«Чёрт, это так странно – смотреть на младшего брата и понимать, что с виду он годится тебе в отцы. Поначалу я принял тебя за папу», – мысли бегали, путались, и Микай ощущал, что если до сих пор он на самом деле не съехал с катушек, то рано или поздно это произойдёт. И скорее – рано.
– Микай… Сорок лет прошло. В тот день, когда ты неожиданно исчез, – мы все норы тут облазили, сбились тебя искать. Уже как угодно – живым, мёртвым… Видел бы ты, как плакала мать. Тирра тоже не находила покоя, подняла на уши всех своих подруг, знакомых. Но всё было напрасно. Ни следа, ничего – след колёс обрывался посреди дороги, буря ещё не успела их замести, а дальше не было ни тебя, ни пескохода – словно сквозь землю провалились и ты, и он, – неторопливо и осторожно начал Каяял, и было видно, что слова давались ему нелегко. – От всего пережитого… В общем… Матушка начала сдавать на нервах, стареть за неделю, как за год, а потом и вовсе…
Мужчина промолчал, поскольку, вернувшись к далёким событиям тех дней, он разбередил старые раны; и теперь некогда потухшая боль возвращалась с возрастающей силой.
– Отец – начал много пить, – всё-таки отыскав в себе силы продолжить, выдавил из себя Каяял, с усилием подавляя в себе внутренний плач. – Намного больше, чем обычно. Он всё время твердил: «Они забрали его, они забрали его»… Наконец – он просто спился, а я, так сказать, – пошёл по его стопам. Я уже не знал, что думать, ради чего жить и во что верить. Залез в бутылку да и оставался на дне, пока товарищи не вправили, наконец, мозги и не вытащили…
Прервавшись, мужчина поднял полный горя и невыплаканных слёз взгляд на брата, ожидая от него любой реакции после услышанного, но тот, казалось, находился сейчас не здесь, его разум блуждал где-то вдалеке…
Микай был в шоке. Он не воспринимал окружающее, не верил, что сказанное происходило взаправду и имеет какое-либо отношение к нему. Потерянный, он уставился в одну точку невидящим взглядом и слушал молча, не перебивая.
– Женщина – это как вещатель. Бывают хорошие передачи, но чаще – хочется просто выключить. Рано или поздно – в жизни почти каждой женщины возникают два главных вопроса или, во всяком случае, хотя бы один из них: «Зачем я за него выходила?!» и «Почему я за него не вышла?!». Чего же хотят женщины на самом деле – неизвестно даже им самим. Зато – это известно мне. Многие из вас могут думать, что главная мечта любой женщины – это найти хорошего парня, но нет – вы глубоко ошибаетесь. Главная мечта любой женщины – это жрать и не поправляться! Да, что ни говори, но женщины – удивительные существа: одна – даёт тебе жизнь, другая – портит, а третья – отнимает. Впрочем, дорогие мои, не так всё плохо: недавно вот я не поленился и взял несколько уроков по игре в большой теннис. И что бы вы думали? После этого я понял, что содержать любовницу – намного проще и дешевле, – в момент затянувшегося молчания неуместный галдёж популярного ведущего был сопровождён не менее неуместным в такой трагический момент смехом.
– Выключи, – наконец подал голос Микай. Словно очнувшись, Каяял нажал на кнопку пульта, отключая вещатель.
– Так, значит, родителей здесь сейчас нет. И – уже давно, – растягивая слова, отметил вслух Микай. – А что с Тиррой?
– Наши внуки ходят в один класс, – уже чуть спокойнее ответил ему братец. – Ну, сам посуди: ты – пропал, она – долго, честно погоревала, выстрадала. Но жизнь-то идёт. Не могла же она, в конце-то концов, дожидаться тебя сорок лет.
Микай болезненно поморщился: за первым ударом, без перерыва, следовал и второй. Разумеется, если мыслить логически, это не казалось уже неожиданностью. Однако же, по ощущениям – для Микая прошёл всего лишь один день, и сегодня он – жених, спешащий на свадьбу.
Вплоть до последних минут он ловил себя на том, что продолжает отсчитывать часы, которые у него остались, для того чтобы «не опоздать» к началу церемонии своего бракосочетания.
– Значит, внуки в один класс ходят… – произнёс он с затаённой злобой в тихом голосе.
– Тирры тоже больше нет с нами. Несчастный случай на трассе. Уже года три или четыре назад. Точно даже и не вспомню. Склероз. То, что было в молодости, – помню лучше, чем то, что ел сегодня на завтрак, – кашлянув, Каяял придвинулся ближе, осторожно положив одно из своих щупалец поверх щупалец брата, пытаясь его приободрить, а заодно и понять, на кого именно направлена его злоба.
На него? На себя? На похитителей? На обстоятельства? На родителей? На Тирру? Или – на всех и сразу?
В этот самый момент, поначалу тихо, но постепенно повышая голос, – Микай рассмеялся. Громко, безудержно, истерично, а следом, так же резко, он согнулся и зарыдал.
«Это другой мир. Это другое измерение. Это не мой дом. Не моя жизнь. Верните меня. Пустите меня обратно. Верните мне мою маму. Верните мою любимую. Верните моего отца. Верните мою жизнь. Верните её!» – кислотные слёзы ручьём стекали из глаз и, сорвавшись, падали, с шипением и дымом прожигая пол. Работа, родные, свадьба, любимая – всё, что было ему дорого, всё, ради чего стоило жить, – было вырвано под корень, словно непрочитанные страницы из книги жизни.
Образы матери, такой заботливой и бесконечно доброй; отца, пусть и выпивавшего, и позорившего семью, но всё-таки любящего и родного; Тирры, с которой он был готов, как поётся в балладах, «состариться и умереть в один день»; любимая работа, друзья, семья – всё словно бы отдалялось и таяло в туманной дымке, в то время как он тщетно протягивал свои щупальца им навстречу.
«Любимые мои… Хорошие… Прошу… Молю! Вернитесь! Мне ведь вас так не хватает!» – мир вокруг плыл, тело сотрясалось от истерических судорог.
Всё, во имя чего стоило жить, – сожжено, разорвано, разбито вдребезги без возможности склеить. Зачем? Ради чего? Кто даст ответ…
Микай Аренали всегда считал себя сильной личностью, но сейчас он не мог не рыдать. Он никогда не был героем, о котором говорила бы вся округа, не был гением, совершившим в жизни что-нибудь общественно значимое, но он был дорог тем, кто его знал, и был героем хотя бы для них: любящий сын, верный друг, заботливый жених.
И подлецом – он тоже никогда не был. Да, он, как и все, иногда совершал в своей жизни ошибки – но всегда поступал в соответствии с теми принципами, в которые верил.
А теперь – он один. Совсем один. Его лишили всего.
– Тише-тише-тише, я с тобой, – подойдя и крепко обняв брата, промолвил Каяял. Он прекрасно понимал состояние Микая, как и то, что с расспросами следует повременить.
– Они… Они за городом? – всхлипывая, наконец нашёл в себе силы спросить Микай, подразумевая древний крематорий, где в специально отведённых склепах под прозрачными куполами ценианцы веками хранили своих ушедших в специально изготовленных для подобного случая сосудах.
– Да, – правильно истолковав его мысль, кивнул брат. – Если хочешь, я отвезу тебя потом, как уляжется буря.
– Хочу, – кивнул Микай, постепенно возвращаясь к реальности. – Один ты у меня остался. Ну, а сам-то ты как? Жена? Дети? Семья? Про внуков я уже слышал. А чем ты занимался в моё отсутствие?
– Знаешь… Вообще – сложный ты мне задал вопрос. Сразу – и не ответить. Это я про последнее. А так – да, удачно женился. Дети выросли… – Каяял словно подбирал определение, характеризующее своих детей, но, так и не подобрав, просто повторил, уже в качестве законченной мысли: Дети – выросли. Почти не навещают старика. Внуки вот у меня золотые, что да – то да. Самые младшие в школу пока ходят, старшие – уже работают. Один вот, Альретти, как накупит мне всякого добра, приедет, привезёт, установит, холодильник забьёт до отвала.
В тоне постаревшего младшего брата отчётливо прозвучали нотки гордости:
– В технике-то я не особо силён, это к молодым все вопросы, а еды у меня больше чем требуется для одинокого старика. Он иногда начинает мне что-то про свою работу втирать, грузить там всякими «миноритариями», «бросовыми облигациями», «корпоративным шантажом» и «насильственными поглощениями», но только я ничего из этих его слов не понимаю. Иногда я просто открытым текстом прошу его перестать выносить мне мозги, а он и говорит: «Дед, я не выношу тебе мозги, а пытаюсь зачать в них разум». Вконец обнаглела эта молодёжь. Впрочем, что раньше были свои плюсы и свои минусы, что сейчас – спорить об этом примерно то же самое, как рассуждать, кто сильнее – песчаный зверь или кислотная акула… Другой вот внук тоже – ваяет скульптуры в стиле лёгкой наркомании. Одну тут в прихожей держал как вешалку, потом – убрал от греха подальше: кто бы ни приходил, первый раз – все пугались… А так – на жизнь, в принципе, не жалуюсь. Я – состоялся, дети – пристроены. Политикой мало интересуюсь, просто пытаюсь выживать потихонечку… Впрочем, в наши дни «заниматься политикой» и «просто пытаться выжить» – фактически то же самое…
