Саншайн согласилась. Незнакомец был, по крайней мере, шесть футов пять дюймов сплошных твердых мышц. Даже под толстой, кожаной байкерской курткой, скрывавшей его верхнюю часть тела, он был, без сомнения, хорошо сложен и мускулист. Она никогда не встречала такого твердого, стального тела.
После некоторых усилий, они наконец втащили его в грузовик. Они ехали в клуб ее отца, и Саншайн держала голову незнакомца на своем плече, откинув его светлые волнистые волосы с точеных черт лица. Вокруг него витало что-то дикое, неприрученное, что напомнило ей о некоем древнем воине. Его золотистые волосы были свободно зачесаны назад, что сказало ей о том, что он заботится о своей внешности, но не одержим этим. Темно-коричневые брови выгнулись дугой над закрытыми глазами. Отросшая за день щетина делала его лицо совершенно восхитительным. Даже находящийся без сознания, он был неотразим и потрясающе красив, и его близость разбудила у нее глубоко внутри какую-то потребность.
Но больше всего в незнакомце ей нравился теплый мужской аромат, смешанный с запахом кожи. Это заставляло ее желать понюхать его шею и вдыхать эту крепкую смесь допьяна.
— Итак, — произнес Уэйн, ведя машину. — Ты знаешь, что с ним случилось?
— Ему досталось от карнавальной платформы на Марди Гра.
Даже в тусклом освещении кабины она могла сказать, что Уэйн одарил ее взглядом «тычокнутая?».
— Сегодня вечером не было никакого парада. Откуда она там взялась?
— Я не знаю. Могу предположить, что он отмечен богом или еще что-нибудь.
— Хм?
Она пропустила руку через взъерошенные светлые волосы и поиграла двумя косичками, заплетенными у левого виска, отвечая на вопрос Уэйна:
— Это была большая платформа Вакха[4]. Я только подумала, что бедный парень должно быть чем-то прогневил этого бога, что тот переехал его.
Уэйн забормотал тихо:
— Должно быть, очередная выходка мальчиков из братства. Кажется, каждый год один из них крадет платформу, что доставляет им удовольствие. Интересно, где они оставят транспорт на этот раз?
— Ну, они попытались припарковаться здесь, на моем друге. Я рада, что они не убили его.
— Уверен, что он тоже будет рад, когда очнется.
Без сомнения. Саншайн прижалась щекой к голове пострадавшего, и вслушивалась в его медленное, глубокое дыхание.
Что имелось в нем такого, что было невозможно устоять?
— Приди в себя, — сказал Уэйн после короткой паузы. — Твой отец описается от этого. Он съест мои яйца на завтрак, когда узнает, что я привез к тебе незнакомого парня.
— Тогда не говори ему.
Уэйн ответил ей свирепым взглядом.
— Я не могу не сказать ему. Если бы с тобой что-то случилось, то это была бы моя ошибка.
Она раздраженно вздохнула, рассматривая круто изогнутую линию бровей незнакомца. Почему он показался ей таким знакомым? Она никогда раньше не встречала его, но у нее было ощущение дежа-вю. Как будто каким-то образом она знала его.
Странно. Очень, очень странно.
Но она уже привыкла к странностям. Ее мать написала книгу на эту тему, и Саншайн заново переосмыслила это.
— Я большая девочка, Уэйн, и могу сама позаботиться о себе.
— Да я в течение двенадцати лет жил с толпой больших волосатых мужиков, которые ели маленьких девочек, которые, как ты, думали, что смогут позаботиться о себе.
— Прекрасно, — ответила она. — Мы положим его на мою постель, а я буду ночевать у родителей. А утром я проверю его вместе с мамой или одним из моих братьев.
— Что, если он очнется до того, как ты пойдешь домой, и обманом захватит тебя?
— Захватит что? Моя одежда не соответствует ему, и у меня нет с собой ничего значительного. Если, конечно, ему не понравится моя коллекция Питеров, Полей и Мэри.
Уэйн округлил глаза.
— Хорошо, но пообещай мне, что ты не дашь ему шанса навредить тебе.
— Я обещаю.
Уэйн посмотрел на нее не очень довольно, но остался относительно спокойным, поскольку вез их к ее чердаку на Канал-стрит. Однако он ругался себе под нос всю дорогу.
К счастью, Саншайн привыкла игнорировать мужчин, которые делали это.
Как только они подъехали к дому, где находился ее чердак, который был расположен прямо около бара ее отца, им потребовалось добрых пятнадцать минут, чтобы дотащить незнакомца от грузовика до ее квартиры.
Саншайн направила Уэйна в ту часть дома, где она натянула ткань из розового хлопка, чтобы отделить спальную часть от остального пространства большой комнаты.
Они аккуратно разместили ее гостя в кровати.
— Хорошо, пойдем, — произнес Уэйн, беря ее за руку.
Саншайн мягко отстранилась.
— Мы не можем вот так оставить его.
— Почему нет?
— Он весь в крови.
На лице Уэйна появилось раздражение. Такой взгляд появлялся рано или поздно у каждого из ее окружения — о'кей, это чаще всего происходило рано.
— Иди, посиди на кушетке, пока я раздену его.
— Саншайн…
— Уэйн, мне двадцать девять лет, я — разведенная художница, которая рисовала обнаженное тело еще в колледже, и я воспитывалась с двумя старшими братьями. Я знаю, как выглядит голый мужчина, о'кей?
Рыкнув, он вышел из ее спальни и направился к дивану.
Саншайн глубоко вздохнула, когда повернулась к ее герою в черном. Он выглядел гигантом на ее кровати.
Он был также весь в грязи.
Осторожно, чтобы не навредить ему, она потянулась снять с него куртку, которая была так хорошо сделана, как она еще не видела. Кто-то полностью расшил ее красным и золотым кельтским орнаментом в виде завитушек. Это было просто здорово. Подробно изучив древнее мастерство, она была уверена в этом. Всю жизнь ее влекло к кельтским предметам. Она съела зубы на их искусстве и культуре.
Как только Саншайн расстегнула куртку, она пораженно замерла, так как под ней у него ничего не было. Ничего, кроме глянцевой золотисто-коричневой кожи, при виде которой ее рот увлажнился, а тело немедленно запульсировало. Она никогда в действительности не имела дела с таким телом, крепким и отлично сложенным. Был виден каждый мускул, и даже в расслабленном состоянии его сила была очевидна.
Этот мужчина был божествен!
Она жаждала нарисовать эти совершенные пропорции, чтобы увековечить их. Тело столь явно прекрасное требуется сохранить. Она стянула его куртку и осторожно положила ее на кровать.
Включая прикроватную лампу на тумбе рядом, она пристальнее всмотрелась в него, и была сбита с ног тем, что увидела.
Ка-рам-ба!
Он был еще более великолепен, чем напавшие на нее люди. Его волнистые светлые волосы вились сзади вокруг шеи, а две длинные тонкие косички падали на его обнаженную грудь. Глаза были закрыты, но его темные ресницы были греховно длинны. Лицо его было изваяно совершенно, с высокими изогнутыми аркой бровями, и он выглядел величественным и все еще неприрученным.
