Джеббс, едва получив газету в руки, сразу весь углубился в поиски в ней хоть какой-то информации о прибытии столь важной научной экспедиции, а лучше собственного портрета в полный рост, в охотничьем костюме и пробковом шлеме, чтобы одна нога на трупе льва, а во второй руке ружье и чтобы дымок еще шел… На что я заметил, что Джеббс мог видеть льва только в зоопарке и то, держа в это время за руку маму. На что он ответил, что даже уже эскимосы применяют фотомонтаж для получения красивых видов Аляски, хотя всем давно известно, что там кроме нефтяных вышек уже ничего не осталось, и я сам мог бы быть уже в курсе данного достижения, если бы мы с цивилизацией не развивались в противоположных направлениях. Но в этой милой стране наверняка нашлась бы парочка отчаянных парней, которые смогли бы увековечить личность Джеббса на страницах своей передовицы, будь у них чуть больше свободного времени.
Нашу слегка затянувшуюся дискуссию прервал то ли полукрик, то ли полувздох Джима: «О, нашел!» Мы тут же заглянули в его, второй, более свежий выпуск и обнаружили, что нашел не Джим, а нашли пограничники, точнее, обнаружили и задержали банду незаконных добытчиков алмазов на границе с соседней страной. Были и фотографии, две: профессора с наручниками и грузовика без. В статье также указывалось, что до сих пор не обнаружены остальные члены банды, а также их базовый лагерь, но ведутся их активные поиски. Молча и спокойно мы оторвали взгляд от четырехполосной пакостной газетенки и медленно осмотрели горизонт. Почти одновременно наши глаза уперлись в малюсенький столбик пыли, который был так далюсенько от нас, очень медлюсенько приближался и обозначал большусенькие проблемы. В жизни я бы не поверил, что люди в состоянии рыть так быстро окопы, если бы не участвовал в этом сам. Причем я видел работающего Джеббса, а это было уже само по себе невероятным событием, и ради этого зрелища стоило проделать сюда столь долгий путь.
За сорок минут, за которые облачко пыли медленно превращалось в столб пыли, тянувшийся за военным джипом, мы успели основательно окопаться, и, будь у нас пары пушек, Роммель был бы нам уже нипочем. На джипе приехали двое. Загорелые негры, в форме, с автоматами и недобрыми лицами. Мы как могли старались придать своему английскому местный акцент и наперебой на нем говорили, что никаких бандитов мы не знаем, грузовика их никогда не видели тоже, на каком корабле они приплыли вместе с нами, мы не знаем, и когда они обещали вернуться, мы тоже не в курсе. Военные, так и не промолвив ни слова, и, надеюсь, не поняв ничего из той околесицы, что мы несли, проследовали дальше к деревне. Проезжая через полчаса обратно, они снова посмотрели на нас, но мы были уже подготовлены — дружно кланялись, говорили: «Масса, масса» и махали Джеббсовым белым платком в горошек. Когда облако за джипом стало снова уменьшаться, мы попадали под тент от усталости и нервного напряжения и приняли совместное решение: в честь нашего спасения сегодня вечером устроить праздник, дунуть и позвать девок.
Дунуть — это означало выкурить мою заначку — разлапистую веточку марихуаны, которая уже давно дожидалась своего часа в книге, что читает иногда Джим, где она бережно хранилась уже не первый месяц в ожидании особого случая. Позвать девок — это пригласить двух разбитных сестер-монашек, которые еще несколько лет назад были нью-йоркскими проститутками, попавшими однажды в неприятную историю в Большом Яблоке, и, чтобы не кормить рыб в Гудзоне, они предпочли стать на путь Божий, но как можно подальше от родного берега. Одну из них звали Эльза, а другую Елен, хотя она просила называть ее Елена, чтобы она не забывала свои русские корни, но мы, конечно, звали ее как нам удобнее — Елен, а она больше нас и не поправляла.
Отношения между нами за этот неполный месяц сложились довольно дружеские, я бы даже сказал, соседско-платонические, хотя как по мне, то уже пора было переходить к плотоядным, тьфу, то есть плотским отношениям. Но стратежный Джеббс предложил не спешить с этим делом, так как они все-таки монашки, пусть и с прошлым, а мы как-никак теперь научные работники, хоть и наемные, и это нас немного сдерживало и дисциплинировало. Джеббс очень мечтал стать нобелевским лауреатом, а тут такой шанс! Но сегодня пелена спала с наших глаз и мы вместо научных снова превратились в обычных, чудом спасшихся работников, и поэтому было принято решение устроить по этому поводу небольшое бордельерро местного значения с привлечением выпивки, легких наркотиков и, надеюсь, доступных женщин.
Переговорщиком от нас был единогласно выбран Джеббс, как самый представительный и самый одетый, потому что у нас с Джимом из одежды были на двоих только одни штаны с майкой. Благо последняя была достаточно длинна, чтобы прикрывать колени, чего нельзя было сказать о штанах, для которых и слово «бриджи» уже стало недосягаемым. Джеббс вернулся назад довольно быстро, в приподнятом настроении, и сообщил, что дамы будут, причем не одни, а вместе с флягой спирта. Не успел я понять, чему я рад больше, как Джеббс сразу же предложил сестер поделить заранее. Джим возразил, что это не совсем корректно, что мы с ними едва знакомы и заниматься банальным распределением в такой интимной сфере, как личностные межполовые отношения, по крайней мере, неэтично и бесполезно, сердцу, мол, не прикажешь… Даже я посмотрел на Джима как на инопланетянина. Нет, ну я знал, что он девственник, но все имеет свои пределы!
— У них есть спирт, у нас — трава, надо делить сейчас, чтобы потом не было неразберихи, — практично подвел итог всем этим разглагольствованиям Джеббс.
Решили тянуть бумажки с именами. Джеббс сказал, что он будет тянуть два раза.
— За то, что ходил, — заглушил он мой недовольный окрик. — А если не нравится, сейчас схожу еще раз, и Санта с Клаусом уже ни к кому не придут. Вас с вашим видом все равно только в темноте показывать людям можно.
Я потер бороду и кивнул.
— Лишь бы ночь была безлунная, — успел вымолвить Джим, как Джеббс уже быстренько нарвал четыре бумажки, надписал две из них, свернул, перемешал, сказал, что будет тянуть первый, и вытянул, одну с буквочкой «Е», а вторую с — «Э».
«Да… Не везет так не везет», — подумал я, вертя вместе с Джимом в руках пустые бумажки. Джеббс поспешил готовить себе на ночь тройное брачное ложе, а наши одеяла предложил нам постелить на другом конце пустыни, ну или хотя бы за линией траншей, опоясывающей весь наш небольшой лагерь. Переселяться мы отказались напрочь и сказали, что раз не будем участвовать в ночной оргии, то посмотреть, ну или, в крайнем случае, послушать, если ночь все-таки будет лунная, имеем полное право.
Дамы прибыли вовремя, фляга тоже не опоздала.
— Ух, какие симпатичные! — изрекла Эльза, которую многие, даже жившие долго и одиноко в пустыне, все равно назвали бы безобразной. Вторая, Елен, была не в пример симпатичнее подруги, я бы даже сказал, что было в ней что-то ангельское, она была более сдержанна на слова и поступки и поэтому целомудренно промолчала.
— Надоели мне эти обезьяны! — продолжала первая. — Целый день им талдычишь про любовь к ближнему своему, они кивают дружно, а потом ночью прирежут своего соседа и едят его до утра, а нам затем потроха на суп несут… Брррр!
— Да, с мясом здесь туговато… — это, наконец, подал голос мой белокурый ангел.
Тут я вспомнил, как сладострастно на нас с Джимми смотрели двое местных на прошлой неделе. Мы еще подумали, что гомосексуализм докатился и до этих мест, Джим смеялся, а мне стало тогда тошно. Сейчас мне снова стало тошно, но уже по-настоящему. Меня спас Джеббс, который крикнул, что стол готов. Когда мы зашли за ряды ящиков, пространство, огороженное ими, можно было вполне считать за комнату, мне стало понятно, что готово, скорее всего, ложе на троих, а мы с Джиммом даже на первой части вечера будем выступать статистами. Такого мы терпеть уже не могли и немного перетряхнули приготовленную для трио «Zavodnoy DJebbs vs Monashki» постель, скрутили одеяла и уселись на них верхом поближе к ящику с кучей открытых консервов. Сестры тоже приняли самое живое участие в разделе постельных принадлежностей и присоединились к нам и все принялись уплетать все те деликатесы «черного дня», которые мы достали из самых тайных ящиков. Джеббс ел за троих, видать копил килокалории для решающей битвы, а как дошло дело до консервированных персиков, то он пробубнил с набитым ртом, что может на спор съесть все оставшиеся пять банок. Никто, конечно, не дал осуществить ему столь гнусный план и персики были распределены более менее справедливо, но при слове «спор» я тут же вспомнил о Дяде…
Глава третья
«Не каждый дядя достоин отдельной главы, да еще и с эпиграфом…»
Итак, при слове «спор» я тут же вспомнил о Дяде. Надо признаться, что я вспоминаю его не только после этого слова, но и после некоторых других слов, а иногда и просто так, но сегодня он мне вспомнился именно после этого. Я могу вам немного рассказать о нем. Хотя я могу рассказать и много — там хватит на целую книгу и не одну, но я думаю, что и небольшого знакомства с моим дядей будет для вас вполне достаточно, он умеет достаточно быстро утомлять, даже в пересказанном виде. Я буду называть его Дядя, да, именно «Дядя» и непременно с большой буквы. Хотя он действительно приходится мне родным дядей, и я прекрасно знаю, как его имя, но не буду поминать его всуе, а буду просто уважительно называть его Дядя…
