— Да, ты прав. Прав абсолютно, — с готовностью согласилась Тамара. А Игорь продолжал:
— Раньше, когда женщина полностью зависела от мужчины, это было естественно. Надо было прицепиться, прилепиться, чтобы выжить. А теперь?.. Она кандидат наук, обеспечена лучше любого мужика — потому что не пьет… А держится обеими руками за какое-нибудь ничтожество. Муж, не кто-нибудь! Семья!.. Ну не бред?
— Конечно бред. Я буквально то же самое говорю девчонкам… Просто интересно, как мы с тобой одинаково думаем!
Тимченко ужинал с женой и дочерью. Он чистил себе яблоко, а жена говорила:
— Напрасно ты не ешь с кожурой. В ней все витамины.
Тимченко не ответил. Его раздражало присутствие дочери. Он старался не глядеть на нее, а когда она встала из-за стола, даже отвернулся, чтобы не видеть ее слегка округлившегося живота.
С опаской поглядев на мужа, Анна Максимовна сказала:
— Наташенька, ты бы вышла погулять. Подыши воздухом.
— Я лучше почитаю.
— Ну хоть окно открой.
Когда за Наташей закрылась дверь, Андрей Васильевич напустился на жену:
— Воркуете, как две подружки: ля-ля, ля-ля! Наталья кругом виновата, и нечего с ней либеральничать!.. Пускай чувствует.
Вздохнув, Анна Максимовна пододвинула к мужу морковный сок.
— Ты с ней не разговариваешь, и я не должна?.. А к твоему сведению, у девочки температура. В ее положении всякая инфекция…
— В ее положении! — буркнул Тимченко. — Бачили очи, шо купували.
Экипаж Андрея Васильевича Тимченко готовился к полету.
Сначала все побывали у врача. Каждому проверили пульс. Все в порядке, врач поставил штамп в полетном задании.
…Потом разделились: бортинженер со своим чемоданчиком пошел на поле к самолету, а командир и второй — к диспетчерам «за погодой»…
…Тимченко поговорил с командиром отряда. Они были старые приятели.
— Андрей, — сказал командир. — Трошкин шел из Алжира, так у них там грозы, вторые сутки фронт стоит… Ты в курсе?
— Угу.
— Ну и как планируешь?
— Думаю, на одиннадцати тысячах пройду. Вес к этому времени у нас будет малый. Пройду.
…Бортинженер Игорь Скворцов был уже в кабинете «Ту-154». Он осмотрел доски с приборами — панель штурмана и свое рабочее место по правому борту. Пощелкал тумблерами, проверяя количество топлива, а потом отправился осматривать салоны. Он прошел между рядами пустых кресел в самый хвост, убедился, что пожарные баллоны на месте, заглянул в туалет и неторопливо отправился назад. Тамара раскладывала пледы для пассажиров.
— С питанием задержки не будет? — спросил он деловито.
Тамара обернулась.
— Ждем… Игорь, как я рада, что мы вместе летим, — сказала она, понизив голос. — А ты?
— Что я, глупее тебя? Тоже рад, очень рад. — Он поцеловал ее в уголок рта, чтобы не смазать помаду. — Только, Томкин, я хочу тебя предупредить: наши отношения остаются на земле и дожидаются, пока мы вернемся. В воздухе у тебя и у меня есть только работа и ответственность… Не обижайся, это закон.
Тамара неуверенно улыбнулась.
— Какой ты, оказывается, законник… А может, ты просто Василича боишься?
Игорь пожал плечами.
— Ты меня еще мало знаешь. Я не боюсь ничего, а в частности, никого.
…В штурманской — большой комнате, в центре которой стоит макет аэропорта, а на стенах висят карты и схемы заводов на посадку в разных портах мира, — готовились к полету члены нашего экипажа. Командир рассматривал карту погоды, штурман записывал в журнал курсы для предстоящего рейса, второй, нахмурившись, колдовал над центровочным графиком — схемой распределения грузов в самолете.
…И вот все трое — командир, второй и штурман — идут по бетонным плитам к своему самолету; каждый с чемоданом или портфелем.
Одна из бортпроводниц наблюдала за погрузкой багажа, стояли у трапа молчаливые внимательные пограничники. Предъявив паспорта, экипаж поднялся в кабину.
Только Тимченко остался на земле. К нему спустился Игорь. Командир вместе с бортинженером обошли напоследок самолет и, не обнаружив непорядка, тоже поднялись наверх.
…Подъехали автобусы с пассажирами, началась посадка.
…В салонах пассажиры обживались на новом месте. Привычно закидывали на полки плащи и шляпы, доставали книжки; матери устраивали поудобнее детей.
…Теперь предстояло зачитать последние четыре пункта «карты». Это, собственно, не карта, а пластиковая дощечка с десятью подвижными табло. Штурман начал переводить табло слева направо, открывая надписи. Каждую он зачитывал вслух:
— Генераторы!
— Включены, — ответил бортинженер.
— Давление!
— Давление семьсот пятьдесят выставлено, высота ноль, — ответили по очереди второй и командир.
— Рули!
— Проверены и свободны, — сказал командир.
Покончив с картой предполетной проверки, штурман сказал полагающееся:
— Карта выполнена, все графы зашторены.
Тимченко снова связался с землей.
— Разрешите занять исполнительный.
«Ту-154» вырулил на белые полосы исполнительного старта. Впереди лежала просторная бетонная дорога — ВПП.
— Шереметьево! Я восемьдесят пять четыреста пятьдесят один, — сказал командир. — Рули опробованы, к взлету готов.
— Взлет разрешаю, — послышался ответ диспетчера.
— Двигатели на взлетном! — ответил бортинженер, передвинув рукоятки.
— Экипаж, взлетаем. Рубеж двести шестьдесят.
Андрей Васильевич надавил кнопку часов и передвинул секторы газа вперед. Штурман вслух называл скорость:
— Сто пятьдесят…
Все ускоряя ход, огромная машина бежала по взлетной полосе.
— Сто восемьдесят… — говорил штурман. — Скорость принятия решения! Скорость подъема! Скорость отрыва!
Андрей Васильевич взял штурвал на себя, тряска сразу прекратилась, и колеса «Ту-154» оторвались от бетона. В стомиллионный раз произошло чудо, которому в наши дни удивляются только маленькие дети. Целый дом с двумя сотнями жильцов, с кухней, лифтом, кладовыми, уборными вдруг покинул землю и улетел в небо…
Напряжение и даже некоторая торжественность взлетного ритуала давно сменилась в кабине будничной атмосферой полета. Тимченко сказал в микрофон:
— Девушки, принесите-ка нам кофейку.
— Все на кофеек нажимаем, — заметил второй пилот. — А между прочим, скоро медкомиссия. Не боитесь за сердечко?
— Это вам, ветеранам, надо бояться, — благодушно отозвался Игорь Скворцов. — А я, например, сердце не чувствую. Есть даже такое мнение, что его у меня вообще нет.
— Бойся не бойся, а найдут что-нибудь — все равно спишут, — сказал штурман, тихий лысоватый человек. — Раньше, правда, я этих комиссий опасался, а теперь перестал… Так и так пора менять специальность.
