— Боря, а?
— Как я теперь возьму, — попробовал он замяться.
— Дядька же сказал, что имеешь право. Иди, Боря, иди…
Через десять минут он вышел из дежурки, поблагодарив майора за сыгранную роль. Ирка ждала, вглядываясь в его лицо.
— Ну?
Леденцов показал бумагу, озаглавленную аршинными буквами: «Заявление о грабеже». Она читала, напряженно шевеля губами, будто складывала их по слогам. Запах древесной свежести, то есть вина с огурцом, как-то покрепчал, — может быть, от долгого шевеления губ.
— Да брось! — Леденцов разорвал заявление на клочки.
— Ты мэн, — сказала Ирка возбужденно. — Я таких уважаю.
— А я — таких, как ты, — вдохновился Леденцов, чуть было не прибавив «таких мэних» или «таких мэнш».
— Ты нам подойдешь, — решила она, зорко поводя глазами.
— Кому «вам»?
— Я тебя сведу в клевое место, — шепнула Ирка.
— Когда? — подавил он жадную радость.
— Поехали.
6
Еще не смеркалось, но длинные августовские тени от разномерных домов легли одна на другую, вычернив дворы, скверы и проезды. Шатер, стоявший на отшибе, освещался слабым, уже нетеплым солнцем. Леденцов непроизвольно замешкался — так бывает, когда надо прыгать в остуженную воду.
— Не дрожи. — Ирка сильно подтолкнула его.
Он вошел.
Кусты сирени как бы лежали на деревянном каркасе, построенном конусом. Вдоль стены, если только можно назвать стеной реечный скелет с приваленной зеленью, шла опоясывающая, тоже реечная скамейка, замкнутая почти в квадрат. Закатное солнце не сумело одолеть плотную листву — тут жил какой-то тлеющий сумрак; впрочем, это мог быть и сигаретный дым, стоявший густо и нешелохнуто. Но солнце все-таки находило микронные поры, отчего куполок Шатра блестел звездочками и походил на цирковой, на игрушечный.
— Привет, кроты! — запросто бросил Леденцов.
Ему не ответили.
Привалившись к столбику, одному из четырех, стоял высокий широкоплечий парень с бледным и вытянутым лицом. Видимо, он саданул по скуле, и в переносицу тоже он. Бледный. Состоит на учете в инспекции по несовершеннолетним за избиение подростков и драки.
Упершись подбородком в поставленную гитару, согбенно сидел небольшой узкоплечий подросток с волосами до плеч. Полы замшевой куртки касались земли — куртка ли была велика, скамейка ли была низкоросла… Грэг-артист. Состоит на учете за озорство, а вернее, за мелкое хулиганство.
Рядом возлежал толстоватый паренек с недовольным лицом, он курил сигарету насупленно, посасывая ее, будто конфету. Витя Шиндорга. Состоит на учете за обирание школьников.
— Зачем здесь этот Желток? — спросил Бледный.
— Он замазал дело, — объяснила Ирка.
— Как?
— Забрал свою жалобу и порвал.
— То-то нас отпустили, — лениво заметил Артист.
— Я и говорю, клевый мэн, — подтвердила Ирка.
— Закуривай, — предложил Шиндорга.
Леденцов взял из протянутой пачки сигарету и закурил бодро, стараясь не закашляться.
— Натуральная импортяга. — Бледный щелкнул по пачке.
— Секу, — подтвердил Леденцов, хотя не уловил бы особой разницы между гаванской сигарой и тлеющим мхом.
Парни молча разглядывали его. Леденцов ждал, попыхивая сигаретой, — не гостю затевать разговор; ждал лениво, почти расслабленно, закаменев внутри до какого-то влажного родникового холодка. Примут ли?
Он уже начал изучать эту шатровую ячейку: кто лидер? По тому, как сейчас его примут, можно судить об Иркином влиянии. Ведь привела, никого не спросив. Если примут безоговорочно, Ирка тут начальник.
— Тебе сколько? — спросил Артист.
— Девятнадцать.
Леденцов надеялся, что соврал в последний раз. В крайнем случае, учитывая его оперативную работу, станет недоговаривать или умалчивать. Ибо та цель, ради которой он здесь, с ложью не уживется. В конце концов, он пришел сказать этим дуракам правду о них самих.
— Старик, — решила Ирка, умело закуривая.
— Где горбишься? — спросил по делу Бледный.
— В одном закрытом учреждении.
— В почтовом ящике, что ли?
— Вроде.
— Работаешь головой или руками? — заинтересовался Шиндорга.
— Тем и другим, но больше ногами.
— Шестеркой, значит, — объяснил Бледный.
— Смотря сколько стрижет капусты, — лениво бросил Артист.
— Мне хватает, — заверил Леденцов. — Дело не в деньгах.
— А пришел за своими трояками, — усмехнулся Бледный.
— Чихал я на трояки, — насупился Леденцов. — Не люблю, когда бьют из-за спины.
— Ты и в прямой бы не устоял, — заверил Бледный.
— Это еще неизвестно.
— Может, попробуем?
— Кончай базар, — велела Ирка. — Желток себя в милиции доказал.
— Тогда вернем его трехи, но только натурой, — повеселел Шиндорга и полез в одну из сумок, стоявших под скамейкой.
В Леденцова плавно полетела бутылка. Он поймал. Нераспечатанная, ноль семь литра, плодово-ягодное, розовое.
— Пей! — приказал Шиндорга.
— Один?
— Один, из горла, до дна, не отрываясь.
Леденцов глянул на ребят. Они ждали.
Пить? Бутылку вина залпом, почти натощак, при подростках? Ему, оперуполномоченному уголовного розыска, непьющему, спортсмену? Не пить. Но тогда они вытурят его из Шатра и все полетит насмарку. Пить; в конце концов, он ничего не повредит, кроме своего здоровья.
Леденцов заправски сорвал полиэтиленовую пробку, сел на скамейку, расставил ноги, оглядел выжидательные лица и запрокинул голову. Теплая жидкость, чуть пахнущая какими-то ягодами и гнильцой, ненужно потекла в желудок. Тот не принимал ее, хотел сократиться и бросить вино вверх, обратно, но Леденцов зажал этот позыв и пил, пил, клацая зубами о стекло и стараясь не задохнуться. Наконец вино иссякло. Он потряс емкость, добирая запоздалую струйку, глубоко вздохнул и бросил посуду под лавку. Ему показалось, что ребята тоже вздохнули.
— Не слабак, — решил Артист.
— Дозу взять умеет, — согласился Бледный.
— А нам для расслабона? — капризно проныла Ирка.
Извлеклась еще одна бутылка и пошла по кругу, Леденцова уже минуя. За ней вторая. Каждый делал несколько глотков, передавал бутылку и до ее возвращения торопливо пыхтел сигаретой.
Леденцов посмотрел на купол. Он почему-то начал растягиваться и опадать, будто его неудачно надували. Обрадованные солнечные звездочки принялись играть друг с другом в какую-то мерцающую, мерцательную чехарду. А звездочка в самой маковке, крупная, уже целая звезда величиной с карманное зеркальце, нахально уставилась в больную переносицу. Он подмигнул ей, в ответ она прошлась по его лицу солнечным зайчиком.
— Старики… Так и живете? — спросил Леденцов, стараясь отринуть свое безмятежное состояние.
— А как живем? — лениво удивился Шиндорга.
— Скучно. Пьете вот…
— Работать нам можно? Можно. А выпить нельзя?
— Вы еще неокрепшие.
— Покрепче тебя, — отрезал Бледный.
— Почему это скучно? — не согласился Артист, берясь за гитару.
Он бросил на пол сигарету, тронул струны и запел грустным и неслабым баритоном, неожиданным для его узкой груди:
Я пройду по Неве,По гранитной земле.Света нет, только дождь,Ну а солнца не ждешь.Вместо солнца блеститКрасный мокрый гранит,И игла помогает ему,Солнце им ни к чему.Я иду по мосту,Сфинкс стоит на посту.Мокрый нос, мокрый хвост.В Ленинграде он гость.Помнишь, каменный зверь,Как в пустыне горел,От лучей и жары пламенея?..А теперь у тебя пневмония.
— Чьи слова? — спросил Леденцов.
— Все его — и слова, и музыка. — Ирка потрепала Артиста по раскидистым волосам.
— Душевно поешь, — похвалил Леденцов.
В узком проходе появилось острое лицо мальчишки — он заглядывал, как в расщелину.
— Юрка, заползай! — поманил Шиндорга.
Мальчишка опасливо, как в ту же расщелину, ступил в Шатер: любопытство пересилило. Его глазки зыркали по круглому полумраку, впитывая иную, запретную жизнь.
— Дозу возьмешь? — спросил Бледный.
— Какую дозу?
— Допинга…
Мальчишка пожал плечами, не зная, хочет ли он взять дозу и что такое допинг. Но глаза радостно ждали небывалого.
— Хлебни, — отечески посоветовал Бледный, протягивая ополовиненную бутылку.
— Зачем? Ребенок еще, — жестко бросил Леденцов.
— Ничего, мужиком вырастет.
Леденцов встал. Оперативно-воспитательная акция кончилась, не начавшись. Все. На себе он ради дела мог ставить опыты, но допустить спаивание ребенка…
Сейчас он выбьет бутылку из тонкой руки мальчишки, швырнет наземь Бледного и вызовет машину…
Но бутылку выбила другая рука, которая вроде бы повисла в беседке самостоятельно, без человека. Уж только вслед за ударом они увидели женщину, стоявшую в листвяном проеме входа. Она размахнулась еще раз, отвесила мальчишке выстрельную пощечину, выволокла его из Шатра и бросила через плечо:
