В каждом послании Кэрол объясняла дочери, что семейная жизнь – это дорого: «Теперь тебе придется забыть о маленьких радостях, которые скрашивали твою жизнь. Между тем, получив работу в большом городе, ты встретишь множество стоящих мужчин – врачей и адвокатов, а не мальчишек-переростков, которым нравится ковыряться в грязи. Через несколько лет ты будешь еще достаточно молодой, чтобы хорошо выглядеть в свадебном платье и рожать детей. Тогда и выберешь себе мужа. Но не сейчас и не этого садовника. Я понимаю, чем он тебя привлекает. В наше время молодым людям не обязательно быть женатыми, чтобы лечь в постель. Занимайся с ним сексом, раз тебе это необходимо, только не лишай себя шанса построить отношения с кем-нибудь получше. К тому же вскоре после свадьбы ваша связь потеряет новизну, а вместе с ней может исчезнуть и притяжение. Что тогда?»
Далее следовала подпись Кэрол, как будто такое мерзкое письмо мог написать кто-то другой. Еще был постскриптум. Листок дрожал в руках Сары, а в глазах у нее все плыло, и она с трудом разобрала эти строчки: «Пожалуйста, знай: все, что я пишу, относится только к тебе и твоему другу, а не ко мне и твоему отцу. У нас был счастливый брак, который слишком рано закончился».
Сара тут же подскочила к телефону и набрала номер матери. Как только та взяла трубку, она, не отвечая на приветствие, выпалила:
– Никогда, никогда больше не смей поливать Мэтта грязью! Ты слышишь?
Не дождавшись ответа, Сара бросила трубку. Кэрол перестала ей писать, а через несколько месяцев, вопреки собственным угрозам, пришла на свадебную церемонию в часовню Пенсильванского университета. Она вежливо разговаривала с отцом Мэтта, позировала для фотографий и плакала ровно столько, сколько матерям полагается плакать на свадьбах. Сара едва могла на нее смотреть: трудно переносить присутствие человека, который так не любит того, кого любишь ты. Мэтт, конечно, чувствовал искры напряжения, то и дело пробегавшие между ними, но невеста понадеялась, что он спишет это на общую нервозность момента.
Даже спустя годы Саре было так больно вспоминать о тех материнских посланиях, словно она получила их только вчера.
– Что скажешь? – спросила Сильвия, заставив подругу вернуться в сегодняшний день.
Сара взяла несколько морковок и бросила их в раковину, чтобы помыть.
– Делайте, как посчитаете нужным. Я со всем согласна.
– Ты слышала хоть слово из того, что я говорила?
– Нет. Извините. – Сара отряхнула овощи и, стараясь не встречаться с Сильвией взглядом, вернулась к столешнице. – Я думала о нашей последней гостье.
Она взяла одну из морковок и отрезала у нее толстый конец, звучно ударив ножом по разделочной доске. Сильвия, наблюдавшая за этой расправой, подняла брови и, вытерев руки о фартук, сказала:
– Вижу. Скажи, почему вы так отдалились друг от друга? Мама жестоко с тобой обращалась? Не занималась твоим воспитанием?
Несколькими уверенными движениями Сара нарезала следующую морковь.
– Нет.
Она была очень зла на мать, но не собиралась чернить ее несправедливыми обвинениями.
– Тогда в чем дело? Вы ведете себя так, будто между вами произошло нечто ужасное.
– Это трудно объяснить. – Сара разложила кружочки моркови по четырем салатницам и принялась резать дальше. – Иногда мне хочется, чтобы между нами действительно произошло что-то такое, после чего можно было бы окончательно вычеркнуть ее из жизни. Но она, к моему сожалению, просто слишком типичная мать. Многие родители постоянно недовольны детьми, правда?
Сильвия пожала плечами.
– Моя постоянно меня критиковала. И продолжает критиковать. Что бы я ни делала, для нее все недостаточно хорошо. Большую часть своей жизни я из сил выбивалась, стараясь ей угодить. Тщетно. А она, похоже, думает, что я специально не пользуюсь своими способностями, чтобы ее позлить.
– Я уверена: мама тобой гордится, даже если не всегда тебе это показывает.
– Жаль, что я в этом совсем не уверена.
Сильвия приоткрыла дверцу духовки, проверяя, готовы ли цыплята.
– Но ты ведь все равно ее любишь?
– Как мать, конечно, люблю. – На несколько секунд задумавшись, Сара заставила себя договорить: – Но как человек она мне несимпатична. Поверьте, это взаимно.
– Сильвия, Сара, вам помочь?
Сара быстро подняла глаза: на пороге стояла Кэрол. Из-за ее спины, улыбаясь, выглядывали еще две женщины. При мысли о том, сколько из сказанного она могла услышать, Сара похолодела. На предложение помощи хозяйка ответила как обычно:
– Спасибо, мы справляемся.
Гости усадьбы, как правило, оказывались доброжелательными людьми, понимающими, что даже с самой нудной работой можно разделаться быстро и весело, когда рук много. Но Сильвия просила их наслаждаться отдыхом: «Хлопот по хозяйству вам каждый день хватает. Теперь позвольте нам поухаживать за вами для разнообразия». И все-таки каждый раз находились те, кто не принимал возражений.
– Вдвоем приготовить еду для двенадцати – это слишком тяжело, – сказала Кэрол и, махнув своим новым знакомым, провела их за собой на кухню. Она успела переодеться в синий спортивный костюм, при этом каким-то образом сохранив строгий и торжественный вид.
– Нам помощь не нужна, – сказала Сара, и ее голос прозвучал резче, чем ей хотелось. – Кстати, нас пятнадцать, включая Сильвию, меня и Мэтта.
Кэрол сложила губы в подобие улыбки.
– Пятнадцать. Ошиблась – признаю.
Она подошла к раковине, повязала себе вместо передника кухонное полотенце и принялась мыть сельдерей, пока Сильвия подыскивала, чем занять двух других женщин. Сара заставляла себя спокойно и ровно дышать, чтобы раздражение притупилось. Когда мать расположилась рядом с ней у столешницы, она сказала:
– Вижу, у тебя уже появились новые подруги.
– Их разместили в комнатах, соседних с моей, – ответила Кэрол, поочередно выдвигая ящики в поисках ножа. – Линда из Эри, работает помощником врача, а Рене – кардиолог из Медицинского центра Херши. У нас много общего.
– Прекрасно.
Сара взглянула на лужицу, которая растеклась по разделочной доске вокруг сельдерея: Кэрол, как всегда, не отряхнула его после мытья, и теперь вода могла попасть в салат. Оставив это наблюдение при себе, Сара продолжила резать морковь.
Дальше они работали, не разговаривая друг с другом. Пытаясь сосредоточиться на беседе, которую вели Кэрол, Рене и Линда, Сара не могла не замечать, что мать косо посматривает на ее морковь. Когда это стало слишком нарочито, она положила нож и спросила:
– Ладно. Что не так?
Кэрол притворно удивилась.
– О чем ты?
– Тебя что-то не устраивает?
– Да нет.
Мать нахмурилась и снова принялась кромсать сельдерей, разбрызгивая капельки воды.
– Ты можешь мне сказать.
Помолчав, Кэрол ответила:
– Мне просто непонятно, почему ты так нарезаешь морковь.
– Как? – Сара сделала над собой усилие, чтобы не повысить голос. – Ножом?
– Нет. Вот так, по прямой. У тебя получаются толстые кружки. А если резать под углом, ломтики будут овальными. – Кэрол взяла морковку и показала пример. – Видишь? Ну, разве не красиво?
– Восхитительно.
Сара забрала морковь и принялась измельчать ее по-прежнему. Сначала прическа, потом эстетские тонкости нарезки овощей… Неделя обещала быть долгой.
Приготовив ужин, Сильвия, Сара и их помощницы отнесли посуду с приборами по коридору для прислуги в банкетный зал. Вскоре к ним присоединились остальные гостьи: они вошли через главную дверь из переднего холла. Сара, сделав над собой усилие, села за столик Кэрол. В этот момент прибежал Мэтт, едва успевший ополоснуть лицо и руки на кухне. От него пахло мылом и свежим воздухом. Улыбнувшись жене, он выдвинул соседний стул и пробормотал:
– Как у вас с мамой?
Сара пожала плечами, не зная, что ответить. Они пока не поругались, но всегдашняя напряженность никуда не делась. Проглотив кусочек курятины, она заставила себя улыбнуться матери, сидевшей напротив. Неделя. Конечно, ей удастся продержаться неделю.
После ужина гостьи помогли им с Сильвией убрать со стола и навести порядок на кухне. Все вместе они покончили с этим в два счета. Потом женщины разбрелись кто куда: в сад, в библиотеку (читать и делать записи в журналах), в комнаты к новым подругам. Когда спустился вечер, Сильвия и Сара вновь отправились на кухню, чтобы взять печенье к чаю и вынести его на террасу, которую мать хозяйки называла краеугольным патио.
Сара позвала гостей. Она очень любила этот момент, когда вся неделя еще впереди и можно предвкушать приятное общение, не думая о том, что скоро гости разъедутся. Женщины, до сих пор остававшиеся в доме, прошли за Сарой через холл в западное крыло. Из парадной гостиной они попали в анфиладу таинственных комнат, которые открывались одна за другой, вызывая восторженный шепот. Распахнув последнюю дверь, Сара пропустила гостей во дворик, вымощенный серым камнем. Его окружали вечнозеленые кустарники и сирень, уже набравшая цвет.
