всякого угрызения совести, — Я также заслужил то, что моя жена подожгла мою машину, когда узнала о Софии и ее сестре. — Он томно вздыхает. — Я очень любил эту машину.
Мужчины.
Обычно, на основе этого анекдота я бы оценила его характер как печально несовершенный, но он только что подкинул мне замечательную идею для сюжета романа, поэтому вместо этого я даю ему поблажку и улыбаюсь. — Похоже, вы прожили интересную жизнь, месье...
— Эдмонд Шевалье. Управляющий домом, к вашим услугам. — Взмахнув беретом, он кланяется. Когда он выпрямляется, он улыбается. Берет хлопает обратно на лысую голову. — И да, я прожил очень интересную жизнь. Ах, истории, которые я мог бы рассказать вам, мадемуазель, от них у вас закружились бы волосы!
Я собираюсь напоить этого болтливого старикана и выудить каждую сюжетную идею, какую только смогу.
Эстель терпелива, но я боюсь, что если я не придумаю новую историю до конца лета, она совсем на меня махнет рукой. Эдмонд может стать именно тем вдохновением, которое мне нужно.
Стараясь не заламывать руки и не хохотать, как какой-то сумасшедший злодей из комиксов, я говорю: — Я бы с удовольствием послушала ваши истории. Не хотите зайти?
— Спасибо за приглашение, но я уже ухожу на обед. Я зашел лишь для того, чтобы представиться и пригласить вас на коктейль-вечеринку сегодня вечером в большом салоне. Эстель очень настаивала на том, чтобы я познакомил вас с другими соседями, чтобы вы чувствовали себя как дома. И я знаю, что все они с нетерпением ждут встречи с вами. Писательница среди нас! Это так волнительно!
Когда мой желудок сжимается, он хлопает, немного подпрыгивая от радости.
Это было бы очаровательно, если бы я не была слишком занята планированием моего неизбежного приступа инфекционного колита, чтобы заметить это.
Я не люблю вечеринки. Особенно вечеринки, где вокруг меня ходят, как будто я призовая свинья. Люди склонны считать авторов волшебными существами-единорогами, живущими интересной и гламурной жизнью, тогда как на самом деле мы - кучка неуклюжих интровертов, грызущих ногти и предпочитающих, чтобы им выкололи глаза раскаленной кочергой, чем заставляли разговаривать с совершенно незнакомыми людьми, что для интроверта примерно так же весело, как купать кота.
А еще неизбежно: “Читал ли я что-нибудь из вашего?”, на что я всегда молюсь Господи, будем надеяться, что нет.
Я живу в ужасе перед человеком, который читал мою работу и хотел бы предложить полезную критику.
— Мне очень жаль, Эдмонд, но я не думаю, что смогу...
— Ровно в семь часов вечера, моя дорогая! — Он живо машет рукой туда-сюда, будто стирая мой отказ с лица земли. — Не опаздывай. Ты не захочешь пропустить вступительное слово нашего художника-резидента к его новой коллекции, несколько работ из которой будут представлены на выставке. Он невероятно талантлив, просто невероятно талантлив. Вечеринка в его честь, если я не упомянул.
Я уже могу сказать, что Эдмонд будет стучать в мою дверь в 19:05, если я не появлюсь.
Я могу спрятаться в шкафу и притвориться, что меня нет, но я не хочу, чтобы Эстель узнала, что я веду себя грубо и асоциально. Тем более, что она так щедро предложила мне свою квартиру бесплатно на несколько месяцев и искренне пытается помочь мне навести порядок в моих делах.
Так что я смирилась с тем, что мне придется пережить отвратительный вечер, наполненный мучительным молчанием и попытками вести вежливый разговор с людьми, которые не испытывают такой тревоги от перспективы пообщаться с кем-то, заставляющим их прыгать с ближайшей высотки.
Но если кто-то спросит меня, замужем ли я, есть ли у меня дети, прольется кровь.
С энтузиазмом заключенного перед расстрелом я говорю: — Ладно, Эдмонд. Я буду там.
— Отлично! И я познакомлю тебя с Джеймсом, как только ты придешь. Я уверен, что вам обоим будет о чем поговорить, ведь вы такие творческие люди.
— Джеймс?
— Да. Художник. — Эдмонд хихикает. — Красивый дьявол. Популярный среди женщин. Самый привлекательный холостяк в Париже. Напоминает мне меня в его возрасте.
Эдмонд сбрасывает берет и прощается со мной, а потом, насвистывая, идет по коридору. Я смотрю ему вслед со странным предчувствием, формирующимся в моем нутре.
Не может быть. Это совпадение обстоятельств. В Париже, наверное, миллион красивых художников по имени Джеймс. Это не тот голубоглазый красавчик из кафе.
Но когда я захожу в большой салон в тот вечер, мне снова напоминают, как сильно судьба любит доказывать, что я ошибаюсь.
Глава 3
Он даже красивее, чем я помню.
Возможно, это сочетание света свечей и туманного сияния половых гормонов, которые массово вырабатываются группой простоватых женщин, окружающих его, но мужчина действительно потрясающий.
Стоя у рояля в углу элегантного салона, Джеймс весь в черном. Черная рубашка, расстегнутая на воротнике, черные брюки, черные кожаные туфли, которые, как я могу судить с места, где я стою, стоят больше, чем ВВП Гуама.
Общаясь со своими поклонниками, он не выглядит ни счастливым, ни непринужденным. На самом деле, он похож на загнанного в угол волка.
Интересно.
Потом он поднимает глаза, видит, что я смотрю на него, и замирает.
Я бы отвернулась, но я застыла. Прикипела к месту. Я превращена в камень тем самым толчком электричества, который пронзил меня в кафе, когда он посмотрел мне в глаза.
Нет, не в камень.
Расплавленная лава.
Тепло волной поднимается от груди к шее, потом охватывает мое лицо. Я стою, уши горят, сердце колотится, пока связь не становится невыносимой, и я не отрываю взгляд.
Облегчение наступает мгновенно.
Я клянусь себе, что больше никогда не посмотрю в его сторону.
— А, вот ты где! Добро пожаловать, моя дорогая, добро пожаловать!
Сияющий Эдмонд появляется рядом со мной и начинает целовать мою руку. Затем он наклоняет голову ближе и говорит заговорщицким шепотом. — Ты выглядишь très magnifique (прим. пер. с фр. - очень красиво) в этом платье. Половина мужчин в этой комнате, наверное, уже влюблены в тебя.
Платье, о котором идет речь, - это единственное платье, которое я привезла с собой, облегающее, из сапфирово-синего шифона, который чудом дополняет и мой цвет лица, и мою фигуру. Я взяла его импульсивно, думая, что, возможно, надену его в оперу или что-то в этом роде, но поскольку остальная моя одежда состоит из джинсов, футболок и удобной обуви, я решила, что это такая же хорошая возможность, как и любая другая.
—
