Старые запасы дров от Груниного дома ещё не выношены соседями, но надолго их, конечно, не хватит, да и в дом их надо наносить. Лёня, наконец оживший, хотя по-прежнему молчаливый, вовсю помогал, топая в обнимку с поленом. В самый разгар работы появилась Нина Елина, с того края деревни, переговорила о чём-то с Юлей и увела её, крикнув Стасу:
– Не бойсь, сейчас верну твою кралю!
Как и ожидал Стас, Юля вернулась с ворохом детских вещей, увязанных в узел. У Елиных было пятеро внуков, каждое лето они приезжали в деревню, а уехав оставляли шмотки, из которых выросли. Традиция донашивать за старшими давно умерла, но и выбрасывать хорошую одежду Нина не могла, и барахло копилось на чердаке и в сенях. Теперь сбережённое пригодилось. Разумеется, ни о какой плате речи не шло: ребёнку надо – и всё. Стас поневоле вспомнил, как Ванька называл Елиных куркулями, что за гривенник удавиться готовы. Секрет прост: тем, кому можно помочь, надо помогать, а для бездельника Ваньки, способного на халяву пропить и скурить что угодно, жаль и трухлявой щепки.
Споро день шёл. Серьёзных морозов ещё не было, Грунин дом хоть и выстыл, но промёрзнуть не успел и легко набирал тепло. Стас натаскал с родника воды, и Юля перемыла полы и посуду, которой в доме оставалось много. Банька, стоявшая в стороне от домов, поближе к кипеням, дымилась, словно там начинался пожар. Городскому человеку в деревне всё не в привычку. В чёрной бане не вымоешься, а перемажешься в саже, обожжёшься, а то и угоришь. Чтобы обошлось без угара, позаботился Стас, истопив баньку со всем прилежанием. Показал Юле, как бросать кипяток на каменку, чтобы не обвариться паром, в чём замачивать бельё для завтрашней стирки, и как из золы делать щёлок для замачивания. Потом и самим придётся щёлоком мыться, а пока выдал как нарочно сбережённый кусочек детского мыла и мыльницу, чтобы спрятать обмылок от мышей. Мыши до мыла большие охотницы.
Хорошо было рядом с Юлей. Вроде бы делом занят, чисто по-человечески помогаешь обустроиться на новом месте, но всё получается очень по-семейному.
У Нины Елиной одежда сохранялась в чистоте, так что Лёню можно было сразу переодевать в даренное, а для Юли Стас принёс тёплый байковый халат, надеть под шубку, пока собственное бельё будет в стирке.
– Это чьё? – спросила Юля.
– Жены, – ответил Стас и больше не стал ничего объяснять, а Юля не стала спрашивать. По нынешним временам не много разницы – умер человек или остался отрезанным в чужом анклаве.
Стас женился едва придя из армии. Произошло всё молниеносно: через месяц после знакомства они были уже женаты. Обычно такие скоропостижные браки бывают недолговечными, но у Стаса с Валентиной семья получилась прочной, может быть, оттого, что они не слишком досаждали друг другу, позволяя каждому жить по своей программе. Детей у них не случилось; сначала Валентина требовала с этим делом не спешить, говоря, что сперва следует устроиться в жизни и, вообще, нечего плодить нищету, а затем испуганно твердя, что после тридцати первый раз рожать опасно. Так и пролетели мимо детей: сначала рано, потом поздно. А ведь одно время Стас очень неплохо зарабатывал, так что ни о какой нищете речи не шло. Заливщик эпоксидных смол имел хорошую зарплату, большой отпуск. Сокращённый рабочий день и спецпитание. И на пенсию можно было пойти с пятидесяти лет. Вот только за красивые глаза все эти льготы не дают, а смола смоле рознь. Особенно сильно различаются отвердители и пластификаторы. Поработав десяток лет с пиридином и прочими ароматическими аминами, Стас заработал весь букет профзаболеваний и на пенсию вышел не в пятьдесят, а в сорок лет по инвалидности. Именно тогда он купил дом в деревне и уехал лечиться свежим воздухом и козьим молоком. Жил в деревне с начала апреля по конец ноября, а порой и зимы прихватывал. Инвалидской пенсии на сельскую жизнь хватало, а здоровье и вправду начало выправляться.
Валентина была не слишком довольна, что муж практически исчез из её жизни, но и не особо протестовала. Она даже появлялась иногда в деревне, на недельку, не больше. Отсутствие цивилизации удручало её, она не мыслила жизни без горячей воды, ванны, посудомоечной машины и прочих изобретений извращённого разума. Стас порой думал, как там она в городе, где нынче не только горячей, но и холодной воды нет. Впрочем, дальше размышлений дело не шло. Привык жить один, будучи женатым только на словах. А теперь встретил Юлю и понял, что супружество у него было, а любви – нет и не было, даже когда женихался, придя из армии. Иные скажут: «Седина в бороду – бес в ребро». Может они и правы, но слушать их нет никакой охоты.
К полудню выглянуло солнце и живо съело непрочный ноябрьский снег. Настроение стало радостным, словно не ноябрь, а апрель на дворе. Вот только день ноябрьский короток не по-весеннему, чтобы успеть взять от него всё.
Пока Юля мылась сама и намывала Лёньку, Стас привёл в порядок свой дом и разобрался с обедом, припомнив давние умения. Первый раз со времён обвала не просто сварганил что-то съедобное, а изготовил настоящий обед из трёх блюд. С утра в печке томились щи со снетком, те, что в Некрасовской поэме поминаются (анклаву на счастье досталось озеро, где эта рыбка водилась). Пюре Стас взбил до состояния июньского облака, для Лёни наварил компота из подмороженной дички и шиповника, не пожалев туда мёда, а для себя и Юли достал из подпола бутылку сидра, который только-только успел просветлеть и отстояться. Кальвадос Стас не гнал, а сидр у него был, о чём Ванька не знал.
Завтра такого благолепия уже не будет, завтра начнётся работа. Ходок должен ездить в город и обратно, осуществляя, как говорится, смычку города с деревней, или попросту, поддерживая тонкую нить жизни, без которой худо станет всем. Хотя, кажется, куда уж хуже.
Изготовив всё, не выдержал и пошёл к бане. Юлю с Лёнькой встретил на полпути. Оба разрумяненные, чистые. Лёня в пальтишке на вырост, в шароварах, в ботинках с калошками, какие только в воспоминаниях бабушек встречаются и в самых глухих деревнях, где дороги по осени превращаются в разливы грязи. Сейчас, когда не стало бездельно разъезжающих тракторов, поубавилось и грязи, а калоши остались.
На улице всего лишь прохладно, морозы начнутся хорошо если через месяц, но поверх пальтишка повязан шарф, из-под зимней шапки белеет краешек платка, какие непременно повязывают малышам после бани.
А Юля… Очень хотелось подойти и поцеловать её.
Бывают женские лица, удивительно правильные, хоть на картину Тинторетто. Но стоит представить, что целуешься с подобной красавицей – бр-р!.. – нет уж, пусть она сияет на холсте итальянского живописца, и никогда не попадается в жизни. Встречаются лица, они называются сексапильными, на которых навеки застыло выражение трогательной беззащитности. У неразборчивого мужчины подобные девушки вызывают острейшее желание немедленно затащить её в постель. Но целоваться с ними – пустая трата времени. В койку – и всё тут! Только если действительно любишь, поцелуй оказывается самодовлеющим, хочется благоговейно прикоснуться к губам любимой. А красота… Юленька была прекрасна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
