– Таня не будет против? – спросил Сергей.
Лешка вздрогнул, поглядел единственным действующим глазом на собеседника и хрипло выдавил:
– Вы следите за мной? Гэбэшник, или..?
– Два раза «нет», – равнодушным и каким-то скучающим голосом ответил Сергей. – Не слежу. И не гэбэшник. А насчет «или» – все мы, Леша, какие-то «или». Так предложение еще в силе?
– Да, – кивнул Лешка, моментально поверив этому серому Сергею (он умел отличать правду от вранья – иначе не был бы журналистом с 20-тилетним стажем), – но откуда вы знаете, как зовут мою?.. Впрочем, – вздохнул он, – вы все равно не ответите…
– Чтобы получить правильный ответ, надо задать правильный вопрос, – кивнул Сергей. – То есть знать какую-то часть ответа. Вы не знаете никакой, поэтому вопрос просто бессмысленный – в никуда. Ладно, давайте только скажем Тане, что мы с вами – старые знакомые. Школьные друзья – не выйдет, вам же уже за полтинник, а мне чуть больше сорока, и это видно… Особенно женщине. Особенно умной женщине, которой под сорок, вы согласны, Леша? И кстати, давай-ка перейдем на «ты» – для пущей достоверности нашего маленького искажения действительности.
– Господи, Лешенька, что случилось?!. – воскликнула Таня, глядя на Лешкин заплывший (и сильно ноющий) глаз. Потом она перевела взгляд на стоявшего позади Лешки (и чуть сбоку) «старого знакомого», и…
Танька никогда ничего не боялась. За почти год совместной жизни Лешка ни разу не видел в ее глазах ни намека на реальный страх. Бесконечные угрозы по телефону, в соцсети, в почтовом ящике… Даже разбившая окно и влетевшая в гостиную труба от глушителя… Все это вызывало у нее брезгливое отвращение, порой смех, порой злость, но никогда ни тени страха – вот так она была устроена (возможно прошла какую-то хорошую «школу» – Лешка не особо интересовался ее прошлым).
Но сейчас в ее глазах, встретившихся со взглядом того, кого он привел в свой дом, мелькнул… Нет, даже не страх. А самый настоящий, неподдельный ужас.
* * *
– Неплохой вискарь, – заметил Сергей, вертя в руках хрустальную рюмку, – во всяком случае для экс-журналиста, а ныне безработного писателя. Прости, у вас же это называется покрасивее – self-employed, верно?
– Ты все обо мне знаешь, Сережа… – усмехнулся Лешка. – И не гэбэшник.
– Зачем мне знать все, – пожал плечами Сережа и наполнил рюмки по новой. – Я знаю лишь то, что мне нужно.
– Для чего – нужно?
– Для моей специальности, для чего ж еще.
– А кто ты по специальности? – спросил Лешка.
– По специальности я – специалист. Давай, вздрогнули.
Они «вздрогнули», Сережа влил в себя виски, как воду, а Лешка, поморщившись, попытался уточнить:
– Какого профиля – специалист?
– Широкого, Леша.
– И по табуреточной части – тоже? – пьяновато прищурившись a la Клинт Иствуд (а он слегка был на него похож, многие бабы подмечали), спросил Лешка, – В смысле, вышибаешь из-под?..
– Кусаешься, – усмехнулся Сережа. – А ведь там, в подворотне, я если и вышиб, то отнюдь не табуретку. И уж точно, не из-под тебя.
– Я бы и сам, может справился, – буркнул Лешка, понимая, что это ненужная дешевая бравада и что Сережа это тоже понимает (и злясь на него и на себя за это).
– Вряд ли, – отреагировал Сережа. – У одного был кастет в кулаке зажат, у другого – цепь на руку намотана, а у третьего, извиняюсь, огрызок бейсбольной биты.
Лешка помолчал. А потом спросил:
– Они… живы?
– Вполне. Обездвижены минут на тридцать-сорок. Но живы. И даже почти здоровы, – он поколебался секунду, – ну… не калеки.
Лешка опять помолчал, а потом:
– Кто ж ты такой, Сережа? И почему… Почему Танька так тебя испугалась? Да и я тоже… там, в 62-й… И что ты там вообще делал, в ритуальном зале, когда Валерку провожали?
– Ну мало ли что женщине может померещиться – может, она подумала, что это я тебя так разукрасил и… пришел продолжать, – Сережа усмехнулся. – Ты тогда в больнице в миноре был, да и поддал накануне… А кто я такой? Видишь ли, Алеша… – он опять усмехнулся, но уже по-другому, – помнишь, как в «Адьютанте его Превосходительства»: «Пал Андреич, вы шпион? – В и д и ш ь л и, Юра…»
Лешка рассмеялся. Сережа тоже хохотнул. А потом продолжил, уже без смеха:
– Ты хорошую песенку сочинил, Леша, и хорошо ее спел, мне понравилось… Да-да, я был в зале. Главнефть по проволоке ходила… Видишь ли Ю р а, все мы в том или ином смысле ходим по проволоке. И ты вот сейчас идешь по такой проволоке, по которой… ходить без страховочной сетки, или тросика – стремно. Вот я и есть твоя «сетка», твой «тросик» – твоя страховка… На данный момент. Понял?
– Понял, – подумав секунду, сказал Лешка. – А кто мне эту страховку подарил? Ну да, ответа, конечно, не будет, да, Сережа? Опять неправильный вопрос…
– Ну почему же, – пожал плечами Сережа и снова разлил очередную порцию вискаря по рюмкам. – Знаешь, что играет человеком, когда человек играет на трубе?
– Да, есть такая присказка…«Судьба», – усмехнулся Лешка и выпил один, не чокаясь.
– Вот тебе и ответ, Леша, – он влил в себя очередную рюмку, как воду и поднялся. – Мне пора. Таня твоя уже спит, наверное, да и тебе лучше прилечь. Сотрясения нет, но пить больше сегодня не надо – выброс адреналинчика был порядочный.
– Ты что ж, и дальше будешь меня пасти, чтобы в случае чего от… таких вот уберечь? – уже у входной двери спросил Лешка.
– Не буду. Потому что… Насчет чего-то другого, не скажу, но «таких вот» – больше не будет, – услышал он равнодушный ответ, – если ты будешь вести себя разумно, – добавил Сережа.
– Что это значит?
– Это значит, что у каждой игры есть свои условия. И их надо принять. И соблюдать.
– Это кто так решил? Опять судьба?..
– Нет, Леша, это просто… по умолчанию. Это – дано., – последовал ответ, – Ложись спать, Леша, – мягко, но настойчиво посоветовал Сережа в сером костюме и аккуратно захлопнул за собой тяжелую металлическую дверь (сделанную еще во времена перестройки) Лешкиной квартиры.
– Лешенька, кто это был – в сером? – в темноте вдруг тихо спросила Таня.
– Я думал, ты уже спишь, – пробормотал Лешка и погладил ее по плечу. – Да никто, спи… Я же говорил – мой старый приятель.
– Он не старый. И никакой тебе не приятель. Ты… видел его глаза?
Лешка чуть вздрогнул и… заплывший глаз моментально отозвался тупой болью.
– Ну и что, там, у него с глазами? – буркнул он. – Я видел и покруче, видел глаза настоящих убийц – ты же знаешь…
– У него глаза не убийцы, – тихо перебила его Таня. – хотя убить – ему все равно, что выкурить… нет, даже просто затянуться сигареткой. У него – намного хуже, у него… Когда я в них заглянула, мне показалось, что…
– Ну что? – с тоской спросил Лешка, который догадывался, что она скажет, и которому казалось то же самое. Но сказала она совсем другое:
– Что на нас движется что-то жуткое, что-то… такое, чему нет названия, что-то… Я не могу объяснить, но я почувствовала…
– На нас с тобой?
– Да…. Нет, не только. На… На нас всех, – прошептала Таня. И тихо заплакала.
4
(через месяц)
– (приятный женский голос) Алексей Николаевич? Здравствуйте. Это вас беспокоит международный отел газеты «Россия Всегда» (официозное приправительственное издание), Я – руководитель отдела, Вермишева, Екатерина Васильевна.
– Здрассьте, – удивленно пробормотал Лешка в трубку сотового.
– Как вы наверное в курсе, через два месяца в Нью-Йорке собирается большой Конгресс наших соотечественников за рубежом. И вот мы хотели бы…
– Первый раз слышу, – сказал Лешка.
– Ну как же, Алексей Николаевич, оторвались вы от журналистики, – мягко пожурила его невидимая, но хорошо слышимая Екатерина Васильевна, – Это очень значимое событие. Оно будет широко освещаться прессой, и нашей, и зарубежной. И мы хотели бы, чтобы наше издание там представляли вы! И как аккредитованный журналист, и конечно, как фотограф – ведь ваши фотографии… ну, из вашего романа, облетели полмира, и премии за них…
– Про премии я все знаю, – перебил ее Лешка. – А вы знаете, что мой роман вместе с этими фотографиями отвергли три российских издательства, и он так и не издан на нашей родине?
– Конечно, знаю, но это ведь – вопрос времени. А времена меняются, и порой очень быстро. Но вернемся к нашему вопросу: на вашу месячную командировку, разумеется, вместе с женой, у нас ассигновано… (она назвала цифру, и Лешка, хоть и получал последние годы в «Лас-Вегас Таймс» хорошую по американским меркам зарплату, не считая гонораров, но едва не присвистнул прямо в трубку.) Разумеется, за репортажи и фотографии – отдельно и по нашим высшим ставкам.
– Ну, я как-то…
– Алексей Николаевич, Конгресс продлится две недели или чуть дольше. Остальное время – в вашем полном и личном распоряжении. Ведь у вас же сын, кажется, живет с семьей в Южной Каролине?.. Так я могу сказать своему начальству, что вы дали свое принципиальное согласие?
