взгляд на её карие глаза. На её глубокие карие глаза, горящие огнём. В это мгновение мне захотелось изучить её всю. Изящная, плавная и цепляющая фигура, бархатные чёрные волосы, спадающие ниже тонких белоснежных плеч. Чёрный шёлк, обнимающий её талию. Я чувствовал его своими пальцами, желающими спуститься ниже. Нет! Это не пальцы, а я. Я желал спуститься ниже к её идеальным бёдрам.
– Теперь ты чувствуешь, ангел?
– Да, чувствую.
Она ударила мне по коже своим тёплым дыханием. Я взглянул на её губы, одетые в бордовую помаду. Я слышал их шёпот, их клич, их зов. Я чувствовал их поцелуй. Их невыразимо нежное прикосновение к моим губам.
– Вот она, Лонли, та любовь, которой ты так грезишь. В помойке ночного клуба ты, ангел, целуешь демона, которого едва знаешь. Теперь видишь?
– Вижу, Лилит. Но позволь мне ответить.
4
Мы сидели на крыше театра. Я, поддавшись неведомому влечению, обнимал её. Больше не было слышно ни какофонии звуков, ни мерзотной музыки. Я слышал лишь её дыхание, пронизывающее ночную тишину.
– Всё что ты хотел мне показать – это скучный парк?
– Нет, Лилит. Я хотел показать иную сторону любви, хотел уйти от этих ужасающих тошнотворных звуков, которые музыкой назвать сложно.
– Интересно, что же предпочитают ангелы. Музыку Сфер?
– Другие ангелы – да, а я – нет.
Я достал из своего рюкзака колонку и включил прекрасную рок-балладу, подошёл к сидящей Лилит, взял её ладонь в свою и лёгким, но уверенным движением, притянул к себе. Мы медленно закружились в танце бесконечной нежности. Мне вновь захотелось почувствовать это электризующее касание губ. Её губ.
– Теперь видишь, Лилит? Любовь не ограничивается твоими клубами и кабаками.
– Быть может, но желание…
В этот момент я снова поцеловал её. Страстно, с жадностью, присущей самым яростным любовникам.
– Не такой уж ты и святой, Лонлизефель. Даже сейчас, в своем парке, показывая «иную сторону» любви ты одержим влечением, жаждой и…похотью. – Сладко прошептала мне Лилит.
Четверг
1
Я проснулся в своём доме гораздо позже обычного, потому, выйдя на улицу, увидел лишь пустые улочки и ангелов-арфистов, играющих где-то вдалеке. Пробравшись к площади, я заметил, что все уже разлетелись. Все, кроме того, которого я меньше всего желал сейчас видеть. Сам Метатрон Глас Божий спустился к меньшим ангелам.
– Тебя не было на утреннем построении, Лонлизефель.
– Метатрон, я…
– Друг мой, прежде чем ты начнёшь, хочу предупредить, что мне не нужны твои оправдания. Я хочу услышать чёткую причину твоего отсутствия.
– Конечно. Меня не было, потому что…я плохо себя чувствую. Да, должно быть силы Ада наложили на меня какое-то проклятье или вроде того. – Врал я ужасно, хотя, в каком-то смысле, ложью это не было. Я действительно ничего не помнил со вчерашнего вечера.
Метатрон приподнял левую бровь.
– Проклятие говоришь?
– Да, забвение или…эмм…крепкий сон.
– Бедняга. – Сказал Метатрон, покачав головой.
Резко внутри что-то сжалось. Мои конечности оцепенели, крылья выгнулись назад, а от боли мне пришлось встать на колени.
Метатрон стоял надо мной с поднятой вверх рукой. Снизу архангел выглядел ещё выше, величественнее и, как мне тогда показалось, зловеще. Его благородное красивое лицо искрило благодатным светом, а крылья являли собой именно тот спасительный образ, который представляют люди при слове «ангел». В его глазах я прочёл укор.
– Как ты смеешь шутить на такие темы, Лонлизефель?! – Громом бросил архангел, – Этой ночью погибло пятьсот наших воинов! Все они пали под натиском демонических трезубцев и теперь, вероятно, жарятся в вечном пламени Преисподней, пока ты спокойно спишь!
– Что?! Как?!
– Противник, не знаю каким образом, перебросил целый взвод на Землю. Мы отбивались, но демоны застали нас врасплох. Никто не смог понять, откуда взялась брешь в защите.
– Так чего ты хочешь от меня? – Сквозь зубы, терзаемый болью, выкрикнул я.
В этот момент Метатрон опустил руку, и магия исчезла. Я ощутил несравненное облегчение.
– От тебя, Купидон, я требую уважения к делу своих братьев и безупречного выполнения своих бессмысленных обязанностей. – Спокойно, но твёрдо произнёс Божий Глас.
– Бессмысленных, Метатрон? Скажи мне, о великий архангел, почему я должен уважать других, если никто не уважает меня? Вы давно считаете любовь чем-то незначительным, чем-то глупым, хотя её роль в жизни людей огромна.
– Прошу тебя, Лонлизефель, избавь меня от этого бреда. Любовь в нынешнем мире людей – это всего лишь громкое слово. Рудимент, как выражаются человеческие учёные – остаток от некогда действительно великого чувства. Сейчас людьми движет похоть и желание, и все их отношения стоят на этих двух столпах.
– Это…неправда. – Слова Метатрона заставили меня замяться. Я смутно помнил события прошлой ночи, но в глубине души осознавал, что своими действиями подтверждал умозаключение архангела.
– Ты копошишься в грязи человеческих чувств словно боров. Пытаешься разобрать эту черную кучу догоревших углей зависти и гнева, в надежде отыскать теплоту любви. Веришь, что ещё не поздно возродить в людях…добро, не замечая, что для них всё давно потеряно.
– Тогда зачем Отец назначил меня Купидоном?
– Затем, чтобы отсрочить неминуемую кончину человеческого рода, я полагаю. Сожалею, Лонлизефель, но люди слабы и в скором времени они падут жертвой собственной гордыни, зла и похоти, если демоны не растерзают их раньше.
– В таком случае, ради какой высшей цели пятьсот наших воинов пали сегодняшней ночью? Почему силы Небес продолжают сражаться?
– Потому что любовь к этим несовершенным созданиям всё ещё не исчезла в нас. – С грустью в голосе ответил мне архангел.
Метатрон взмахнул огромными крыльями и в ту же секунду исчез. Я побрёл к краю площади. Шаг, и я падаю на Землю, выполнять свою «бессмысленную» работу.
2
– Я закрываюсь, Фель, как это ни печально. – Собирая вещи в сумку, сказал дядя Слава.
– Что? Но почему?
– Посетителей нет, дело не окупается. Зато теперь буду проводить больше времени с семьёй.
– И что ты собираешься делать?
– Уедем в другой город, я думаю. Там подыщу что-нибудь, а, может быть, открою свой бизнес. Посмотрим.
Лёгкая грусть не спадала с широкого бородатого лица дяди Славы. В его глазах я читал полную неуверенность в том, что будет дальше.
– Дядя Слава, чтобы ни было, я желаю тебе успехов во всех начинаниях и даю своё благословение.
– Ты же знаешь, Фель, я не очень-то набожный, так что сомневаюсь, что твой «босс» одобрит это благословение, но всё-таки спасибо.
Я крепко обнял старого баристу. Пожалуй, только сейчас я осознал, что друга ближе у меня никогда не было. Друга, отпускать которого я искренне не хотел, хоть и понимал, что выбора нет.
Мы выпили по чашке свежего ароматного латте, после чего я помог загрузить вещи дяди Славы в машину. Смотря вслед удаляющемуся автомобилю, я почувствовал, что стою совершенно один среди черной пустоты холодной вселенной.
– Бариста уехал? Как грустно…его кофе был самым приличным в этом городе. – Сказал голос из-за моей спины. Голос, мигом наполнивший пустоту тревожным чувством. Голос, который я никогда уже не перепутаю.
– Лилит!
