Войдя, Линге постоялъ немного внизу у двери и окинулъ взглядомъ все собраніе, ища кого-то. Онъ скоро нашелъ то, что ему было нужно, и началъ пробираться черезъ залу. Онъ кланялся направо и налѣво: всѣ знали его и отступали, чтобы дать дорогу. На противоположной сторонѣ онъ остановился и низко поклонился молодой дамѣ съ свѣтлыми волосами и темными глазами.
Она подвинулась на скамейкѣ, и онъ сѣлъ около нея.
Эта дама была фру Дагни Ганзенъ, урожденная Киландъ. Она пріѣхала изъ одного приморскаго города и вотъ уже годъ живетъ въ Христіаніи; ея мужъ, морякъ-лейтенантъ, былъ въ плаваніи. У нея были густые свѣтлые волосы, которые она носила завязанными въ узелъ; на ней былъ роскошный туалетъ.
— Здравствуйте, — сказала она, — вы пришли очень поздно!
— Да, нужно вѣдь обо всемъ позаботиться, — отвѣчалъ онъ. Но теперь онъ не былъ больше въ состояніи умалчивать о своей тайнѣ, и онъ продолжалъ: — Но иногда получаешь за это награду. Вотъ какъ разъ въ данную минуту я собираюсь уничтожить одно должностное лицо, очень извѣстное въ странѣ, Ларса Офтедаль.
— Уничтожить, кого?
— Успокойтесь, не вашего отца, — сказалъ онъ, смѣясь.
Она тоже разсмѣялась и показала свои немного попорченные зубы за красными губами.
— Что же сдѣлалъ онъ?
— Хм… да, — отвѣтилъ онъ: — тяжелый грѣхъ, смертный грѣхъ, ха-ха-ха!
— Боже мой, сколько на свѣтѣ зла!
Она опустила глаза и замолчала. Этотъ скандалъ не представлялъ для нея ничего интереснаго. Весь день она была разстроена, а теперь еще больше. Если бы она не была среди такого большого собранія, гдѣ, не переставая, раздавался съ каѳедры голосъ оратора, она закрыла бы лицо руіами и горько заплакала. Въ продолженіе послѣдшхъ лѣтъ фру Дагни не могла слышать о скандлѣ, не вздрогнувъ: и у нея вѣдь была своя исторя, своя ошибка въ жизни. Это не былъ какой-нибудь тяжелый грѣхъ, она это сама сознавала, но все-таки, она была очень грѣшна, ахъ, какъ грѣшна!
Фру Дагни мучили какія-то мрачныя мысли съ тѣхъ поръ, какъ она познакомилась съ молодымъ иностранцемъ, настоящимъ искателемъ приключеній, по имени Іоганъ Нагель. Невзрачный на видъ, онъ въ прошломъ году появился на ея пути и смутилъ ее. Знакомство не кончилось низкимъ поклоимъ и нѣжнымъ «прости»: дикій человѣкъ бросился въ море, и, не говоря ни слова, положилъ всему конецъ. Такимъ образомъ, онъ оставилъ ее съ тяжелой отвѣтственностью на душѣ; результатомъ этого было то, что ей пришлось сейчасъ же оставить городъ и переѣхать въ Христіанію.
Кромѣ того, раньше у нея была еще исторія: одинъ несчастный теологъ такъ сильно влюбился въ нее, что… но это было комично и смѣшно, она вовсе и вспоминать объ этомъ не хочетъ.
Другое дѣло съ Нагелемъ, который чуть было не довелъ ее до паденія. Когда она видѣла его въ послѣдній разъ, судьба ея была на волоскѣ,- еще одно слово, еще полупросьба съ его стороны, и она, не обращая вниманія ни на что, бросилась бы ему на шею. Но онъ не высказалъ этой полупросьбы, онъ не посмѣлъ. Причиною была она сама: она такъ часто жестоко отказывала ему.
Конечно, это была ея вина! Никто не зналъ, что тяготѣетъ надъ нею; часто она хохотала, болтая и кокетничала больше всѣхъ, а потомъ вдругъ сразу становилась серьезной и тихой. Это была и привычка.
А вотъ теперь еще эта исторія. Она знала, въ чемъ было дѣло, предчувствовала это, и это не настраивало ее весело. Постоянно что-нибудь было не такъ, постоянно кто-нибудь сворачивалъ съ пути. Почему все, что касается людей, не идетъ такъ, чтобы люди были счастливы?
Линге увидѣлъ, что онъ ее разстроилъ, — настолько онъ ее зналъ; вотъ почему онъ ліхо сказалъ:
— Хотите, я пойду въ типографію и возьму обратно эту статью?
Она посмотрѣла на него удивленно. Ей никогда и въ голову не приходило жалѣть виновника. Вовсе не его участь мучила ее. Она сказала: — Думаете ли вы о томъ, что говорите?
— Разумѣется.
— Нѣтъ, но какъ вы можете задавать такой вопросъ? Развѣ онъ не виноватъ?
— Да, но чтобъ угодить вамъ, знаете…
— Ахъ, — сказала она и разсмѣялась, — что вы дурачите меня!
Тѣмъ не менѣе его предложеніе привело ее въ хорошее настроеніе. Онъ былъ въ состояніи сдѣлать то, о чемъ говорилъ, и она искренно поблагодарила его за это.
— Я не понимаю только, какимъ образомъ вы все это узнаете, какъ вы шпіоните за людьми? Вы безподобны, Линге!
Это «вы безподобны, Линге» проникло въ его сердце и сдѣлало его счастливымъ. Собственно говоря, очень рѣдко вѣдь бываетъ, что признаютъ человѣка такъ непосредственно — какія бы заслуги за нимъ ни были. И онъ отвѣтилъ съ благодарностью шуткой:
— Мы вездѣ разставили свои сѣти и не лѣнились. Вѣдь на то и пресса и правительственная власть.
И онъ самъ улыбался своимъ словамъ. Консерваторъ кончилъ рѣчь, и предсѣдатель крикнулъ:
— Слово принадлежитъ господину Бондезену.
И радикалъ Андрей Бондезенъ встаетъ тамъ, внизу, среди залы, и торопливо пробирается къ каѳедрѣ. Онъ сидѣлъ около сестры Илэна и дѣлалъ замѣтки; онъ намѣревался возражать предшествующему оратору. Онъ самъ былъ радикаломъ и современнымъ человѣкомъ, и хотѣлъ указать этому человѣку надлежащее мѣсто въ его ямѣ, въ темной реакціонной партіи, въ которей онъ выросъ; вѣдь онъ не принадлежалъ къ этой партіи.
Бондезенъ и раньше не разъ стоялъ на этой каѳедрѣ и нѣсколько разъ говорилъ отсюда.
— Да, милостивые государи и милостивыя государыни. Онъ осмѣливается расчитывать, на короткое время, на вниманіе слушателей, — дѣло идетъ о двухъ-трехъ вопросахъ, которые онъ намѣтилъ себѣ. Вотъ сейчасъ, передъ этимъ, здѣсь стоялъ человѣкъ, — онъ теперь тамъ усѣлся на свои лавры (смѣхъ) и хочетъ убѣдить людей, современныхъ людей, что лѣвая ведетъ страну къ погибели.
Не правда ли, можно дойти до отчаянія, слушая такія рѣчи о наиболѣе многочисленной политической партіи въ Норвегіи!
Можно принадлежать къ лѣвой, можно быть радикаломъ, но это еще не значитъ — быть анархистомъ, чудовищемъ.
Если страна пришла въ упадокъ, это случилось съ тѣхъ поръ, какъ правительство такъ скандально перешло къ правой, — а правительство сдѣлало все это. (Одобреніе.) Какова программа лѣвыхъ? Жюри, всеобщая демократизація, право голоса для взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, бережливость въ государственномъ хозяйствѣ, одни только гуманныя учрежденія, современныя идеи. И вотъ, вдругъ является кто-то и разсказываетъ, что страну ведутъ къ упадку! Дѣйствительно, программу можно считать радикальной, — она въ дѣйствительности такова, — но всякія другія огульныя обвиненія онъ отклоняетъ.
Тутъ опять поднимается консерваторъ и говоритъ:
— Вотъ именно я и имѣлъ въ виду, что радикализмъ лѣвой ведетъ страну къ упадку!
Предсѣдатель перебиваетъ:
— Слово принадлежитъ господину Бондезену.
Но тутъ вмѣшивается осторожный либералъ.
— Мы не согласны съ заявленіемъ гесподина Бондезена о радикальной лѣвой. Господинъ Бондезенъ радикалъ и говоритъ съ своей личной точки зрѣнія, а не отъ лица лѣвой.
Предсѣдатель кричитъ громко:
— Слово принадлежитъ господину Бондезену.
Бондезенъ не имѣетъ ничего противъ того, что онъ — единственный радикалъ въ залѣ. Бывало, что и прежде онъ оставался одинъ, а въ данную минуту онъ чувствовалъ себя достаточно сильнымъ. Продолжая свою прерванную рѣчь, онъ сталъ говорить еще громче, чтобы показать, какъ мало онъ боится своихъ противниковъ.
— Правая видитъ заблужденія и ошибки на каждомъ шагу, бѣду въ каждомъ успѣхѣ,- ужасно не понимать такъ свое время. Эти господа тоже вѣдь умѣютъ лежать лишь въ тихой водѣ, но и они когда-то слушались своего времени, и они когда-то были въ модѣ, пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ. (Смѣхъ.) Но теперь они потеряли всякое пониманіе своего времени, — демократическаго свободнаго времени. Нельзя за это бросать въ нихъ каменьями, нужно имѣть снисхожденіе къ этимъ немногимъ, оставшимся гдѣ-то позади, въ то время, какъ весь остальной міръ стремится впередъ. Косвенно, можетъ быть, и эти немногіе приносятъ свою пользу: своимъ противодѣйствіемъ они способствуютъ тому, что мы, остальные, удваиваемъ силу своихъ порывовъ впередъ. (Знаки одобренія.) Но они не должны совращать людей съ пути свободы; въ каждомъ пунктѣ они будутъ противорѣчить, въ каждомъ вопросѣ они будутъ сбивать съ позиціи.
— Всѣмъ, всѣмъ совершенно ясно, что правая — это кучка людей, приговоренная къ тому, чтобы быть побѣжденной лѣвой. Лѣвая же — это стражи прогресса, работники культуры.
Черезъ короткіе промежутки Бондезенъ слышалъ частыя одобренія, потому что, несмотря на свой сильный радикализмъ, онъ все-таки очень хорошо зналъ свое дѣло. Сестры Илэнъ были въ восторгѣ, онѣ сидѣли, блѣдныя отъ волненія, и не могли никакъ повѣрить, что ихъ другъ могъ такъ хорошо говорить; онѣ знали, что онъ никогда ничего не читалъ, никогда не работалъ.
Какая голова, какой талантъ!
