизнь мечтала. Но ты же обещал по ленинским местам?!
Я и сам не знал четкого ответа на этот лобовой вопрос, поэтому начал издалека:
– Видишь ли, – я уже закупил ей очередную партию мороженого, видимо, она не мыслит своего существования без лизания чего-либо, – когда то давно, еще почти до твоего рождения, я работал в телевизоре, мы снимали какой-то бред про засилье коммунистов. Так вот, с тех пор я четко запомнил, что памятных ленинских мест в Москве аж сто двадцать четыре! Интересная все-таки штука память! Что было пару дней назад в кабаке, не помню, а чепуху про Ленина семнадцатилетней давности – пожалуйста! Я даже помню, что улица Тулинская в Москве в районе Таганки, интересно, осталось ли название… Так вот, она была названа не в честь славного города Тулы, а по одному из псевдонимов Ульянова – Тулин. Представляешь, какой маразм!
А если честно, не могу ответить, при чем здесь ленинские места. Короче, просто так. Мне до сих пор плохо. А зоопарк, потому что вот тут, сбоку, раньше висела громадная мемориальная доска, оповещающая о том, что 6 августа 1919 года Ленин выступал здесь перед рабочими.
Знаешь, я отлично представляю тот день. Наверняка это было воскресенье. Одетые в праздничные обмотки рабочие тащат своих чахоточных отпрысков в зоопарк. Ну, там, на пони покататься, бегемоту на попу плюнуть – словом, отдохнуть душой. Кругом же разруха, голод. Никаких развлечений, кроме как мобилизация в Красную армию, нет! Тут глядь, – Ильич! Между клетками с живностью мечется, кепчонку в потных ладошках курочит, лицом суетится и картавит: «Социалистическое отечество в опасности! Все на борьбу с Деникиным!» А слоны, верблюды и прочие колибри – ни гугу. Причмокивают, посвистывают, некоторые даже хрюкают, но сильно не реагируют.
И тут меня осенило.
– Знаешь, Вероника, в зоопарках часто бывает, что животные живут поколениями. Получается, вот посмотри на жирафа, весьма возможно, что его прапрапрадед Ленина видел!
Вероника с уважением посмотрела на пятнистую дылду и с некоторой жалостью на меня. Прогулка продолжалась ни шатко ни валко. Вероника задорно смеялась, перебегая от клетки к клетке. Равнодушные от жары и неволи гепарды, гималайские медведи, слоны отстраненно зыркали на нас. Клеточные какаду во весь голос завидовали вольным и наглым галкам. Выпитое пиво, практически не задерживаясь в организме, вылетало сквозь кожу наружу, и я чувствовал себя собратом тюленя, который радостно-мокрый фыркал в бассейне. Я уже покатал девушку на пони и карусели, купил резинового крокодила, рассказал о двух потрясших меня в глубоком детстве фактах, связанных с посещением зоопарка.
Первое – то, что во время зоологической школьной экскурсии старшие мальчишки, хихикая, стучали веточкой по члену обалдевшей антилопы гну. И он вставал до громадных размеров, вызывая шок и трепет у одноклассниц и преподавательницы. И второе – что огромная горилла аккуратно брала с полочки горшок, очень аккуратно гадила туда, а затем радостно опрокидывала все дерьмо себе на голову.
Если первое сообщение ничуть не удивило опытную в физиологии Веронику, то второе сильно потрясло, и она стала канючить, чтоб я отвел ее в обезьянник.
– Нет, – строго тормознул ее я. – Никаких мартышек и бабуинов! И так дышать нечем!
К тому времени от миазмов, испускаемых разными тапирами и енотовидными собаками, мне уже становилось дурно. Бьющая наотмашь жара оптимизма не добавляла. Вероника заныла, потом задумалась и сразу повеселела.
– Да, в общем-то, ничего жопораздирающего. У нас в деревне куры тоже какашки клевали! – победоносно, показывая свою осведомленность в зоологии, радостно лизнула мороженое девушка.
Я хотел было возразить, что гориллы куда более развитые существа, чем бесцельные куры, и раз они ходят на горшок, то… Но вступать в дискуссию о несовершенстве природы мне было лень, и я сказал очень строго:
– Все, хорош! Сейчас последний раз по мороженому и немедленно в район метро «Новослободская». Там есть отличнейший тенек и не менее знатный монумент Ильичу!
Что ж меня так к Ленину тянет?! Между тем тот монументик был действительно довольно примечательный. Во-первых, около него во времена былого распития никогда не дергали менты. А во-вторых, там был какой-то утерянный сейчас дворовый уют. У крошечного, почти карманного, бюста Ленина аккуратно росли анютины глазки, ноготки и прочая миловидная хрень. Между домами тамошние обитатели соорудили небольшой огородик. Там, за игрушечным заборчиком, даже с калиткой, обитали клубники, огурцы с помидорами, перцы, неразумными кустами ветвились крыжовник и смородина. Все это напоминало давно ускакавшее детство, когда в родном Столешниковом переулке и его окрестностях, в самом центре Москвы, таких садов-огородов было пруд пруди.
Да что Столешников! Еще в начале восьмидесятых на Метростроевской улице, ныне Остоженке, в паре километров от Кремля, были здоровенные лужайки с одуванчиками и лопухами, с добрыми и бестолковыми собаками, скучающими на привязи в уличных будках. Тогда там запросто развешивали белье между огромных яблонь и были даже гуси-куры, лениво топтавшие ныне золотые сотки берега Москвы-реки. Сейчас этот районец так и называется – «Золотая миля». Есть квартиры по сто штук баксов за квадрат. Трёхнуться можно. От безумия воспоминаний я не выдержал и по дороге купил четвертинку.
Облупленный бюст радостно сверкал свежевыкрашенной лысиной. Настроение было отличное. Тенек крайне располагал к выпиванию водки из ствола. Так, по чуть-чуть, отхлебывая, щурясь и ежась от проникновения внутрь дьявольских искорок.
