Мы с мужем решили снести это убожество до основания, а затем… сколько сил и денег пришлось потратить, чтобы возвести новые стены, отхватив от комнаты кусочек площади. И превратить это место в сверкающее кафелем, зеркалами и никелем заведение. Мне, чтобы не тратить бешеные деньги на рабочих, пришлось освоить несколько строительных специальностей. Зато теперь это мой любимый уголок, где, принимая ванну с бодрящими или расслабляющими пузырьками, я слушаю музыку, болтаю по телефону, курю и попиваю коктейли, читаю и мечтаю.
***
Но вот руки вымыты, кошка накормлена, кофе выпит. Я с трепетом ожидала, как поведет себя дальше потенциальный любовник.
– Может, поспим немножко? – очаровательно хлопнув ресницами, невинно предложил он.
Как мило, без всякой пошлости он пригласил меня заняться любовью.
Мы нырнули в изумительную зелень шелкового постельного белья. Я обожаю этот цвет и не пожалела никаких денег, когда наткнулась на этот комплект.
Сон как рукой сняло, когда я почувствовала его горячее дыхание у моего уха.
– Я хочу тебя, – прошептал он так, что волосы на голове зашевелились и мурашки разбежались по всему телу.
– Я тоже, – потянулась я к нему, и мы слились в едином порыве. Шквал непреодолимой силы опустошил нас до последней капли влаги. Где—то я слышала, что секс – это обмен жидкостями. Хотелось пить и курить. После такого пусть кто-нибудь попробует меня остановить.
Я дымила на кухне, наблюдая сумасшедший рассвет. Я всегда мечтала писать небо, но живые картины закатов и рассветов так переменчивы, что удерживать их на полотне очень сложно. Хотя Айвазовскому удалось гениально поймать море, я не знаю художников, которые отразили красное золото бегущих облаков.
– Ну зачем ты травишься? – он неслышно подкрался сзади и мягко обнял меня за плечи. – Когда-то мне пришлось из-за этого расстаться с девушкой, которую я очень любил. Она не могла бросить, а я, по молодости, не смог с этим смириться. Кстати, она тоже считала себя Клеопатрой в прошлом и хотела умереть молодой от яда сигарет.
Я напряглась. Этого не может быть. Неужели судьбы могут быть настолько схожими? Почувствовав себя в параллельном мире, я соскользнула по наклонной в бездну воспоминаний.
Глава 9. Марсианская пустыня
«Серебряный Бор». Жара. Пляж переполнен так, что границы между землей и водой не существует. Летают мячи, воланы, мухи и осы, неожиданно приземляясь то на головы, то на сочные ломти арбузов, во множестве поедаемых, в тщетной надежде утолить жажду.
– Пошли отсюда, – проныл утомленный солнцем Андрейка, – сейчас вода уже закипит, и отдыхающие всплывут, как готовые пельмешки.
Мы быстренько свернулись и решили сократить невыносимо длинный в такое пекло путь до троллейбуса. Перемахнув невысокий заборчик в недостигаемом месте от стражей порядка, контролирующих вход—выход, мы оказались в спасительной тени сосен.
– Ух, как хорошо, – глотнула я прозрачный запах хвои, – только куда надо идти?
– Куда глаза глядят, – решительно ухватив меня за локоть, провозгласил мой любимый полководец.
Набрав полные иголок шлепки, мы застыли перед открывшейся фантастической картиной.
Вы были на Марсе? Или в древней Египетской пустыне? Под безупречно лазурным небом лежали, громоздились, высились пирамидами бесконечные пески. Мы осторожно приблизились к первому бархану (в центре Москвы!), и тут в нас вселился бес. Бегом наверх, прыжком вниз. Гигантскими шагами, мягко приторможенными струящимся из—под ног белоснежным песком, мы сбегали с очередной вершины, забыв о земном притяжении. Мы резвились, как безумные котята, пока не столкнулись лбами у подножия «пирамиды». Будто щелкнул незримый выключатель, врубив сильнейшее магнитное поле. Мы набросились друг на друга, словно вечность не встречались. Такой страсти я больше никогда не испытывала.
– Любимая моя Клео, царица души моей, – нежно пел мой милый подданный, – я сейчас тебя понял и готов умереть вместе с тобой на пике любви. Вряд ли мне будет когда-нибудь лучше, это просто невозможно.
– Давай поживем еще немножко, очень кушать хочется, – не поддержала я его идею.
***
– Пора собираться. Может, успеешь еще подремать перед работой, – заботливо коснулся моих слипающихся глаз Андрей.
– Лучше вообще не ложиться, ненавижу просыпаться.
– Мне было очень хорошо с тобой, – он наклонился и поцеловал меня в ухо.
– Еще увидимся? – без стеснения задала я неприличный для уважающей себя женщины вопрос.
– Обязательно, только не знаю когда. В любой момент могут вызвать на полигон, – проболтался «боец невидимого фронта.
– Что за полигон? Далеко? – наивно поинтересовалась я.
– Если я тебе расскажу, мне придется тебя убить, – на полном серьезе, прищурившись, отрезал он.
– Да ладно, у меня первая форма секретности и диплом по специальности «Крылатые ракеты», – хитро улыбаясь, пыталась я свести к шутке его угрозу, – так что можешь открыть свою страшную тайну, «мальчиш—Кибальчиш».
– Не стоит. Я позвоню, – он повернулся к дверям и удалился под аккомпанемент щебета ранних птах.
Глава 10. Письма
Чтобы убить время, оставшееся до выхода на работу, я полезла в свой архив со старыми письмами. Слово «полигон» напомнило мне время, когда Андрюшка отрабатывал звание лейтенанта после института. Я нашла кучу писем, почему-то без единого конверта. Разобрать, по какому поводу они были написаны, без дат было сложно. Я погрузилась в чтение.
Письма из армии были очень разными, то сугубо деловыми: «Здравствуй, моя Наташка! Обмундирование нам выдали по полной форме. Если тебе интересно, могу перечислить добро: две пары сапог (хромовые и яловые), ботинки офицерские, брюки парадные и повседневные, гимнастерку, две шинели, плащ, три рубахи защитные, две белые, четыре вида головных уборов и всякое остальное, как то: полевая сумка, портупея, парадный ремень, плащ-накидку, погоны, звездочки, галстуки, носки, а самое, конечно, главное – нижнее белье (зимние и летние кальсоны). Вот так вот. Подшиваться и гладиться носили в ателье. Без тебя, как без рук.
Ближайший населенный пункт – Карталы – город железнодорожников и бывших осужденных. Обычный советский город с магазинами, памятниками, грязными весенними улицами. От нашего городка до Карталы километра три. По утрам бегаем с Лёшкой туда—обратно. Скоро еще напишу. Передавай привет всем нашим. Пиши. Твой Андрей».
То нежными: «Здравствуй, моя любимая Натуська. Я сегодня хочу написать тебе что-нибудь лирическое и хорошее. Не знаю, как получится.
Я не сразу отвечаю на твои письма, думаю, документально перечислять тебе сделанное за сутки или поплакаться именно тебе, не стоит, хотя поплакаться – наверно, поплачусь. Я все время вспоминаю тебя, моя маленькая и глупенькая, моя Наташа. Не смейся, если читается не очень хорошо. Передо мной сейчас твоя фотография, где ты упала, таща санки с одним дурачком, который позволял себе выделывать с тобой такие шутки. Вернуть бы то время. Я бы сам занес тебя на самую высокую горку. А помнишь, как мы скатывались с горы на санках и орали дурниной?
Где ты сейчас? Всё так неестественно. Так найти друг друга, это такая, наверно, редкость, а потом разойтись, оттолкнувшись друг от друга. Где ты? Я сочинил для тебя письмо в своей глупой голове вчера вечером, а ночью ты мне приснилась, и я долго, долго целовал твое лицо. Мне ничего не надо, только бы ты посидела рядышком и мы бы держались за руки. Хорошо, что ты была такой красивой в Загорске, стоишь у меня в глазах такой. Помнишь, когда ты переодевалась одна в моей комнате и обернулась на меня, входящего, и сначала испуг, а потом спокойная радость в глазах.
Наташка, настоящий мой друг, если я и любил и люблю кого-нибудь, то только тебя. Я говорил тебе, наверно, мало ласковых слов в наше с тобой время, так видишь – навёрстываю.
Ты обязательно делай зарядку, тянись и очень, очень, очень следи за собой. Храни себя для меня. Всё будет хорошо. Твой Андрей».
Писем было множество, среди них попадались и мои:
«Милый мой Андрюшенька! У меня всё хорошо. Я активно отдыхаю. Я играла в волейбол за третье отделение, и мы выиграли. Без ложной скромности могу сказать, что в этом есть и моя заслуга. Я играю лучше самых худших.
Прошел конкурс песни. Помнишь нашу песню «…я увезу тебя туда, где от горя нет следа…»? Мы тогда заняли первое место. А теперь я пела вне конкурса «Миленький ты мой, возьми меня с собой…», так как считаюсь сотрудником и в отряде не состою.
Я беру уроки классического балета у Маринки и делаю гимнастику два—три раза в день. Что—то я совсем расхвасталась. Больше не буду. Сейчас ухожу ставить танец «порочных женщин», которыми будут награждать победителей конкурсов на дне Нептуна. Еще мне надо будет станцевать шамана, который будет вызывать морского царя. Так что, всё свободное время занято репетициями. Вечером, ровно в 23:00. Я разговариваю с тобой через нашу звездочку в Кассиопее, как ты меня просил. Надеюсь, ты не забываешь о «сеансах связи». До свидания, мой ласковый, хороший, любимый Андрейка. Не дождусь, когда снова загляну в твои прекрасные глаза и утону в твоих объятиях. Целую тебя 100 000 000 раз! Вечно ваша Натали».
