раз придирчиво осматриваю себя в зеркале. Выгляжу прилично. Джинсы, черная рубашка, кеды, сверху куртка. Я даже немного подмазала губы, хотя обычно этого не делаю. — Пожелай мне удачи!
— Ни пуха! — кричит Галка мне в спину. И через пять минут я уже сажусь в теплое и благоухающее нутро черного “мерседеса”, на заднем сиденье которого улыбается миленькая старушка с безупречной укладкой.
* * *
— Здравствуйте, милочка, — она протягивает крохотную руку с искривленными, унизанными кольцами пальцами, и представляется: — Аглая Константиновна.
— Очень приятно, — отвечаю я. — Маша.
— Маша, какое прекрасное имя…
Машина мягко катит по проспекту, а я в растерянности думаю, что пока переводить совершенно нечего.
— Сколько вам лет, деточка, откуда вы, чем занимаются ваши родители?
Этот допрос меня немного смущает, но раз уж я решила стать личным переводчиком старой дамы, нужно соответствовать.
— Мне двадцать, я учусь на третьем курсе университета. Приехала из Сибири. Мама у меня учительница, а отец… инженер, — выдаю я, решив, что совсем необязательно рассказывать, что отца я в последний раз видела года в три — и конечно, не имею понятия, кем он на самом деле работает. — А вам, Аглая Константиновна?
Старушка слегка опешив, смотрит на меня:
— Eigentlich ist es nicht üblich, Damen solche Fragen zu stellen… — “Вообще-то дамам такие вопросы задавать не принято…” машинально перевожу я и дальше слушаю ее немецкий язык, который звучит немного старомодно и очень изысканно, как будто со мной говорит актриса из черно-белого кино. — Но вам я отвечу. Мне восемьдесят три года. И я давно не работаю. Вообще, мне в жизни мало приходилось работать. Я рано вышла замуж — и очень удачно, знаете ли. Мой покойный супруг был очень порядочным человеком и ценил женскую красоту. Он всегда так заботился обо мне. Я никогда ни в чем не нуждалась. Одно время работала в… как это сказать… Министерстве образования. Да. Но там мне было очень скучно. А вы уже замужем, Маша? Или имеете молодого человека?
Ну вот, а я волновалась, что не отработаю свои деньги. Интересно, почему вдруг Аглая Константиновна перешла на немецкий? Вспомнила. что едет к врачу, или ее действительно так расстроил мой вопрос про возраст? Она говорит так красиво, что я совсем забыла о своем волнении и дальше продолжаю щебетать по-немецки:
— Нет, у меня никого нет. Все время занимает работа и учеба.
— Но это ведь совершенно неправильно! Aber das ist völlig falsch! — возмущается Аглая Константиновна. — У вас обязательно должен быть молодой человек — кто-то, кто заботится о вас, дарит вам духи, цветы, водит на концерты!
Похоже, тут не прокатят мои мысли о женской независимости, самостоятельности и профессионализме. В конце концов, зачем разубеждать старушку? И я решаю ей подыграть:
— Natürlich haben Sie recht. Разумеется, вы правы. Просто до сих пор мне не попадался ни один человек, который мне показался бы привлекательным.
— Вы очень красивы, Маша. Вы это знаете? У вас очень необычные глаза, они похожи на льдинки. Это обязательно нужно подчеркивать. Вы зря носите у лица этот черный цвет. Вам нужна голубая блузка! Пообещайте, что вы будете носить голубой!
Похоже, Аглая уже мысленно распланировала мой будущий гонорар. Хорошо, что я не надела порванные сапоги — от нее такая деталь не укрылась бы, это точно.
— Хозяйка, мы приехали, — произносит водитель с переднего сиденья, и я мысленно благословляю его. Старушка, безусловно, приятная, но разговоры, которые она ведет, поддерживать довольно трудно. Похоже, в ее время понятия личных границ не существовало.
Мы торжественно выгружаемся из “мерседеса”, и я подхватываю Аглаю Константиновну под хрупкий локоток. Водитель уезжает, попросив позвонить ему, когда мы закончим. И я веду старушку внутрь большого вестибюля, умоляя кого-то там наверху не позволить мне облажаться в непривычной ситуации.
Но все проходит гладко. В клинике прекрасно знают Аглаю Константиновну, ее карточка уже находится у врача, а до лифта нас провожает любезный молодой человек в костюме и с заученной улыбкой на устах. Он скользит по мне абсолютно незаинтересованным взглядом, и я успокаиваюсь, почувствовав себя в привычной роли невидимки.
Врач, который встречает нас в кабинете, мог бы сниматься для рекламных проспектов: высокий и широкоплечий, с серебряными висками и безупречной белозубой улыбкой, он выходит из-за стола, чтобы поприветствовать свою пациентку, и замечает:
— О, вы сегодня приехали с помощницей? Или это ваша родственница?
— Машенька — мой ассистент, — с гордостью кивает маленькая старушка. — Не правда ли, она красавица?
— Несомненно, несомненно, — любезно отвечает доктор и приступает к работе: — Ну, расскажите, пожалуйста, о вашем самочувствии.
Аглая Константиновна нервно ерзает на стуле и опять переходит на немецкий:
— Nun, wie soll ich Ihnen sagen… Im Großen und Ganzen ist alles in Ordnung.
Врач бросает на нее растерянный взгляд, и я включаюсь:
— Аглая Константиновна говорит, что у нее все в порядке.
— О, так вы переводчик! — в голосе врача звучит облегчение. — Какая прекрасная идея! Значит, продолжим…
Через двадцать минут мы с Аглаей Константиновной выходим из кабинета.
— Danke, liebes Kind. Normalerweise werde ich von diesen Arztbesuchen so müde. Alle reden durcheinander, keiner versteht etwas… (Спасибо вам, дорогое дитя. Обычно я так устаю от этих визитов к врачу. Все кричат, никто ничего не понимает…) — благодарит меня Аглая Константиновна, и я вдруг думаю, как наверно, тяжело ей приходится в моменты, когда никто из окружающих не может ее понять. Мое сердце сжимается, и я совсем по-новому смотрю на ее аккуратно завитые локоны и персиковый шарфик, от которого пахнет старой пудрой.
— Machen Sie sich keine Sorgen, bitte (не волнуйтесь, пожалуйста), liebe Аглая Константиновна. Я буду ездить с вами к врачу каждый раз, когда вам это будет нужно.
— Спасибо вам, деточка, — отзывается она по-русски и легонько гладит меня по руке. — Но пообещайте, что вы решите вопрос с вашей личной жизнью.
От этой заботливой бесцеременности мне становится немного противно, и я молчу.
— Вы совсем одна в большом городе, верно? Это неправильно. Хотите, о вас буду заботиться я?
Если она что-то в таком роде выдаст
