я.
— Чем же тогда объяснить,— сказал Николай Иванович,— что вы сделали одни и те же ошибки?
У меня от этого вопроса уши запламенели. А Симуш, покраснев как помидор, ничего не придумав лучше, обронил:
— Наверное, у нас головы так устроены — одинаково мыслят…
Класс грохнул от хохота. Улыбнулся было и Николай Иванович, но, спохватившись, сделал строгое лицо, глаза у него тут же стали узкие, как овсяные зернышки. Он сухо сказал:
— Садитесь! Но запомните раз и навсегда. Человек, который рассчитывает прожить на готовеньком, обкрадывает, прежде всего, самого себя. А те,— тут Николай Иванович выразительно взглянул на Прошу,— кто, так сказать, «помогает» товарищу, только толкает его в пропасть.
Я краешком глаза взглянул на Симуша и Прошу. Сидят они, потупившись, словно пришпиленные к парте. И тут я понял свою вину. И голова моя нагнулась, словно кто-то повесил мне на шею пудовую гирю.
Рядом со школьной стенной газетой «За учебу» вывесили свежий листок «Молнии». В нем сообщалось: «Внимание! Подведены первые итоги соревнования между классами по сбору металлолома. Впереди — 7 «б» класс. В хвосте плетется 5 «а»!
Так прямо и написано: в хвосте! А 5 «а» — наш класс. Эта весть ошарашила нас как гром среди ясного неба. Неужели мы и в самом деле хуже всех! Шум поднялся невообразимый.
— Надо немедленно взяться за дело,— зазвенел в классе звонкий голос Катюши. — Обойдем каждый дом, облазим все закоулки. Чтобы нигде не осталось даже самой завалящей железяки. Стыдно болтаться в хвосте! Что, у нас рук-ног нет? Или мы незрячие? Возьмемся за дело и покажем себя! Надо спешить, пока снег не выпал. Иначе не будет нам удачи. И позора перед другими классами не оберешься.
Ее слова вдохновили нас. И верно, чего это мы все ждем? Металлолом сам собой не собирается. Его нужно искать. Было решено: сразу же после уроков отправляемся на поиски. Кажется, Проша даже выдвинул лозунг: «По деревне мы пойдем, металлолом весь соберем!».
Дома я не успел дохлебать суп, как в дверь просунулись головы Тимоши и Антоши.
— Выходи. Пора! — зашипели они, как гуси.
Стараясь не отстать от них, я быстренько оделся и выскочил на улицу. Весь класс был уже в сборе. Ребята толпились на перекрестке улицы. Завидев нас, они замахали руками:
— Бегите быстрее, чего мешкаете. Вечер на носу, в потемках не то что железку — друг друга не найдем!
Гриша-командир строго оглядел ребят.
— Предлагаю для начала обследовать овраг у кузни,— сказал он.— Там всякого хлама навалено, будь здоров! Разделимся на двое-трое, обследуем овраг и поднимем весь металлолом наверх. А оттуда двинемся по дворам. Главное — дотемна успеть!
Выслушав наказ командира, мы помчались за деревню к кузнице. До кузницы было версты полторы и пока мы до нее добрались, тусклое осеннее солнце спряталось на западе за тучи. Дальние леса и поле начали затягиваться вечерней дымкой. Осенний день короток, смеркаться начинает рано.
Гриша, удебившись, что мы не управимся дотемна, скомандовал:
— Айда, к оврагу!
Овраг был крутой и глубокий. Мы спустились вниз и, к нашей радости, железного хлама там оказалось предостаточно. На дне валялись старые балки, бочки, какие-то болванки и гнутые проржавевшие загогулины. По команде Гриши мы выстроились в цепочку и начали выносить добычу. Вначале вытащили легкие железяки, а потом принялись за тяжелые. Их приходилось волочь и перекатывать втроем, вчетвером. Склон у оврага был крутой, песчаный, и от нас пар валил как в бане. У Кируша на носу даже повисла большая мутная капля и, как он ее не отряхивал и не слизывал языком, капля повисала вновь и вновь. Ну, точь-в-точь, как надоедливая муха.
Вскоре так стемнело, что Гриша распорядился прекратить поиски. На дне оврага осталось лежать большущее чугунное колесо с длинными ржавыми спицами. Долго мы гадали, от чего оно,— но к единому мнению так и не пришли. Паводки почти совсем засыпали колесо песком. Мы с трудом вывернули его из земли. И задумались: как такую махину вытащить?
— Нужна веревка,— подсказал Леша.— Все вместе впрягаемся и вытянем.
— Верно! — согласился Гриша-командир, отирая пот со лба.— Один ум хорошо, а два — лучше. Триша, твой дом ближе всех. Беги за веревкой!
Голубоглазый круглолицый Триша не стал отнекиваться. Пошмыгав носом, он живо вскарабкался по склону оврага и как жеребенок поскакал к своему дому.
— Можно и передохнуть,— объявил Кируш и первым уселся на злосчастное колесо.
Но отдыхать долго не пришлось. Запыхавшийся, упарившийся Триша быстро вернулся, размахивая с длинной пеньковой веревкой. Гриша тут же принялся ее разматывать. Один конец мы привязали к колесу, а с другим поднялись на обрыв.
— А ну, айдате, беритесь! — поторапливал Гриша.— Тянуть по команде! А то не одолеем. Раз, два — взяли! Еще — взяли!
Но как мы не дергали веревку, колесо словно приросло к месту. Под общий смех кто-то поскользнулся и упал, воткнувшись, на него свалился другой. Случилась куча-мала.
— Да что вы, в самом деле! — разозлился Гриша.— Всерьез или в шутку дело делаете?
— Не получается ничего! — возразил Кируш.— И о места не сдвинули!
Тогда Гриша послал Сашу вниз, в овраг, и велел ему следить за колесом. Снова взялись за веревку. Опять начал Гриша нас подбадривать: «Раз, два — взяли!».
— Пошел! Ой, пошел! Сдвинулось! — завопил снизу Саша.
Крик Саши придал нам сил. Мы еще крепче уцепились за веревку.
— Не отпускай! Не отпускай! — подбадривал Гриша.— Еще чуть-чуть. Не отпускай! Колесо обратно сползет!
— Идет, идет! Давай, ребята! — кричал из оврага и Саша.
— И чего он там раскричался? Пришел бы да потянул. Узнал бы тогда! —пробормотал тощий Тимуш, ухватившись за самый конец веревки. Мы оглянулись на него и чуть не покатились со смеху. От напряжений Тимуш согнулся, как стручок. Ноги дрожат, скользят по песку, он топчется на месте, падает, снова встает. А
