- Всю дорогу ноете... Эх, и послал же мне шайтан вас!
- Не ты ли сама, язычница, на грех нас навела? Кабы не твои глаза, не пошли бы мы с тобой. Шла бы ты одна, - сказал с досадою Герасим.
Охима посмотрела на него полусердито, полуусмешливо.
Полдень. На реке тихо-тихо. По брюхо в воде бродит теленок, подняв морду, проглатывает воду, обмахивается хвостом. Андрейка быстро разделся, сбежал вниз и бросился в реку. Герасим помялся-помялся, да и за ним. Охима отошла несколько в сторону, хотя и не было ничего зазорного в том, если бы и она разделась тут же. Купанье повсюду было общее. Охима тоже разделась и стала купаться.
Разбивая руками и ногами воду, она отплыла на середину реки, стала на дно. Сквозь прозрачную воду виднелись многоцветные каменья и ракушки.
Громко и бедово запела Охима по-мордовски.
Если смотреть на меня спереди,
Я как сильный хмель,
Если смотреть сзади,
Я крутая-прекрутая гора,
Место для игры солнца.
Если смотреть с правой стороны
Я хорошая кудрявая береза,
Место для игры белок.
Если смотреть с левой стороны
Я широкая, ветвистая липа,
Место для посадки пчел.
Оборвав песню, девушка весело рассмеялась тому, что она только одна понимает слова этой песни. Ее окликнули Герасим и Андрейка. Она с сердцем отвернулась. В ее мыслях молодой дородный Алтыш Вешкотин, лихой наездник. Одарили его подарками царские воеводы под Казанью и увели с собой невесть куда! Алтыш дал слово Охиме, Охима ему - любить друг друга вечно. Свадьба расстроилась, увели Алтыша. Вот о чем хотела говорить с царем Охима. Герасим и Андрейка не должны знать этого. Пускай думают, что думают. Она свою тайну ни за что не выдаст.
- Гляди, и не смотрит на нас, и не откликается, - вздохнул Андрейка.
- А на што тебе? Смотри, Андрей, остерегись!..
Герасим сердито покосился в его сторону. Тот сделал вид, что ловит стрекозу.
- Ну, ты, еретичка! Негодная! - приговаривал он, подпрыгивая в воде, а сам украдкой поглядывал на Охиму.
Она переплыла на ту сторону, отвязала челн, приткнувшийся к берегу в осоках, и повела его к тому месту, где разделась. Андрейка рванулся за стрекозой, полетевшей именно в сторону Охимы.
- Лови!.. Лови!.. - крикнул он исступленно.
Герасим со злом толкнул его в спину так, что Андрейка скрылся с головой в воде. Отдуваясь, он обернулся к Герасиму и проворчал обиженно:
- Э-эх, помешал ты!.. Улетела! Не поймал!
Охима стояла во весь рост на берегу и смеялась.
- А ты вот что... Думай, как с царем встретиться. Останутся ли после того головушки у нас на плечах? А куда не след - не косись!..
- Ладно. Знаю я, - махнул рукой Андрейка. - Господи! Господи! Согрешишь с вами!
Все трое быстро оделись.
Вскоре переправились в челне на ту сторону. Здесь встретили толпу ребят, - шли купаться.
- Какая река? - спросил Герасим. - И скоро ль Москва?
- Река - Яуза... Москва тут и есть... Вон, глядите! Аль слепые?
Сквозь деревья открылась чудесная картина раскинувшегося на холмах златоглавого Кремля с его дворцами, зубчатыми стенами, соборами, башнями, а вокруг большое пространство, застроенное бревенчатыми домами и церквами, утопавшими в зелени.
Очарованные видом громадного города, нижегородцы долго молча любовались им.
- А где бы нам тут батюшку-государя увидеть? И что тут впереди за этим забором? - спросила Охима.
Самый старший мальчуган бойко ответил:
- Слобода, а вона - Китай-город, а уже тот - Кремль... В нем и есть дом государя. А вы кто же будете?
- С Волги мы... Издалеча.
Диву дались путники. Таких бойких, разговорчивых ребят в Нижнем, да и в Заволжье, не увидишь.
- Ну, бог спасет! - низко поклонился ребятам Герасим.
Двинулись дальше.
Слобода ширилась; строений становилось все больше и больше, а вокруг них огороды и пустыри; такие же мужики и бабы, как и в Нижнем. При встрече отвешивают низкие поклоны, оборачиваются, смотрят вслед.
Впереди - высокий вал, бревенчатые стрельницы; в конце дороги решетка, она поднята; страж, обняв бердыш, стоит тут же, на траве, у подошвы вала, дремлет. Герасим, Андрейка и Охима проскочили в ворота, и утопая в высокой траве и кустарниках, пошли мимо больших, богатых хором дальше.
- Москва! - в волненьи перекрестился Герасим, оглядывая красивые каменные стены с бойницами. Перекрестился и Андрей. Охима с любопытством на них посмотрела.
На широкой дороге поскрипывали телеги, а около обоза тихо следовали верховые. Трудно разобрать: не то татары, не то еще какие-то. В косматых шапках, в цветных штанах, обвешанные оружием, они невольно внушали страх всем попадавшимся им навстречу. На поклоны не отвечали.
Слышен был благовест многих церквей, говор толпившихся у кабаков людей, звуки свирели. Нарядные хоромы мешались с мелкими бревенчатыми избенками; некоторые из них были курные, срубленные прямо на подзавалье, с волоковыми окнами под потолком для пропуска дыма, похожими более на щели, чем на окна. На крышах кое-где торчали деревянные дымницы. Из подворотен выбегали псы. Андрейка отгонял их дубиной, оберегая Охиму.
- Э-эх, кабы теперь поспать! - громко вздохнул он. - Гляди, с меня уж и лапти слезают. Пожалей меня, Охимушка!
Усталость давала себя знать, и лапти, в самом деле, пришли в негодность. Одежонка тоже поизносилась. Правда, Охима несколько раз в дороге стирала рубахи и онучи себе и парням, но от того ведь одежда не станет новее.
Большие и малые деревянные дома кое-где стояли укрывшись в палисадниках и в серебристых березовых рощицах. В тенистых местах блестели большие лужи, похожие на пруды. В них копошились утки с утятами. Медленно и сонно плавали гуси и лебеди. Мальчишки шумели, ловя лягушек. По сторонам - поля, всполья, пески, пышные, зеленые, усеянные яркими цветами луга.
Почти у каждого пятого дома под боком ютилась часовня. И всюду бесчисленное множество колодцев, "журавлями".
Прыгая через канавы и лужи, путники подошли вплотную к высокой кирпичной стене. Внизу, у подошвы ее, лежали козы, псы и бродяги.
Герасим спросил волосатого человека с подбитыми глазами, где пройти в Китай-город.
Волосатый плюнул, гадко изругался, покраснел от злости и ничего не ответил.
Из кучи тряпья донесся бабий голос:
- Ищи дыру в ограде под Миколой... Блажной! Нищий!
Псы затявкали, взбеленились.
Герасим нащупал нож. Бродяги лениво повернули головы в сторону Охимы. В их глазах было мутно, невесело. Однако язык шевельнулся, чтобы сказать непотребное.
Андрейка шепнул Герасиму:
- Кабы теперь шестопер... почесал бы я их.
- Умолкни! - сурово отозвался тот, покосившись с тревогой в сторону бродяг.
Ускорили шаг. Дошли до каменной башни со сводчатыми воротами и, пройдя их, очутились на тесно застроенном месте. И справа, и слева лари, часовни, церкви. Деревянная, из бревен, мостовая. Вдоль стены ходят стрельцы, в железных шапках, в красных кафтанах, с пищалями в руках. Молча следят за проезжими и прохожими.
- Устал, друга! - вздохнул Андрейка. - Никак не пройдешь ее. Вот так Москва! Велика и богата, не как у нас, в Нижнем...
Герасим опять: "Молчи, держи язык за зубами".
Андрейка надулся. Первый раз за всю дорогу обиделся на Герасима. Охима - на стороне Андрейки. Она стала замечать, что Герасим зря нападает на товарища, к делу и не к делу ворчит на него. Девичье чутье ей кое-что подсказало. Ей стало жаль Андрея.
Улицы постепенно становились чище и оживленнее. На каждом перекрестке столб с иконой, а около него нищие, дети, голуби. Сновали метельщики, прихорашивая деревянные мостовые, поднимали тучи пыли, вспугивали голубей и ворон. За канавами по бокам дороги вытянулись длинные ряды лавок, харчевен. Пахло паленым мясом, салом и рыбою.
Конные стражники разгоняли плетьми толпы кабацких ярыжек, пьяниц, любителей поиграть в зернь*.
_______________
* Игра в кости или в зерна.
Чем ближе становился Кремль (уже ясно были видны широкие золоченые купола соборов и башен), тем больше стало попадаться воинских людей, особенно стрельцов. Монахи бродили по улицам робко, с опаской оглядывались и поминутно крестились.
Царь строго-настрого повелел приставам и стрельцам следить за монахами, чтобы "не чинили порухи уставу Стоглавого собора* и не предавались бы пиянственному питию и вину бы горячему". Даже сквернословить было запрещено. А ходить нагими, мыться вместе с бабами и вовсе каралось плетьми.
_______________
* В 1551 году 23 февраля съезд духовенства в Москве ("Собор слуг
божиих").
В Китай-городе курных изб почти не встречалось. Окруженные огородами с плодовыми деревьями и ягодными кустами, высились нарядные бревенчатые хоромы. Широкие сени и выкрашенные узорчатыми рисунками лестницы. В маленькие окна виднелись зеленые изразцовые печи, иконы, кое-где развешенные по стенам сабли, доспехи...
Путники с любопытством старались заглянуть внутрь домов. Увы! Высоко, не дотянешься. Старушка-нищенка, просившая милостыню под окнами, пояснила: в Китай-городе живут бояре, князья да богатые купцы.