– Я изыму их в качестве вещественных доказательств, – зашептал Люка ему вслед, вынимая из кармана пиджака пару чистых конвертов с собственной монограммой.
– Здравая мысль, – ехидно шепнул Мегре, обернувшись к нему. – Надеюсь, за ней последует не менее здравая мысль.
– Какая?!
– Оставить нас наедине. Вы ведь знаете, коллега, с женщинами лучше говорить тет-а-тет.
– Как скажете, комиссар, – не обиделся Люка. – Встретимся за обедом…
– Вы обещали показать мне шрам, – буркнул комиссар Мегре хозяйке, вернувшись в гостиную.
Та склонила головку, открывая глазам комиссара аккуратные ушки и стройную белую шею. А также красный рубец на самой макушке, который никак не мог быть оставлен горизонтально расположенной полкой. «Ударили сверху не очень тяжелым тупым предметом» – подумал Мегре. Сделав паузу, в течение которой вдыхал сладостный запах существа, основным свойством которого была безбрежная женственность, он сказал:
– Там мы нашли еще и…
– Иногда, комиссар, мне хочется быть глупенькой, – умильно захлопала ресницами Генриетта, – и я становлюсь блондинкой…
– Вы становитесь блондинкой и спешите в кладовку, чтобы испытать стойкость… краски? – комиссар много бы дал за возможность увидеть женщину без платья, без этого длинного платья с длинными рукавами. Всем своим существом он чувствовал, что оно скрывает от его полицейских глаз не одну гематому.
Тут во входную дверь постучались, Мегре прошел в прихожую, открыл дверь. На пороге стоял консьерж Жерфаньон. Естественно, с радиотелефоном в протянутой руке.
– Вас прокурор Паррен спрашивает! – воскликнул консьерж, поедая глазами знаменитого сыщика «при исполнении».
– Паррен стал прокурором… – удрученно проговорил Мегре, направившись на веранду с трубкой.
Говорил он в нее уже бодрым голосом:
– Поздравляю вас, дружище, недолго вы пробыли помощником, – в парке тарахтела газонокосилка Садосека, и комиссару приходилось повышать голос.
– Спасибо, Мегре, – холодно ответил Паррен, услышав, видимо, критическую реплику комиссара. – Как идут дела?
– Как всегда. Думаю, за два дня управлюсь, если, конечно, подозреваемые мною лица будут благоразумны.
– Вы уже знаете, кто совершил преступление?
– Думаю, я догадываюсь, кто совершил убийство. Но пока не хочу догадываться, кто его поставил.
– Знаете, какая у нашего профессора Перена любимая поговорка? «Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью[10]». На мой взгляд, это поучительная для сыщика поговорка.
– Я слышал ее от профессора и намотал на ус.
– Что ж, отлично. Еще хочу сказать, что дело получило огласку, и, как только откроется дорога, репортеров вокруг вас будет туча.
– Вы огорчили меня, прокурор, своим прогнозом. Я предпочитаю солнечную погоду.
– Все предпочитают солнечную погоду Да, вот еще что. Министр сказал, что если с вами что-нибудь случиться, ну, повторный инфаркт или что такое, меня, скорее всего, отправят в отставку. Так что поберегите себя, умоляю…
– Спасибо, прокурор. Сейчас я чувствую себя так же хорошо, как во время расследования первого своего дела. Ренессанс, да и только.
– Ренессанс? В таком случае, до свиданья, Микеланджело… Я вам еще позвоню.
Мегре, вернув трубку консьержу, задумался. Сначала ему вспомнилось прошлое, вспомнилось, что во время расследования первого своего дела он чувствовал себя не так уж хорошо, по крайней мере, психологически. Так же чувствовало себя и начальство, отправившее его в отпуск, чтобы следственные действия молодого полицейского выглядели в глазах общественности эгоистическими. Мало-помалу мысли комиссара вернулись к настоящему. Во время разговора с прокурором Парреном он слышал в трубке неразборчивые, но знакомые звуки. Он, конечно, определил бы их природу, если бы размышления не пресекли серебряные звуки гонга, звавшие к ужину. От этих звуков у комиссара, проголодавшегося на свежем воздухе, засосало под ложечкой; мгновенно забыв обо всем, он устремился к святилищу Рабле.
6. Карин Жарис
После обеда (чудо-суп из морских гребешков, изумительные эскалопы с ромом по-королевски, фисташковое пирожное, в трех экземплярах растаявшее во рту) Мегре сходил в процедурный кабинет (после инфаркта комиссара кололи три, а то и четыре раза в день). Вернувшись к себе, он прилег в гостиной на диване – сладко накатившая дремота убедила его на сей раз изменить слишком уж неблизкой кровати. Уже засыпая, Мегре вспомнил записку. Записку Карин Жарис. Неделю назад, еще до убийства Мартена Делу, он случайно обнаружил ее в книжном шкафу, в «Петерсе-латыше», в первой книге, в которой писателишка расплющил комиссара как постельного клопа, расплющил морально, отведя более чем второстепенную роль. Сон сняло, как рукой – в записке упоминался господин d’Loup! Мегре встал, достал письмо (оставленное им на месте, то есть в книжке), стал читать, благо очки на этот раз нашлись сразу.
Письмо было написано 27 июля 1967 года, имя адресата отсутствовало. Вот его содержание:
Знаю, письмо дойдет до Вас нескоро. Скорее всего, в этот момент я, благодаря профессору, буду далеко, буду там, где всегда хотела быть. Почему я Вам пишу? Наверное, потому что симпатизирую Вам и, по сути, почти всю жизнь была рядом с Вами. А во-вторых, у Вас пытливый ум, и Вы наверняка попытаетесь все узнать. Не делайте этого! Подчинитесь профессору, и все кончится неплохо. У всех все кончится неплохо – Наполеон дождется Груши[11], великий сыщик найдет то, чего раньше не находил, d’Loup умрет в живительных муках. Все кончится неплохо, и потому не надо ничего предпринимать. Всего Вам доброго,
Ваша Карин Жарис.Отложив письмо, комиссар походил по комнате. Улегся на подвернувшийся диван, заложил руки за голову и отдался мыслям, внутренне сожалея, что вместо послеобеденного сна должен теперь соединять концы с концами:
– Чертовщина какая-то. Эта женщина двадцать с лишним лет назад знала, что Волк, то есть Мартен по прозвищу Лу умрет, а я буду проводить расследование… А кто это «великий сыщик»? Я никогда не считал себя таковым. Нет, похоже, кто-то пытается сыграть со мной злую шутку.
Кто он?
Человек, который был уверен, что я непременно раскрою эту книжку.
Этот человек – профессор с его любовью к театру? Может быть… Он знает обо мне все. Даже то, чего я сам не знаю. А может, это Аннет Маркофф написала? Она любит и умеет подшутить над своими подопечными. Да нет, конечно же, нет…
А все-таки замечательная служанка, эта Аннет Маркофф, стопроцентная горничная, – задумался Мегре в попытке отвлечь мозг от загадки, сверлившей его упрямой сталью. – Видимо, Бог специально постарался. Ничего в ней лишнего, даже недостатки к месту…
Нет, гадать бесполезно. Эх, вызвать бы эту Карин Жарис, посадить за стол напротив, и допросить по полной программе. Люка, тот, всамделишный, сделал бы это блестяще. Мастак, ничего не скажешь. Да и малыш Лапуэнт справился бы на «отлично». Не говоря уж о Жанвье или Торрансе, – Мегре поименовал всех членов своей команды, это всегда приводило его в хорошее настроение. – Все же, кто этот «великий сыщик»?.. Если не я, значит, в санатории есть еще один проныра, действующий инкогнито? Или вскоре появится? Нет, два сыщика в одной банке, это никуда не годится…
Комиссар встал, походил по номеру взад вперед. Подошел к письменному столу, на котором лежал лист белой писчей бумаги и авторучка. Двумя днями раньше он хотел написать супруге, но приболел и не собрался. Посмотрев на лист, призывно белевший, сел, взял ручку, стал писать, посмеиваясь в усы:
Мадмуазель Карин Жарис,
Тот Свет.
Повестка.Мадмуазель Карин Жарис 1936 года рождения вызывается 17 октября 1987 года в 15–00 в санаторий «Эльсинор», 204 комната, для дачи показаний по делу о смерти Мартена Делу, называвшегося также Волком. Явка обязательна.
Бригадный комиссар Мегре.Написав это, он некоторое время сидел, разглядывая свою письменную выходку. Затем, постыдившись, разорвал ее крест-накрест, выкинул в форточку, тут же пожалев об этом. Сегодня вечером Садосек непременно доложит профессору, что этот Мегре бросает в форточку мусор. И профессор не преминет прочитать комиссару мораль, а то и поручит это старшей медсестре Вюрмсер. И та, неприятно красивая из-за неколебимой уверенности в своей красоте, скажет, неприязненно кривя губы:
– Мегре, при повторном подобном проступке на ваши окна будут установлена металлическая сетка, за ваш счет, разумеется.
Комиссар поискал в кармане трубку, не найдя, взялся за книгу. Вчитаться не получилось, он подошел к окну, стал смотреть на парк. Когда взгляд прилип к «Трем Дубам», к ворону, недвижно сидевшему на привычном своем месте, в номер робко постучались.
