Не зная, к чему клонит министр, Завенягин ответил твердо:
– Холодно только три месяца, Лаврентий. А девять месяцев охрененно холодно. Но жить можно!
Скоро к Красноярску потянулись этапы из особо режимных лагерей Караганды и осужденных националистов Украины.
Так Михаил и еще около двухсот заключенных оказались на барже. Шесть суток пути вниз по Енисею. Дудинка встретила мрачными домами в виде бараков, промозглым дождем и холодным северным ветром.
Этап выстроили для переклички прямо на причале. Рядом с ним оказался китаец. Он толкнул в бок Спицына и спросил:
– Твоя нарам ехал? – Михаил утвердительно кивнул головой.
– Комму нарам, хоросо! – с завистью сказал китаец, подтягивая коротенькую курточку к ушам.
А моя низьма ехал.
– Под нарами, что ли? – Уточнил Спицын. Китаец утвердительно закивал головой:
– Та. Та! Низьма нарам ехал. Комму нарам, хоросо! Комму низьма, хероза, хероза!
До Норильска добирались двое суток пешком вдоль полотна узкоколейки, под непрерывный лай собак и окрики конвойных. В Кайеркане несколько десятков заключенных оставили для работы на угольной шахте. Остальные двинулись дальше. В Норильске заключенных распредели по отделениям. В отделения распределяли по статьям.
Два года Михаил работал на строительстве дороги Норильск – Валек. Возводили насыпь, в тачках перевозя дробленую породу. Несколько отделений каждое утро под маршевые звуки оркестра направлялись к месту работы. Под звуки марша возвращались в бараки. Если происходил какой-то несчастный случай с тяжелым исходом, работа прекращалась. Пострадавшего на носилках выносили вперед. За носилками пристраивались оркестранты, за ними заключенные. И под звуки «Прощание Славянки» возвращались в бараки.
После восстания и расстрела заключенных в 1953 году Норильлаг ликвидировали. Судимость со Спицына сняли, но реабилитировали только 1958 году. Потом работал слесарем в Центральной автотранспортной канторе. Плел тросы, стропы. Производил ремонт грузоподъемных машин. К своему первому отпуску накопил приличную сумму денег. Его не огорчало, что ожидаемый много лет отдых пришелся на конец февраля. Профсоюз выделил путевку в санаторий «Заполярье». Планы на будущее строил грандиозные. Решил остаться в Норильске. Главное для него было, за время отпуска найти невесту. Жениться. А потом получить вызов для нее и привезти в город.
Наконец самолет коснулся земли. Пробежал по дорожке, вырулил к стоянке. Подали трап.
В здание аэропорта «Северный» Спицын зашел небрежной походкой. Доха из волчьих шкур, сшитая мехом наружу, переливалась серовато-рыжеватым оттенком. В местах образующихся при ходьбе складок через первый слой шерсти из жестких остевых волос пробивался водонепроницаемый подшерсток. Пола, откидываясь при каждом шаге, показывала внутренность подкладки из блестящей шлифованной кожи. На ногах красовались белые фетровые бурки. Низ и передок бурок стягивали союзки из хромовой кожи коричневого цвета. В руке красовался новенький чемодан с металлическими уголками, изготовленный из плотного картона. Коричневый цвет чемодана гармонировал с цветом союзок на бурках. На шее красовался длинный серый вязаный шарф, свисающий до полы.
Появление крепкого элегантного мужчины в здании аэропорта не осталось незамеченным. Встречные, проходя мимо, с любопытством оборачивались. Женщины, взглянув, опускали глаза, но не выпускали из виду. Мужчины со скрытой завистью начинали осматривать себя, сравнивая. Пронесся шепот:
– Не иначе как артист какой-то! Ну, конечно, из Москвы.
Этот шепот уловили его уши. Спина при каждом новом шаге выпрямлялась. Походка становилась еще более раскрепощенной. Такое внимание к себе он не испытывал с периода оглашения приговора суда, 14 лет назад.
Ему очень хотелось по «нужде», но решил перетерпеть и дальше держать свою марку. Не «опускаться» до того, чтобы пойти в общий туалет. Хотя «опускаться» было не нужно. Туалет находился слева от привокзальной площади.
Выйдя из здания со словами: «Любезнейший. Ты свободен?» – важно уселся в такси.
– Гостиница «Север»! – прозвучало как «Москва – Кремль».
Такси остановилось у гостиницы. Спицын расплатился по счетчику и столько же дал сверху. Прошел в холл. Подойдя к стойке администратора, протянул паспорт, отпускной лист и путевку. Изучив документы, уже перезревшая девушка с каменным лицом и пустым взглядом положила документы на журнал. Полистала календарь. Задумалась, глядя Михаилу в подбородок, через сжатые зубы выронила из себя:
– Только на шесть мест.
«Наверное, ей мужика очень хочется», – сделал вывод Михаил, обратив внимание на манеру говорить через стиснутые зубы, этой «увядающей хризантемы». Приподнялся на цыпочки, чтобы администратор могла увидеть его одежду и оценить его статус. Но та, уронив глаза в журнал, не проявляла к нему никакого интереса.
«Что тебе тогда надо?» – недоумевал он. Попросил ее вернуть ему паспорт на время. Засунул туда пятерку. Вернул паспорт назад. Девушка очнулась, ожила и начала проявлять интерес к жизни и стоящему напротив мужчине.
– Извините! Могу только двухместный на сутки.
– Большое вам мерси! – Михаил подхватил чемодан и поднялся на второй этаж.
Зашел в номер. Обнаружив, что один, бросил доху на кровать и, сбивая углы, ринулся в туалет.
Вернувшись, упал на кровать, с нетерпением поглядывая на часы. До открытия ресторана оставалось полчаса.
Через двадцать минут начал одеваться. Накинул через голову «алкоголичку» – так называлась белая майка, высокие хлопчатобумажные носки, брюки-рейтузы, отделанные широкой резинкой по талии. Сверху накинул куртку с контрастной кокеткой и несколькими накладными карманами, в народе получившую название «хулиганка». Застегнул молнию на груди. Натянул бурки. Рукой взъерошил свой чуб. Достал из чемодана одеколон «Шипр», обильно сбрызнул себя всесоюзной парфюмерией. Стойкий аромат бергамота завис в воздухе. Повертелся, подпрыгивая у зеркала, чтобы видеть себя в полный рост. Взял с собой двести рублей, разложив по карманам.
Официантка почувствовала денежного клиента сразу. Любезно улыбалась, кокетничала, выпытывая, откуда занесло сюда такого дорогого гостя. Узнав, состроила глазки и упорхнула, неприлично раскидывая бедра по сторонам. Заказ принимала, показывая себя, как на подиуме. Поворачиваясь то в фас, то в профиль, старалась выпятить вперед грудь размером с детский кулачок.
Спицын застенчиво опустил глаза и начал изучать меню. Название многих блюд он не знал. Некоторые не мог прочитать с первого раза. Поэтому старания ее не оценил и сделал традиционный заказ: пятьсот грамм водки, селедка, отбивная.
Зал постепенно заполнялся. Уже хорошо приняв на грудь и разобравшись с селедкой, откинулся на стуле. Начал изучать гостей ресторана. Разномастная, в основном молодая галдящая публика пила и закусывала, не обращая на него никакого внимания.
«Жаль, что нельзя сидеть здесь в дохе», – подумал Михаил. – «Тогда на меня бы точно обратили внимание».
Заиграл оркестр. Публика зашевелилась, загудела. Михаил заерзал на стуле. Ноги тянули его в центр зала. Знакомая до боли мелодии «Лучший город земли» звучала вызывающе. Но когда выскочившие начали выписывать причудливые движения ногами и руками, порыв Михаила сразу охладился. Таких движений в танцах он еще не видел, и понятно, что так танцевать не мог. Он загрустил.
Следующая песня «Хорошие девчата, заветные подруги» снова оживила его, но пока он высматривал, кого пригласить на танец, за столиками остались две убогие участницы «продразверстки».
Он закурил. Когда музыка закончилась, начал высматривать себе девушку для того, чтобы сыграть на опережение. Положил глаз на даму, сидящую через два стола с обреченным лицом, изучающую вилку, которую вертела перед собой. Ее напарник, плешивый толстячок, уминал куриную ножку, то и дело шмыгая носом и вытирая его рукавом. Цель была обозначена.
Заиграла музыка. Рванувший было со старта Михаил вдруг тормознул так, что кожаные набойки его бурок задымились. Под песню «Нам бы, нам бы всем на дно» из кинофильма «Человек-амфибия» зал опять замелькал ритмичными движениями рук и ног. Он не знал, что на танцевальных площадках Советского Союза уже давно набрал обороты модный танец твист. Из-за большого расстояния этот популярный и запрещенный в то время танец смог добраться по Енисею только до Игарки и завис там, в порту небольшого ресторана. Ему понадобится еще более двух лет, чтобы преодолеть полярный круг и ворваться в Норильск.
Вдруг кто-то повис на его шее, обнимая, ударяя в грудь, хлопая по его плечам, сжимая руки с постоянными возгласами:
