гардероб. Между прочим, если разобраться, то его поведение в лифте — это нормальный такой харрасмент. Пришел нанимать себе сотрудников — и при первой же возможности прижал потенциальную кандидатку в лифте. Это что же, у них там в СВЕТе это считается нормальным?
Тряхнув головой, я с усилием возвращаюсь в разумное состояние и пишу редактору в издательство: “Буду очень признательна за выплату гонорара за перевод”. Ответа нет. Открываю конспект, просматриваю записи к завтрашнему семинару, которые сделала в библиотеке. И тут мобильный тихо звякает:
— Мария, извините, но выпуск этой книги под вопросом, ее опять пришлось передвинуть в редакционном плане — возможно, она пойдет в печать осенью. Извините, пожалуйста, я оформлю выплату гонорара вам при первой возможности. Спасибо за понимание.
Спасибо за понимание?! Нифига себе! То есть денег мне не дадут, точнее, дадут неизвестно когда. И при этом я не могу даже возразить, поспорить, повозмущаться. Меня уже благодарят меня за понимание. От меня ждут, что я буду кроткой и послушной девочкой. Ну, собственно, такой я и была. Я ведь уже два года сотрудничаю с издательством, и задержка гонорара случается не впервые. Просто сегодня я почему-то реагирую совсем не как обычно. Как будто, прижав меня к себе, Дикарев открыл какую-то заглушку, которая запирала робость, рассудительность и спокойствие. Меня качает на эмоциональных качелях, слезы опять подступают к горлу. Что со мной?
* * *
Ближе к вечеру, уже успокоившись, я звоню по номеру, который взяла у замдекана. Отвечает мужчина.
— Знаете, у нас не совсем стандартная ситуация. Деликатная, — мнется собеседник, назвавшийся Сергеем Анатольевичем. — Моей маме нужна помощь.
— Марина Алексеевна сказала, что вам нужен переводчик…
— Да, вот именно, вот именно… Дело в том, что мама очень пожилой человек. И ее нужно сопровождать к врачу. Иногда. Приблизительно раз в месяц.
— Ваша мама наблюдается у иностранного врача?
— Ах, нет, нет… Врач русский, это очень хороший специалист, лучший в своей специальности в Москве…
— Простите, но я не понимаю, — признаюсь я.
— Дело в том, что моя мама выросла в Германии. Понимаете? — я что-то мычу в ответ, и Сергей Анатольевич, наконец, решается описать ситуацию полностью. — Мама с рождения и до школьного возраста почти не говорила по-русски. Она с родителями жила в Германии, родители много работали, а она ходила в немецкий садик, у нее была немецкая няня и подружки — немки. И когда семья вернулась в Москву, мама говорила только по-немецки. Потом она, конечно, выучила русский и прекрасно говорила на нем всю жизнь. Но теперь у мамы деменция, и когда она нервничает, или беспокоится, она, к сожалению, совершенно забывает русский язык и говорит только по-немецки.
Я секунду потрясенно молчу, но потом включаюсь:
— Это, наверно, очень неудобно!
— Да, конечно. Это каждый раз происходит внезапно. Она может начать говорить по-немецки с гостями, с сиделкой… Однажды напугала сантехника — он возился под раковиной, а мама подошла и что-то громко сказала по-немецки, он испугался и сильно ударился там внизу о какую-то трубу.
Я представляю эту сценку и с трудом сдерживаю смех.
— Да, очень неудачно…
— Не то слово! — подхватывает Сергей Анатольевич. — А главное, врачи! Каждый раз, когда мама видит человека в белом халате, она напрочь забывает русский язык! И мы оказываемся в тупике — ведь врачу нужно, чтобы она отвечала на вопросы о самочувствии, а в семье, к сожалению, немецкого языка никто не знает…
— Значит, нужно переводить на визитах к врачу, да?
— Да! Да! — радостно подтверждает Сергей Анатольевич. — Это деликатное дело, к маме нужен подход, и молодая интеллигентная девушка — как раз то, что нам нужно. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь! Она не агрессивная, просто заговаривается. И мы будем платить вам по сто евро за выезд.
Сто евро! Да это же целое состояние! Пока я прихожу в себя, Сергей Анатольевич добавляет:
— Это будет занимать буквально час, может, полтора. И вам не придется никуда добираться самой. Водитель будет заезжать за вами, а после приема будет отвозить обратно. Вы где живете?
— В районе университета, — говорю я расплывчато.
— Это прекрасно. Мама живет на даче, дорога оттуда идет прямо мимо вас. Так что, мы договорились?
Если за мной будет приезжать машина, я спокойно смогу выйти в кедах, и это даже не покажется дикостью. Конечно, я соглашаюсь. Заработать сто евро за час — это как заглянуть в мое будущее ценного высокооплачиваемого специалиста. Первый визит старой дамы назначаем на послезавтра.
6
— Как думаешь, Галь, мне можно признаться, что я живу в общаге? — говорю я, тщательно разглаживая мельчайшие складочки на черной рубашке. Она у меня любимая — подо все.
— Ха, — фыркает Галка. — А чего нет-то? Какая им разница?
— Как-то неудобно, наверно, что за мной прямо к подъезду будет приезжать машина? — продолжаю сомневаться я.
— Слушай, Свиридова, тут тебе не глухая сибирская деревня. Тут, вообще-то, всем пофиг, кто за кем приезжает. Ты чего боишься, вообще?
— Ну… — неопределенно тяну я. — Не то, чтобы конкретно чего-то, но мало ли, что люди подумают…
— Маш, на испорченную женщину ты, прости меня, не тянешь. А если тебя даже в этом и заподозрят — только больше будут уважать, — авторитетно заявляет Галка и тут же спрашивает: — А как думаешь, почему Чеко мне не пишет? Он уже три дня на сайте не появлялся… Может, у него там кто-то есть?
Взглянув в Галкино лицо, я решаю, что ей вовсе не обязательно знать, что я на самом деле думаю о виртуальных романах с горячими испанцами.
— Галь, не дергайся. Либо он занят и напишет потом, либо он тебя не ценит и тогда он просто дурак и тебе такой не нужен.
— Да? Ты правда так думаешь?
Галка готова говорить на эти темы часами, и за минувшие два дня мы обсудили Чеко и его поведение не меньше ста раз. Но в этот момент мне, слава богу, звонит водитель старой дамы.
— Галь, прости, мне пора! — я еще
